Один из читателей как-то попенял мне, мол, такое чувство, что в вашем городе из всех психических болезней есть только шизофрения. Ну что я могу сказать? Ведь мы же не в магазине работаем, где из богатого ассортимента можем выбрать любой понравившийся товар. Поэтому берем только то, что есть, и нас не спрашивают, нравится-не нравится.

В приемнике психиатрической больницы пришлось дожидаться своей очереди: перед нами была бригада из отдаленного райцентра. Но вот из-за двери послышались возмущенные голоса, и мужчина то ли врач, то ли фельдшер вместе с пациентом вышли.

Дежурный врач Оксана Владимировна была раскрасневшейся и сердитой.

— Вы представляете, фельдшер из района привез отравление грибами! Ну это как вообще?

— Хм, как интересно! А что хоть за грибы-то?

— Грибы мухоморы. Он их нажрался, чтоб с миром духов пообщаться. Где-то прочитал, что древние жрецы так делали.

— Ну и как, общение удалось?

— Не знаю, не спрашивала, но он дезориентированный, весь какой-то суетливый. Фельдшер сказал, что галлюцинировал, но пока везли, видимо прошло. Ну а для полного счастья — понос, рвота и брадикардия. Но ведь дело-то в том, что психоз возник не сам по себе, а вследствие интоксикации. При чем тут психиатрия вообще? Его надо было не сюда за сотню километров везти, а в свою ЦРБ, в терапию, интоксикацию убирать!

— Да, все это понятно, вот только с фельдшерами в районах никто не занимается, так и варятся они в собственном соку.

— Ну нет, Юрий Иваныч, не скажите! Это базовые вопросы тактики, их должен знать каждый скоропомощник. И неважно, где он работает: в далеком райцентре или в Москве!

А теперь поедем на пьяное тело, которое изволило лежать в кустах возле почты. Нет, в карте вызова так не было написано. Там, как и положено, все по культурному: «Мужчина 40 лет, без сознания». С чего же я решил, что там именно пьянь? Да всего лишь из собственного опыта. Ну а кроме того, не сработало во мне чувство опы.

Ну что ж, сбылось мое предсказание. Пьянецки пьяное тело хоть и не спало, но попыток уползти не предпринимало. Хотя зачем собственно, если лежание в грязной и мокрой опавшей листве намного комфортнее, чем в сухой и теплой постели? А что может быть приятнее холодных капелек воды, падающих на лицо с мокрых кустов? В общем тот господин был настоящим ценителем комфорта.

— А ну нюхай, нюхай, зараза такая! Руки убрал! На, еще нюхай! — командовал фельдшер Виталий, заставляя дышать нашатыркой.

— Э, парни, а вы ваще кто? — сев на задницу, спросил господин. При этом, его пропитый мозг не желал принимать во внимание ни нашу скоропомощную форму, ни соответствующий автомобиль, стоявший буквально перед носом.

— Мы — офицеры Главного разведывательного управления. Ты подозреваешься в шпионаже! — сказал фельдшер Герман.

— Да ладно, мужики, вы чего гоните-то? Вы же скорая! Но я вас вроде не вызывал…

— Вызвали прохожие, думали, что плохо тебе, раз валяешься.

— А их че, <волнует>, что ли? Я что, у них дома лежу, что ли? <Замотали>, блин!

— Ну тогда, чтоб тебя никто не <заматывал>, придется поехать в вытрезвитель.

— Не, не, какой вытрезвитель! Все, ухожу я!

И ушел он, понурившись, гонимый холодным мокрым ветром. Нет, пускать жалостливую слезу мы не стали. Вместо слезопролития поехали на следующий вызов: отек мошонки у мужчины семидесяти семи лет.

Больной, с желтовато-бледным отечным лицом, вышел к нам раскорячившись, с отвисшими штанами.

— Ой, еле иду… Вот ведь напасть-то какая страшная! Уж не знаю и с чего, вроде нигде не студился. Да еще и одышка привязалась, от каждого усилия задыхаюсь. Меня, наверно, к урологу надо? Тут уж понятно, без операции никак не обойтись. Ой, на старости лет под нож ложиться…

Как только снял он штаны, так и накрыл нас приступ острого обалдения. Мошонка, распухшая до безобразия, размером была немного меньше футбольного мяча. Нет, для соответствующих специалистов этот случай, конечно же, не являлся бы чем-то удивительным. А вот наша психиатрическая бригада в полном составе на обалдение имела законное право.

Так, все, дурацкие эмоции, мать их так, разогнал как комариную стаю. И вот тут трезвым рассудком осознал я, что у больного-то анасарка — массивные глобальные отеки по всему телу! И урологическая патология здесь совершенно ни при чем. Но анасарка — это не самостоятельная болезнь, а лишь симптомокомплекс, указывающий на иную тяжелую патологию. На какую именно? В данном случае, причиной послужила декомпенсированная хроническая сердечная недостаточность. Подтверждением тому была безобразная кардиограмма с кардиомиопатией. Проще говоря, вдрызг изношенное сердце попросту не справлялось с работой. Ну а кроме того, были ясно видны рубцовые изменения миокарда. Больной сам подтвердил, что перенес в свое время аж три инфаркта. Но кардиодиспансер посещал нерегулярно, лекарства принимал кое-как, небрежно. Вот и наступил закономерный итог.

— Ну что, Михаил Викторович, собирайтесь, поедем в больницу.

— Дык чего у меня, гангрена что ли? Наверно все вырежут, да?

— Нет у вас никакой гангрены, и никто ничего вырезать не будет. А повезем мы вас в терапию.

— Ой, так значит не под нож меня?

— Нет, Михаил Викторович, не под нож.

— Ой, как хорошо, спасибо вам! А от чего все так получилось-то?

— Из-за сердца изношенного. Вот подлатают вам его, тогда и отеки пройдут.

Разумеется, не стал я правдивый прогноз озвучивать, который, к сожалению, абсолютно безрадостен. Ведь пока нет и не предвидится способов восстановления напрочь убитого сердца. Да, в подобной ситуации помогла бы пересадка, но это лишь фантазии, мягко сказать, не совсем серьезные.

Раньше времени нас на Центр запустили. А если точней, то почти за два часа до конца моей смены. Но, наученный горьким опытом, я не позволил себе расслабиться и чемоданное настроение отогнал прочь. И, как оказалось, напрасно. Не вызвали нас больше.

На следующий день все было, как всегда. В смысле дача и лес. Хотя не совсем, как всегда. Ночью снежок прошел. Нет, не сугробы, конечно, но так, кое-где белелось. Да еще и дневная температура обещала повыситься до не более плюс трех. Все разумные дачники, включая Федора, сезон давно закрыли до будущей весны. Но поскольку к разумным людям я не имею никакого отношения, то взял ведерко и в лес отправился. А по дороге угораздило меня знакомую встретить из деревни:

— Вы куда это направились-то? Уж не в лес ли? — изумленно спросила она.

— Да, вот решил последний разок сходить, с Лешим попрощаться до следующего сезона.

— Дык чего там делать-то? Вон, снег лежит! Если и есть чего, так все уже перемороженное!

— Ничего, все равно схожу, чтоб не думалось!

— Ну-ну, — сказала она, посмотрев на меня как на умственно убогого.

И вознаградил меня Леший за мое безумство. Набрал я опят, пусть и большеньких, зато крепких и не раскисших польских грибов. Даже три белых попались хоть и не червивых, но чрезмерно пропитанных влагой. Конечно, в изобильный сезон, мимо таких грибов прошел бы не останавливаясь, а тут взял за милую душу! А как же иначе, если это последние лесные трофеи в этом году?

А когда я домой вернулся, супруга в общем-то спокойно отреагировала. Попросила только никому не рассказывать об этом моем походе в лес. Иначе, мол, подумают люди, что психиатр совсем с катушек съехал! Но я же никому ничего и не рассказал, верно?

Все фамилии, имена, отчества изменены.