В Киеве перспектив у Харальда тоже не было. Он поднялся так высоко, как мог, не заняв только трон. Он мог всю жизнь провести на службе у Ярослава и никогда не стать чем-то большим, чем прославленный телохранитель. Или он мог попытать счастья где-нибудь еще.
«После этого разговора, — говорится в “Гнилой коже” об отказе Ярослава, — Харальд решил ехать в чужие края».
Но куда?
V
Миклагард
Свежий моросящий дождь гнал
Черные носы боевых кораблей
Вдоль берега, а галеры, несущие щиты, гордо несли и снаряжение.
Прославленный господин в створе судна увидел
Покрытые железом крыши Константинополя;
Много красивых кораблей шли
К высоким городским валам. [Это подстрочник. Художественный перевод стиха см. ниже (из: Снорри Стурлусон. Круг земной. М.: Наука, 1980. Издание подготовили: А. Я. Гуревич, Ю. К. Кузьменко, О. А. Смирницкая, М. И. Стеблин-Каменский, перевод Ю. К. Кузьменко. Сага об Олаве Святом — Круг земной — Королевские саги — Тексты — Северная Слава (norroen.info). (Прим. перев.) // Шли вперед одеты // В сталь — и снасть блистала // Богато — под ветром // Крепким вепри моря. // Узрил златоверхий // Град герой, там стройных // Стругов мимо башен // Череда промчалась.]
Больверк Арнорсон
Кто знает, о чем думал Харальд в августе 1034 года, когда, пройдя пороги нижнего Днепра, пересек Черное море, прошел узкий Босфорский пролив, и его корабль медленно приблизился к легендарному Константинополю? Nova Roma, Новый Рим; Basileuousa, Царица городов; Megalopolis, Великий город. Для русов это был Царьград, Город цезаря, для скандинавов — Миклагард, Большой город — источник легенд об Асгарде, Городе Богов. Это был бриллиант всего христианского мира, стоящий на пересечении континентов и морей, столица новой Римской империи, простиравшаяся от носка «итальянского сапога» до пустынь Святой земли.
Французский священник и летописец Фульхерий Шартрский проезжал Константинополь по дороге в Иерусалим во время Первого крестового похода, который состоялся через несколько десятилетий после того, как туда прибыл Харальд. Он вспоминает:
...Какой знатный и красивый город этот Константинополь! Сколько там монастырей и дворцов, отстроенных с удивительным искусством! Какие любопытные предметы находятся на площадях и на улицах! Было бы длинно и утомительно рассказывать в подробностях о том изобилии всякого рода богатств, золота, серебра, различных материй и святых мощей, которые можно найти в городе, куда во всякое время многочисленные корабли приносят всё необходимое для нужд человека. [Цитата из «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского воспроизведена по изданию: История Средних веков в ее писателях и исследованиях новейших ученых. Т. III. СПб., 1887; перевод М. М. Стасюлевича. https://www.vostlit.info/Texts/rus3/Fulch/text3.phtml?id=8211. (Прим. перев.)]
Французский хронист Одон Дейльский также останавливался в Константинополе во время Второго крестового похода. У Одона сложилось невысокое мнение о византийцах, особенно о византийском императоре, но не об их столице: «Это величие греков — столица, богатая славой и еще богаче истиной».
Их Константинополь был всего лишь тенью того, в который прибыл Харальд. В 1034 году Византийская империя была на пике могущества, какого не достигала со времен правления императора Юстиниана пятьсот лет назад, а ее бьющимся сердцем был Константинополь. Водные пути города были изрезаны кильватерами арабских доу на латинских парусах и фелук, с толстопузыми венецианскими и генуэзскими купцами, и весельных бирем из императорского флота.
Глазом воина Харальд также наверняка заметил тринадцать миль городских стен, утыканных пятьюдесятью бастионами, а также огромную цепь, протянутую поперек устья Золотого Рога (сегодня Халич, его естественный залив), преграждающую вход вражеским судам, — это всё превратило Константинополь в самую неприступную в мире крепость, и на то была веская причина.
Харальд проделал весь путь не один. Около пятисот воинов-русов решили последовать за ним — такова была его слава. (Хотя Рёгнвальд Брусасон, в свою очередь, решил остаться в Киеве, питая надежду на возвращение своего Оркнейского графства и на возвращение в Скандинавию на службе у юного Магнуса.) Для такого количества хватило бы небольшого флота, состоящего из нескольких лодок-долбленок моноксилов или типичных скандинавских галер, достаточно необычных, чтобы привлечь внимание городских часовых. Русы несколько раз за полтора века пытались штурмом взять Константинополь, подгоняя флот до двух тысяч кораблей с восемьюдесятью тысячами человек на борту, поднимая на берег суда, прокатывая их через заградительную цепь на бревнах, чтобы атаковать с верховья реки. И каждый раз планы русов расстраивали городские рвы и трижды укрепленные стены. (Как будет впоследствии ясно, князь Ярослав не отказался от мысли самому захватить Великий город, и поэтому вполне вероятно, что Харальд прибыл как его шпион.) Ни один дозорный, достойный своего звания, не пропустит в город пятьсот иностранных военнослужащих, однако если они останутся на борту пришвартованных кораблей в одной из семи обнесенных стенами гаваней, их предводителю разрешат пройти через ворота на улицы города.
С любого берега полуострова, на котором стоял город, к императорским покоям и местопребыванию руководства страны на самом восточном Первом холме можно было добраться через лабиринт узких улочек с доходными домами, тавернами, стойлами, складами и борделями. «Город скорее грязный и вонючий, и многие места находятся в постоянном мраке, — записал Одон. — Богатые строят свои дома так, что они нависают над улицами, оставляя сырые и мерзкие места путешественникам и беднякам».
...На проспектах толпится полмиллиона человек, превышая население Киева в соотношении десять к одному и сливаясь в какофонию из лошадей, верблюдов и козлов, купцов и попрошаек, шлюх и пересудов, актеров и музыкантов, уличных артистов и уличных проповедников и возвышающихся над этим всем в креслах-седанах аристократов — изобилие рас, одежд и наречий из таких далеких краев, как Англия и Испания, Африка и Индия.
Когда гости появились на Месе, Средней улице, прохожих стало меньше. Этот бульвар был более двадцати пяти ярдов (почти 23 м) в ширину и проходил через цепь крытых галерей, образованных колоннадами, магазинами и развалами, на которых торговали всем подряд, от хлеба и сыра, фруктов и рыбы до тканей, металлических изделий и рабов. Просторные общественные форумы в римском стиле служили также и торговыми площадями — форум Феодосия был одновременно и общественной площадью, и свиноводческой бойней. Чистая свежая вода была доступна всем, подавалась постоянно по многокилометровым акведукам и хранилась в подземных резервуарах. Отходы смывались через подземные коллекторы. В городе работали общественные бани и библиотеки, больницы и сиротские дома. По ночам улицы освещали! Этого достаточно, чтобы у скандинава голова пошла кругом от изумления. Харальд приехал в поистине большой город.
Более того, улица Меса, вдоль которой стояли статуи, изображающие императоров и императриц прошлого, была дорогой императорских процессий. Форум Константина, самый большой в городе, мог похвастать еще большей коллекцией скульптур и семисотлетней колонной Константина — настолько древней, что, когда возвели городские стены, она оказалась за городом. Говорили, что в ее основании находятся священные реликвии, включая тесло, которым Ной вырезал свой ковчег, сосуд с миррою, которым Мария Магдалена помазала ступни Христа, и корзины, в которых лежали хлебы и рыба во время Насыщения пяти тысяч человек пятью хлебами. На вершине колонны, поднятая на пятьдесят ярдов (почти 46 м) вверх над цилиндрами из порфира — редкого багряного мрамора, — стояла статуя Константина Великого, основателя города, который был достоин поклонения как христиан, так и язычников. В образе Аполлона (на самом деле это была статуя Аполлона, чью голову заменили на голову Константина) он держал шар, в котором находился кусочек Животворящего Креста. [Теслó — плотницкий инструмент, напоминающий топор, но в отличие от него имеющий лезвие, перпендикулярное топорищу. (Прим. перев.)]
И на самом деле, в Константинополе было трудно найти место, императорское или нет, без своего собственного алтаря в честь покровительницы города, Богоматери, или церковь, или монастырь без какой-нибудь святыни, доставленной из самого дальнего угла христианского мира. Здесь находился Пояс Пресвятой Богородицы, там — ее платье; пеленки младенца Иисуса и окровавленная повязка, в которой он висел на кресте; терновый венец, копье Лонгина, камень, которым был завален вход в Гроб Господень. Современный читатель может усмехнуться, однако христианство так пронизывало жизнь византийцев, что всё это принималось безо всяких сомнений.
...На самом деле если Харальд чему и научился у Олава, а значит, и у Карла Великого, так это использованию единобожия как средства политического объединения, которое в Константинополе было доведено до крайности. Проходящий по Месе к Большому дворцу, будто в церкви, по центральному проходу приближался к алтарю, где объединялись грех, искупление и наказание.
Главный собор города ко времени прибытия Харальда уже стоял там половину тысячелетия. Айя-София была самой большой церковью в мире и останется таковой еще около пятисот лет [Храм был назван в честь греческой софии, мудрости, а не в честь cвятой Софии Римской и не в честь cвятой мученицы Софии; новгородские и киевские соборы именовались подобным образом. После вторжения оттоманов в 1453 году собор был преобразован в мечеть, а в 1935 году превращен в музей, но в 2020 году ему был возвращен статус мечети.].
