Да, судя по тому, что говорил больной, он был полностью дезориентирован:

— Э, командир, мне дачка заехала [Дачка заехала (жарг.) — принесли передачу.], давай, тащи уже! Какие запреты, че ты гонишь?

— Так, уважаемый, а ну отвлекись немного! Как тебя зовут?

— Кого я сдал? Каких пацанов я сдал, обоснуй!

— Где ты сейчас находишься?

— Мансур, ты попутал что ли? Когда я из хаты сломился [Сломиться из хаты (жарг.) — попросить перевода в другую камеру. Считается поступком, недостойным порядочного арестанта.]? Я никогда ломщиком не был, я — мужик по жизни! Кто меня…

Нет, обращаться к Николаю было совершенно бесполезно. Ведь находился он в другом, далеком, белогорячечном мире. У него развился так называемый «профессиональный делирий». Но поскольку Николай не имел постоянной работы, то «профессионализм» был заменен на более привычные ему места лишения свободы. Но как бы то ни было, а такой вид делирия является плохим прогностическим признаком. В самое ближайшее время он сменится мусситирующим или, по-другому, бормочущим делирием. В таком состоянии на смену внятной, связной речи, приходит непонятное, неразборчивое бормотание. Сознание при этом, конечно же, отсутствует. А дальше в большинстве случаев наступает финал не только болезни, но и жизни. Ведь алкогольный делирий — это не банальные «глюки», а сильнейший удар по всем органам и системам. Ну а Николая свезли мы в наркологическую реанимацию.

Не успел освободиться, как тут же дали следующий вызов: живот болит у мужчины двадцати девяти лет.

Открывшая нам пожилая женщина, недовольно сказала:

— Проходите. Делать вам нечего, как ко всяким алкоголикам ездить!

Да, интересная реакция со стороны родственников!

Чистенькая, но давно не видевшая ремонта квартира в «хрущевке». Молодой мужчина в наушниках и ноутбуком на животе, лежал на диване и на первый взгляд, не был похож на больного. Да и на второй тоже.

— Ой, здрасьте! — обрадованно поприветствовал он нас. — А у меня что-то живот разболелся, вот, решил вызвать, а то мало ли?

— А с чего он у вас разболелся?

— Да фиг знает, я вчера селедки наелся. Может от нее?

— Да ладно, хватит тут языком-то молоть! — не выдержала женщина. — Пить не надо, тогда и болеть ничего не будет! А то селедки он наелся, трепло несчастное!

— Баб, да что ты все выдумываешь? Где я пью-то? — возмутился больной. — Я вчера бокал хорошего вина выпил и что я, алкаш после этого?

— Так хорошее-то вино вы с селедкой пили, что ли? — не удержался я от вопроса.

— Ой, ну нет, конечно! Зачем вы к словам-то придираетесь?

— Тошнота-рвота есть?

— Рвоты нет, а тошнота есть.

— Ну что, в больницу едем?

— Да, конечно, едем! — с радостью согласился он.

— Господи, неужели его вообще нельзя вылечить, а? — расстроенно сказала бабушка. — Ведь я же ему в августе денег дала, чтоб он в наркологичке полежал, «прокапался», а потом закодировался. Так он там прямо в первый же день напился, ну и выгнали сразу.

— Пока сам не созреет, никто его не вылечит. К сожалению, — подвел я неутешительный итог.

Как и ожидалось, живот при пальпации был совершенно спокойным. Однако болезный старательно воспроизводил клинику острого панкреатита. Симуляция была ярко выраженной. И тем не менее, свезли мы его в хирургию, по принципу «как бы чего не вышло». Но это не означает, что в стационары принимают всех симулянтов. В приемном сделают ему общий анализ крови, посмотрят диастазу мочи, и если все будет в порядке, то сразу укажут на дверь.

Какова же была цель симуляции? Думаю, что «прокапаться» и из запоя выйти. Ведь на наркологию денег больше нет, а тут бесплатно. Скорее всего, он не понимал, что при панкреатитах и при алкогольной интоксикации, вводятся разные препараты. Да, есть такая категория больных, которые уверены, что капельница — это некое универсальное лекарство, назначаемое при любой болезни.

А теперь поедем на психоз у мужчины пятидесяти шести лет. В примечании сказано, что он во дворе дома психозничать изволил. Вызвала полиция. Видать, решили с нами радостью поделиться.

Во дворе «хрущевки» царил настоящий праздник, со всей необходимой атрибутикой. Здесь были и зрители, и действующие лица в виде двух полицейских и мужичка, прижимавшегося к стене дома.

— Здравствуйте, что случилось? В чем суть мероприятия?

— Суть в том, что вот этот бармалей держит дом и спасает его обрушения, — ответил один из полицейских.

Героический спасатель грязновато-потрепанного вида, вел себя самоотверженно. Было сразу видно, что он не создает видимость, а изо всех сил удерживает дом.

— Так, уважаемый, сейчас приехала строительная бригада и поставила крепкие подпорки. Теперь можешь отпускать.

Болезный, недоверчиво посмотрев на меня, отошел на пару шагов и тут же мгновенно подскочил обратно.

— Не-не, вы чего, он же падает! Не, вызывайте эмчеэсников! Вызывайте быстро, у меня уже сил нет!

— Тебя как звать-то?

— Валера.

— Когда выпивал последний раз?

— Вчера утром.

Ну что ж, дальнейшие уговоры-переговоры не имели смысла. Мои парни оттащили его от стены, надели вязки и увели в машину. А вот господа полицейские, видимо решили в зрителей превратиться. Хотя вполне могли доставить его в отдел и потом туда нас вызвать.

Когда приехали в наркологию, случилась неприятность. Валера со смехом заявил, что это он просто пошутил. Получалось, что совершенно зря мы его катали и время теряли? И решил я тогда за последнюю соломинку ухватиться. Дайка, думаю, пробу Рейхардта проведу! Взял чистый лист бумаги из своей папочки, показал его Валере и спросил:

— Посмотри внимательно. Что ты здесь видишь?

Тот аж в лице переменился:

— Нет, а зачем вы мне черта показываете? — возмущенно ответил он. — Это че за дела, я не понял? Вы че, меня чертом, что ли, хотите объявить? Я никогда чертом [Черт (жарг.) имеет два значения: // 1) Крайне непорядочный человек, не имеющий ни чести, ни совести. // 2) Вконец опустившийся человек, грязный, вонючий, отталкивающий. До 80-х годов прошлого века, таких называли «чушками», с ударением на «а».] не был и не буду!

Валера разошелся не на шутку. Хорошо, что был он слабосильным и худощавым, мои фельдшеры с ним быстро справились и положили его на вязки. А окажись он амбалом здоровенным, то последствия были бы весьма серьезными. В общем, впервые за свою практику столкнулся я со столь бурной реакцией на, казалось бы, безобидную пробу Рейхардта.

Эх ты, а времени-то уж третий час! Так, ну на фиг, надо на обед проситься, иначе так и будут гонять до конца смены. Все, разрешили.

В этот раз на Центре не было ни одной бригады. Да, значит вызовов полно, все без заездов пашут. Вот только непонятно, откуда такой наплыв? Вроде бы и не выходной, и не праздник, а вот поди ж ты. Нет, День знаний не в счет, ведь ни одного связанного с ним вызова не было.

Только пообедали и собрались было употребить по дозе никотина, как вызов прилетел. Дали перевозку из психоневрологического диспансера в психоневрологический стационар. Хм, давненько нас так рано не сдергивали. А мы и расслабились, привыкли к аристократическому послеобеденному сну. Но темпераментная госпожа Скорая лени и расслабленности не любит, с ней не забалуешь!

Наша добрая знакомая Луиза Александровна, как всегда, радостно нас поприветствовала:

— Здравствуйте, мои любимые! Ой, а где Толя?

— Толя уж третий месяц на больничном. Он же в ДТП попал на своем чертовом мотоцикле. Открытый перелом голени. Ему аппарат Илизарова поставили, так что теперь еще очень нескоро выйдет.

— Да, печально, конечно. Ну что, больной тридцати лет, параноидная шизофрения с непрерывно-прогредиентным течением. Болен с двадцати одного года. За последний год большую часть времени проводит в стационаре. Дома месяцок побудет и опять в больницу. На днях ухудшился, не спал, стал агрессивным, сексуально приставал к своей сестре. Здесь, в коридоре, пока приема ждал, чуть драку не устроил.

— Ладно, сейчас увезем. Всего вам хорошего, Луиза Александровна!

Больной, рыхловато-полноватый, с угреватым лицом, сидел рядом с мамой.

— Здравствуйте, что случилось? Что беспокоит?

— Да вот, опять у него все плохо, — ответила мама.

— Ну а вы, Егор, что скажете?

— Не знаю, у меня каша в голове.

— Мне сказали, что вас «голоса» беспокоят? Правильно?

— Да, правильно.

— Вы их ушами слышите?

— Нет, вот здесь, — показал он на правый висок.

— Они вам что-то приказывают?

— Вон, свет горит.

— И что это значит?

— Освещение хорошее.

— Егор, а из-за чего вы здесь с кем-то поссорились? Мне сказали, что чуть было до драки не дошло?

— Там двое каких-то мужиков обо мне плохо говорили.

— А что они говорили?

— Не, я не буду мат повторять.

— И не надо. Вы бываете дома нечасто и недолго. Все остальное время проводите в больнице. Вы считаете себя больным человеком?

— Да, считаю.

— А вы больны психически, или у вас какая-то другая болезнь?

— Психически.

— А чем психически? В чем это выражается?

— Не знаю, не помню.

— То есть без больницы вы жить не можете?

— Почему, могу. Я психом становлюсь.

— Психом становитесь дома или в больнице?

— В больнице. Дома у меня все нормально.

— И все-таки, как вы считаете, в больницу вас нужно класть?

— Конечно нужно!

— А еще мне сказали, что вы бываете агрессивным. Это так?

— Ну да, я с матерью и отчимом ругаюсь.