Долли Нейл

Это и есть любовь

1

Лаура проснулась от резкого телефонного звонка. Не открывая глаз, она потянулась к тумбочке, пытаясь нащупать аппарат. На пол полетели ночник, пара книг, фарфоровый ежик и чашка с остатками шоколада. Наконец ее пальцы коснулись трубки.

— Да… — сонно пробормотала она.

— Лаура?

Она моментально открыла глаза и, отбросив одеяло в сторону, села на кровати. Сон как рукой сняло.

— Макс, ты?

Этот стальной голос с бархатистыми модуляциями, несомненно, принадлежал Максу Прайту, можно было даже не спрашивать. Холодок страха пробежал по спине Лауры. Она прижала руку к груди, словно хотела остановить бешеный галоп своего сердца. Макс. В памяти сразу всплыло прошлое.

— Мне надо срочно поговорить с тобой. Я сейчас приеду.

В ее крохотной каморке стояла кромешная тьма. Лаура убрала с глаз непослушную прядь густых рыжих волос в надежде увидеть хоть что-нибудь. Посмотрела на светящийся циферблат будильника, и ее небесно-голубые глаза округлились от изумления.

— В четыре часа утра? Ты что, спятил?

Она швырнула трубку и, кипя праведным гневом, с головой укрылась одеялом. Через час ей уже надо вставать на работу! О сне можно было забыть. Лаура лежала с открытыми глазами и с тихой ненавистью думала о Максе. Немного успокоившись, она поразмыслила и пришла к выводу, что есть только одна причина, по которой он мог настаивать на встрече. Это скорее всего имело отношение к тайне, которую Лаура и ее старшая сестра Фей хранили уже пять лет.

От мысли, что Максу все известно, Лауре стало плохо. Она снова села. Что он собирается предпринять? Расскажет Дэну, своему брату и мужу Фей? А что дальше?

Тело Лауры стало липким от холодного пота. Потянувшись за одеялом, она потеряла равновесие и… оказалась на полу. Пронзительно закричал потревоженный шумом попугай.

— Замолчи, Фред! О, черт! — в отчаянии воскликнула Лаура, услышав новую телефонную трель. — Да, я слушаю тебя!

Фред продолжал немилосердно вопить.

— Что, черт возьми, у тебя там происходит? — рявкнул Макс.

— Не волнуйся, дорогой, — нежно заворковала Лаура, пытаясь успокоить своего пернатого любимца. — Ку-ку, ку-ку.

— Что?! — опешил Макс.

— Я разговариваю со своим попугаем! — огрызнулась Лаура. Она была на грани истерики.

Пронзительные вопли птицы болью отдавались у нее в голове. Лаура нащупала валяющийся на полу ночник и нажала на выключатель.

— С попугаем, значит.

Уязвленная ехидным намеком Макса, она стиснула зубы. Пусть насмехается, сколько влезет!

— Лаура…

— Подожди! — крикнула она в трубку. — Я должна успокоить Фреда, он сильно разволновался.

— Да черт с ней, с этой тварью!.. Пусть…

Не дослушав его брани, Лаура встала и, пошатываясь, подошла к клетке, судорожно размышляя, почему Макс после стольких лет снова появился на ее горизонте? Она открыла дверцу клетки и стала почесывать голову птицы, шепча ласковые, нежные слова. Хорошо бы, тоскливо подумала Лаура, и меня кто-нибудь так же утешил.

Довольный хозяйской лаской, Фред, деловито переступая лапками по жердочке, отправился снимать стресс к кормушке. Лаура с умилением смотрела, как попугай с аппетитом поглощает просо. Она вообще могла часами наблюдать за Фредом, которого случайно увидела в приюте для животных — страшного, облезлого, запаршивевшего — и, страдая от одиночества, взяла его домой. Всего через месяц птицу было не узнать.

Лаура бросила сердитый взгляд на телефон, не желая продолжать разговор с Максом. Она уже пережила роман с ним и теперь всю жизнь будет расплачиваться за свою доверчивость.

Пять лет назад Лаура забеременела от Макса. Ей тогда было восемнадцать, ему — двадцать четыре. Вскоре Макс вернулся к своей невесте, а через несколько недель закрутил роман с Фей. Что было потом, нетрудно догадаться — третья, четвертая связь и так далее. Он менял женщин с поразительной беспечностью.

Лаура разозлилась, почувствовав выступившие на глазах слезы. Ей казалось, что эта боль осталась в прошлом, но сейчас Макс воскресил нежелательные воспоминания. Она знала, когда и почему забеременела, знала, зачем решилась на этот безумный и губительный для себя шаг. Они встречались довольно долго, однако запретную черту не переступали. Но однажды Макс, собираясь уехать за границу недели на две, зашел попрощаться. Лаура так сильно его любила, что, когда он стал ласкать ее, позволила Максу все. Ей хватило одного раза, чтобы зачать ребенка.

Она нехотя взяла телефонную трубку. Хочешь не хочешь, а с Максом придется встретиться. Надо выяснить, в чем дело.

— Слушаю тебя, Макс.

— Я сейчас приеду.

— Нет, мне уже пора собираться на работу и уходить.

— Ладно. Тогда я буду у тебя в час дня. Оставайся на месте, пожалуйста. Это очень важно и касается Фей.

— Где ты будешь? — насторожилась Лаура, злясь на его отрывистый, командирский тон.

— В кондитерской, где ты работаешь.

— Откуда ты знаешь об этом? — выкрикнула она, сжавшись от страха.

— Я разговаривал с Дэном.

До Лауры, словно сквозь вату, доходили слова Макса, пытавшегося завладеть ее вниманием. Горло будто сдавило железным обручем, несчастная не могла произнести ни звука. Лауре даже показалось, что ее парализовано. Брак Фей и будущее ее двоих детей теперь находились под угрозой. Макс мог разрушить жизнь ее старшей сестры так же, как разрушил ее, Лауры, жизнь. Боже, что делать?!

Лаура была на пятом месяце беременности, когда узнала о связи Макса и Фей. Это известие так потрясло ее, что она не могла даже глотать. Через какое-то время ребенок перестал шевелиться. Лаура совсем потеряла голову, понимая, что это означает, но отказывалась верить, что ребенок Макса, единственное, что их связывало теперь, умер. И она стала ждать. День проходил за днем, а ребенок по-прежнему не подавал признаков жизни.

Лаура стала похожа на скелет, в животе начались сильные режущие боли, температура поползла вверх. Ее, измученную, в полуобморочном состоянии, нашла лежащей на полу в ванной комнате родная тетка.

Лаура хорошо помнила, как рыдала, узнав, что Макс убил собственное дитя, даже не подозревая о его существовании. Врачи вернули ее с того света, и Лаура долго пролежала в больнице, ослабевшая и глухая к окружающему миру. При ней постоянно дежурила сиделка. Потом появился симпатичный доктор и сказал, что из-за сильного внутреннего заражения ей вынуждены были удалить матку. Но это не так страшно, как, например, ампутация конечностей, жизнерадостно добавил врач, будто перспектива никогда не иметь детей могла утешить несчастную женщину.

Лаура сжалась в комок. Многочисленные амурные похождения Макса отняли у нее то, о чем она мечтала с тех пор, как помнила себя: счастливый брак, много детей. Эти мысли разрывали ей сердце.

— Лаура! — позвал Макс.

Но она так сильно плакала, что не могла ответить. Не желая больше слушать его голос, Лаура положила трубку на рычаг и, забравшись в постель, зарылась лицом в подушку.

В кондитерской, расположенной на первом этаже прямо под каморкой Лауры, в то утро собралось много детей. Среди них были двое близнецов в одинаковых красных комбинезонах и забавных шапочках с помпонами, розовощекий мальчуган с каштановыми девчоночьими кудряшками и очаровательный малыш, который застенчиво улыбался прохожим из своей прогулочной коляски и завоевывал их сердца одним взмахом своих пушистых ресниц. Лаура сосредоточенно изучала книгу заказов, даже не пытаясь перекинуться с детишками какими-то добрыми, ничего не значащими словами. На это у нее были причины.

— Подожди, вот у тебя появятся свои дети!.. — радостно сказала ей как-то мать малыша. — Тени под глазами от постоянной усталости, бессонные ночи, подгузники…

Ответив на невольную бестактность женщины жалким подобием улыбки, Лаура с головой ушла в обдумывание украшения заказанного для крестин торта. С тех пор она больше ни разу не взглянула на карапуза, каждый раз пресекая естественное желание потрепать его за пухлые щечки.

— Это уже второй малыш, которого ты полностью игнорируешь, — упрекнул ее Люк, хозяин заведения.

С каменным лицом Лаура наклонилась и положила под стойку книгу заказов, надеясь, что сегодня больше не увидит счастливые детские мордашки. Потом с преувеличенным вниманием проверила ленточки на коробках с праздничными тортами. Изображая кипучую деятельность, Лаура поймала себя на том, что думает о маленьких клиентах кондитерской. Губы ее дрогнули в горестной улыбке.

Чтоб тебе гореть в аду, Макс! — пожелала она, и ее лицо стало жестким. Ничего уже изменить нельзя, так что пора свыкнуться с неизбежным.

— Послушай, Лаура, я наблюдаю за тобой уже две недели, что ты работаешь здесь, и я бы не сказал, что ты умираешь от любви к детям. — Люк с любопытством посмотрел на нее, и Лаура быстро повернулась к нему спиной. — Что с тобой происходит?

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — деланно удивилась Лаура. Ей стоило большого труда удержаться от слез.

— Ты же полностью проигнорировала малыша! Чем он, интересно, провинился перед тобой?

Люк, в чьей кондитерской преобладал детский ассортимент, явно не собирался оставлять эту тему в покое. Лаура с повышенной озабоченностью принялась разглядывать витрину.

— Ты разве не понимаешь, — настырно допытывался Люк, — что заигрывание с детьми входит в твои обязанности так же, как и приготовление тортов?

— Понимаю. Не добавить ли на полки сахарных мышек? — спросила Лаура тоненьким голоском, напоминающим писк испуганной мыши.

— Нет! — взревел Люк и, схватив ее за плечи, развернул лицом к себе.

Лаура отвела глаза. Во рту у нее пересохло, руки тряслись, губы дрожали. До встречи с Максом оставалось два часа восемь минут. Часы отбивали свой ритм в ее голове с самого раннего утра, и с каждой секундой росло ее внутреннее напряжение. У нее было ощущение, что она сидит в бункере и ждет запуска ракеты.

— Дорогая… — услышала Лаура озабоченный голос Люка.

— Пожалуйста, не надо! — всхлипнула она.

Лаура могла вынести что угодно, только не жалость. Она попыталась освободиться от рук Люка, но он был похож на огромного добродушного медведя, с которым ей не совладать.

— Пожалуйста, — жалобно повторила она, боясь потерять над собой контроль.

Люк отпустил ее, но Лаура, словно окаменев, продолжала стоять на месте. Он подошел к двери, запер ее и повернул табличку надписью «закрыто» к улице. Вернувшись к Лауре, Люк взял ее под локоть и заботливо сказал:

— Думаю, тебе не помешает чашка кофе и небольшой разговор.

Лауре нравился этот человек. Они вместе работали в пекарне, по очереди развозили заказчикам выпечку и сменяли друг друга в торговом зале кондитерской. Они были маленькой, но очень дружной командой. Лаура хотела бы поделиться с Люком своим горем, но боялась, что не выдержит и разревется. Однако надо как-то объяснить свое странное поведение.

Люк усадил Лауру в кресло в своем кабинете, поставил перед ней чашку кофе и приступил к задушевному разговору.

— Я вижу, с тобой творится что-то неладное. Ты умеешь найти общий язык с самыми капризными нашими покупателями, но как только дело доходит до детей… Ты сразу меняешься, замыкаешься в себе. Я хочу знать, почему это происходит?

Потому что я люблю детей, мысленно ответила Лаура, в этом моя проблема. Губы ее дрогнули, и она прерывисто всхлипнула. Люк тут же опустился на подлокотник кресла, обнял ее и, похлопывая по спине, стал утешать, словно маленькую девочку.

Все-таки сорвалась, досадливо подумала Лаура, размазывая по щекам слезы. Хотела предстать перед Максом независимой, сильной и счастливой, а теперь у меня будут красные глаза и распухший нос.

— Тише, тише, — продолжал успокаивать ее Люк, гладя по густым волосам.

Лаура, сделав несколько глотков горячего кофе, собралась с силами и коротко поведала свою историю.

— Я… у меня… Я не могу иметь детей. Но очень их люблю, — жалобно проскулила она. — И Макс, мой бывший возлюбленный, приедет сюда в обед. Он намекнул, что у него плохие новости о моей старшей сестре.

Она вдруг почувствовала, что впилась ногтями в руку Люка и, отпустив пальцы, увидела на его ладони красные отметины. Сколько в ней, оказывается, темперамента! Кто бы мог подумать? Лаура Тримейн — невзрачная рыжеволосая коротышка со вздернутым носиком и большим ртом. Лаура, вечно находившаяся в тени своей блистательной красавицы сестры, но обладающая целым букетом эмоций, дремавших под неброской внешностью.

— Полагаю, ты рассказала мне не все, но я не буду мучить тебя вопросами, — сказал проницательный Люк. — Иди к себе и приведи лицо и нервы в порядок. Когда появится твой парень, я пошлю его наверх. И, если что, сразу дай мне знать: опрокинь какой-нибудь тяжелый предмет, например.

— Ты очень добрый.

— Эгоистичный, — поправил Люк. — Ты великолепный кондитер, и я не хочу терять тебя. А что касается наших маленьких клиентов…

— Не волнуйся, я справлюсь с этим. — Лаура встала с кресла, чувствуя себя гораздо лучше. — Спасибо за участие.

Люк открыл дверь и, перед тем как выйти из кабинета, сказал:

— Мне эта проблема знакома. Моя жена тоже не может иметь детей.

Лаура взглянула на Люка и увидела в его глазах печаль. Только люди, лишенные такого естественного для человека счастья, как дети, могут понять отчаянное, почти безумное желание их иметь. Эта инстинктивная, древняя как мир потребность неистребима, и невозможность ее удовлетворить легко портит человеку жизнь.

Лаура знала это по себе. Она сама, ее окружение, друзья — все стало другим после той роковой операции. Молодые люди, с которыми Лаура встречалась после разрыва с Максом, пеняли ей, что она слишком замкнута в себе. Но как могла она раскрыться, если в конечном счете не способна дать мужчине самое главное?

У Лауры появилась навязчивая идея, что она как женщина неполноценна. Что-то вроде второго сорта. И безысходность, навсегда поселившаяся в ее душе, не давала ей покоя. Чтобы она ни делала, все ее мысли и чувства пронизывало чувство ущербности и даже вины. Лаура была убеждена, что ей никогда не удастся преодолеть этот комплекс неполноценности.

Лауру глубоко тронуло, что Люк поделился с ней сокровенной семейной тайной. Повинуясь безотчетному желанию, она простерла руки, и товарищ по несчастью с радостью принял ее дружеское объятие. В их порыве не было ничего сексуального: просто встретились два человека, объединенные одной горькой судьбой.

— Я рада, что рассказала тебе, — пробормотала Лаура, уткнувшись лицом в плечо Люка.

Он ничего не ответил, только обнял ее покрепче.

Забывшись на какое-то время, они вдруг услышали барабанный стук в дверь. Лаура стояла так, что входная дверь выпадала из поля ее зрения, но она знала: нетерпеливый покупатель прекрасно видит их.

— Все, — криво усмехнулась Лаура, — теперь репутация твоя подмочена.

В этой ситуации не было ничего смешного, но Люк вдруг разразился гомерическим хохотом, сняв тем самым остатки эмоционального напряжения.

— Быстро наверх, — скомандовал он. — И не позволяй Максу влезать тебе в душу.

— Спасибо тебе за все, — улыбнулась она и побежала наверх, в свою каморку. Ноги у нее подгибались от страха перед свиданием с Максом.

Фред неукоснительно исполнил ритуал встречи хозяйки. Всякий раз, когда Лаура оставляла его одного больше чем на час, попугай по ее возвращении демонстративно отворачивался, но спустя пять минут отходчиво позволял почесать себя по голове.

Каждый из участников этого мини-спектакля исполнил свою традиционную роль и занялся делом. Фред принялся чистить клюв, а Лаура решила привести себя в порядок, как и советовал Люк.

Она посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась: опухшее от слез лицо, покрасневшие веки, волосы торчат во все стороны, будто их взбивали в тестомешалке. Платье из простого серого джерси тоже не подходило для встречи с экс-любовником. Лаура быстро сняла его и бросилась к гардеробу. Нужно надеть что-то строгое, это поможет держаться с Максом официально. Лаура была убеждена, что одежда влияет на настроение человека. С выбором туфель она не колебалась ни секунды: только высокие каблуки, на которых она будет казаться значительно выше, что немаловажно, если учесть внушительный рост Макса.

Боже, уже без четверти час! От волнения у Лауры закружилась голова. Она бросилась в ванную, с трудом сохраняя равновесие на высоченных шпильках и дрожа от холода, поскольку осталась лишь в нижнем белье. Лаура судорожно открыла кран и, набрав полные пригоршни ледяной воды, плеснула себе в лицо, непроизвольно взвизгнув. Мгновенно раздался пронзительный крик попугая, который, очевидно, решил, что на хозяйку напали. Если Макс начнет вести себя агрессивно, подумала Лаура, покрывая лицо мыльной пеной, Фред покажет ему, на что способен. Клюв у птички ого-го какой!

Лаура умылась, но глаза не открывала, по детской привычке опасаясь, что в них попадет мыло. Она склонилась над раковиной — ноги в шелковых чулках на подтяжках широко расставлены, тонкие каблуки вонзились в дешевый линолеум — и пошарила по стене, ища крючок с полотенцем.

Махровая ткань легла ей прямо в ладонь. Лаура превратилась в изваяние. Макс, смятенно подумала она. Мне следовало предвидеть это.

Мышцы ног свело судорогой, спина заныла от напряжения. Лаура представила, с каким, вероятно, удовольствием Макс созерцает ее паническую растерянность, и это привело ее в ужас.

Любая из женщин, с которыми общался Макс, окажись она в подобной ситуации, наверняка вильнула бы задом, приглашая его к любовной игре. Лаура же не знала, куда деваться от жгучего стыда. Охваченная отчаянием, она поняла, что теперь ее шансы предстать перед Максом во всем блеске искушенной жизнью дамы равнялись нулю.

— Смотри, не простудись, — хмыкнув, отеческим тоном произнес Макс.

Простудись! Да я вся горю от смущения! Лаура, не оборачиваясь, накинула полотенце на свое полуобнаженное тело. Знакомые пальцы Макса заботливо, даже слишком заботливо, расправили на спине складки материи. Нервы Лауры были на пределе, и она едва сдерживалась, чтобы не завопить во все горло. Макс всегда умел дать женщине то, чего она от него хотела. Это позволяло ему быстрее добраться до ее постели, так, во всяком случае, уверяли его несчастные родители.

Они объяснили Лауре, что их сын, добиваясь очередной женщины, менял свое поведение в зависимости от ситуации. Например, в ее случае Макс изображал заботливого преданного поклонника. Когда он приходил в гости и заставал Фей, то делал вид, что его не волнует неотразимая красота и бьющая через край сексуальность старшей из сестер Тримейн. Он уверял Лауру, что ему больше нравится ее носик-кнопочка и неправильной формы рот.

Лжец! Низкий, подлый, гадкий!..

Лаура попыталась произнести это вслух, но язык отказывался повиноваться. Наконец она с трудом выдавила:

— Какого черта…

— Я стучал, — растягивая слова, ответил Макс с наигранным смирением.

— И не счел нужным подождать, когда тебе откроют! — рявкнула Лаура.

— Я никогда не жду, — пожал плечами Макс.

Это уж точно — никогда и никого. То, что Макс хотел, он желал иметь сразу или тотчас уходил и получал искомое в другом месте.

— На этот раз придется. Иди в кондитерскую и жди там. Или убирайся ко всем чертям и никогда больше не появляйся здесь! — выкрикнула она и начала с остервенением вытирать лицо.