На противоположном конце спектра пребывала традиция европейских монархов вступать в брак только с равными себе. Это было возможно лишь в многополярной международной системе, где соперничающие монархи тем не менее считали друг друга (и никого более) равными. Заключая браки только с представителями королевских семей, европейские монархи подчеркивали свое превосходство даже над самыми благородными аристократами. Но королевские браки между правящими династиями разных государств были также сопряжены с определенными рисками, и обвинения в государственной измене в адрес иностранных консортов — лишь один из них. Многократные родственные браки между династиями порой становились причиной кровосмешения и бесплодия. Вкупе с христианской моногамией это иногда приводило к тому, что династии пресекались по мужской линии. Ближайшие родственники по женской линии в таком случае по определению оказывались иностранными герцогами. В результате часто вспыхивали войны за наследство, которые в XVIII веке сеяли раздор на большей части земного шара21.

В подавляющем большинстве императорских династий власть переходила от отца к сыну. Это придавало огромный политический вес отношениям отцов и сыновей. Наследник был гордостью и отрадой отца, с ним было связано будущее его династии, а отчасти также и место самого монарха в веках. От него, однако, могла исходить и большая угроза. Когда монарх старел и терял хватку, придворные вполне могли переключать внимание на принца, который олицетворял будущее. У самого принца могло нарастать нетерпение из-за затянувшегося правления отца. В смене монарха было преимущество, ведь новый правитель мог принести новые идеи и новую энергию, а также привести новых людей в системы управления и распределения благ, сложившиеся в династии. Но случалось и так, что высший пост занимал молодой человек, в котором видели лишь бледную копию отца. Как и во всех политических системах, передача власти часто сопровождалась нестабильностью и интригами. Степень нестабильности во многом зависела от установленных династией правил и принципов престолонаследия.

Одну из крайностей воплощала господствующая в Европе система майората по мужской линии. Она обеспечивала максимальную стабильность, но приводила к тому, что порой на престоле оказывались дети или некомпетентные люди. Другой крайностью была практика Османской империи и государства Великих Моголов принуждать сыновей правителей бороться за трон. В этом случае власть всегда переходила к опытным генералам и политическим лидерам, но ценой были периодические гражданские войны. С точки зрения правителя, европейская система, уже к XVII веку укоренившаяся в законе и традиции, ограничивала его влияние на своего наследника, но снижала вероятность, что он сам окажется свергнутым, когда его сыновья вступят в борьбу за право наследовать ему. Такое иногда случалось с османскими султанами и могольскими падишахами. Даже если им удавалось этого избежать, последние годы их правления становились мучением, поскольку борьба за наследство подрывала политическую стабильность и верность суверену.

Некоторые династии выбирали компромиссное решение дилеммы о передаче власти, позволяя императору выбирать наследника. Теоретически благодаря этому у них появлялась возможность учитывать заслуги преемника, снижая риск конфликта. Для этого императору необходимо было делать выбор в пользу наиболее компетентного из своих сыновей, а не в пользу того, кто больше нравился ему самому, его любимой наложнице или главным придворным фракциям. Это случалось далеко не всегда. Кроме того, ни одна система не могла гарантировать, что после смерти императора его воля будет исполнена, особенно если избранный наследник был еще ребенком. Во всех наследственных монархиях стабильность оказывалась под угрозой, если монарх терял разум или умирал таким молодым, что наследник был совсем мал. При всей их мизогинии, в большинстве политических культур мать признавалась законным опекуном своего сына и становилась регентом. Культурные нормы подкреплялись и прагматическими соображениями: вероятность узурпации трона матерью была гораздо ниже, чем одним из братьев отца. Но в периоды регентства наследственные монархии обычно становились слабыми. Для новых и менее легитимных династий регентство могло обернуться крахом22.

Как бы ни выбирался наследник престола, политическая система, как правило, вкладывала немало сил в его подготовку к будущей роли. Когда ребенок восходил на престол, на его хрупких плечах оказывалась судьба династии и империи. Как только он становился императором, люди лишались права критиковать и контролировать его. Он получал доступ ко всем изыскам, грехам и соблазнам мира. В династиях, где порядок наследования был закреплен, наследник с самых ранних лет сознавал свою исключительность. Со временем он понимал, что большинство людей, которых он встречал, надеялись использовать его для достижения своих целей и удовлетворения личных амбиций. Дисциплина, умеренность и ответственность, необходимые для будущей роли, должны были идти у него изнутри. Задача по воспитанию этих качеств в ребенке и подростке возлагалась на взрослых, к которым он был привязан и которым доверял. Многие блестящие карьеры строились на фундаменте доверия, завоеванного в ранние невинные годы будущего правителя. Некоторые наставники впоследствии становились первыми министрами. Женщине при дворе лучше всего было работать гувернанткой при королевских детях. В Европе эту должность всегда занимали аристократки. Многие гувернантки заполняли глубокую эмоциональную пустоту в жизни принца, и это играло на руку им самим и их семьям. Гувернанткам и наставникам необходимо было воспитывать в ребенке глубокое чувство религиозного и династического долга, чтобы королевское эго впоследствии не вышло из-под контроля. С другой стороны, культивировать в юноше добросовестность, богобоязненность и покорность было недостаточно и даже опасно. Будущий правитель нуждался в сильной воле, уверенности в себе и решительности. Подготовка будущего автократа — сложная задача. Одни династии готовили наследников намного лучше, чем другие. Исследуя подготовку принцев, можно многое узнать о ценностях, культуре и мировоззрении элиты, где укоренилась династия и монархия. В современных школах бизнеса много споров вызывает вопрос о том, можно ли научить человека быть лидером или же лидером надо родиться. Изучая подготовку наследников императорского престола, на него можно взглянуть под необычным углом23.

Пожалуй, самый важный вопрос о наследственной монархии — это вопрос о том, почему столь очевидно неидеальная система все равно была самой распространенной формой правления в истории. В конце концов, если цель политики состоит в том, чтобы наделять властью достойных и компетентных, ни один разумный человек не поверит, что лучше всего для этого передавать власть по наследству. Очевидная для современных умов, эта истина была столь же очевидна не только древним грекам, но и многим китайским и индийским мыслителям. Тем не менее почти во всех древних цивилизациях священная и наследственная монархия главенствовала в политическом мышлении. Почти нигде в мире ее основные принципы практически не подвергались сомнению до второй половины XVIII века. Но лишь в XX веке священная наследственная монархия перестала быть преобладающей формой правления на планете24.

Одна из ключевых причин господства священной наследственной монархии заключается в том, что в большинстве обществ до наступления Нового времени политическая философия была фактически ответвлением теологии. Для объяснения и оправдания событий и институтов на земле культуры в основном обращались к небесам. Все происходило по велению богов или хотя бы с их позволения. Христианский монарх, помазанный на царство, буддийский властитель, вращающий колесо, мусульманский халиф и китайский Сын Неба связывали людей с небесами. Монархи считались проводниками божественного и человеческого порядка и играли важнейшую роль в его поддержании. Если боги создали людей, то божественный и естественный законы должны хотя бы частично совпадать. Человеческое общество не могло выжить без справедливого, но при необходимости сурового наследственного правителя, писал Людовик XIV Король, несомненно, был честен, когда писал, что, поддерживая и оберегая общественный порядок, христианский монарх способствовал процветанию правильной религии и нравственности и тем самым служил Богу. Кроме того, передача власти от отца к сыну казалась предельно естественной. Это было, в конце концов, практически универсальным законом в большинстве обществ, где правили императоры. Аристотель писал, что любой король хочет, чтобы ему наследовал его сын. С самых древних времен наследственность — а именно родословная — играла большую роль в организации общества и легитимизации власти. Зарождение монархии часто основывалось на уверенности, что некая семья принадлежит к старшей ветви рода, имеющей наиболее прямую связь с его мифическим и обычно полубожественным основателем25.

Естественный закон и божественное благословение пересекались и сливались с прагматическими и разумными причинами в целях поддержки наследственной монархии. Альтернативой ей, как правило, считался хаос. Немногие политические умы хоть в какой-то степени верили в рациональность и организованность народа, а также в его способность к самоуправлению. Выборная монархия представлялась прямым путем к гражданской войне внутри элиты и ослаблению королевской власти. Монархия возникла, когда растущие и усложняющиеся общества почувствовали нужду в верховном арбитре всех споров, блюстителе порядка и защитнике от внешних угроз. Существовали бесчисленные исторические примеры хаоса, который возникал при падении монархий. Монархию часто поддерживали не только мыслители из числа элиты, но и народная мудрость и мифология. Древние династии вплетались в легенды и самосознание сообществ, которыми они управляли. Местные элиты обычно оказывались гораздо более серьезными эксплуататорами, чем далекий монарх. Лишь сильный наследственный правитель мог сдерживать их поборы и конфликты друг с другом. Как правило, главными жертвами анархии и посягательств оказывались массы. Конфуцианская политическая философия и древнекитайская мифология ставили акцент на потребности в мудрых и благодетельных правителях. Ее нужно было уравновесить с требованиями сыновней почтительности и наследственного права. В китайских “мифах об отречении” говорилось о легендарных древних правителях, которые передавали власть не сыну, а мудрейшему из министров. В конце IV века до н. э. по этому пути пошел правитель царства Инь. Как и ожидалось, его сын с этим не согласился, в результате чего вспыхнула гражданская война. Казалось, урок понятен: оспаривать право наследования небезопасно26.