— К моим услугам прибегают либо смертельно больные, либо отчаявшиеся, обжегшиеся на огоньке жизни мотыльки. Либо самоубийцы с фантазией. Ты не похожа ни на тех, ни на других.

— К чему тебе мои мотивы? — разозлилась Дора. — Сам предложил…

— Я не отказываюсь от принятых обязательств. Просто любопытствую.

Он продемонстрировал ямочки в уголках улыбки и вновь повел ее по катакомбам, ускоряя шаг. Пыльные прямоугольники плафонов, металлические двери с доисторическими кодовыми замками каждые десять — пятнадцать метров пути… Как все серьезно!

После очередного поворота они вышли на узкую платформу монорельса, но не стали дожидаться транспорта, нырнули в коридорчик, который привел их на площадь.

Именно площадью можно было назвать открывшееся подземное пространство. Высокий куполообразный свод, лишенный украшений. Несколько входов и подъездов к цельным металлическим воротам, в которые пролез бы целый нефтетанкер. Где-то рядом журчала вода, но пол выглядел сухим и чистым.

— Ты ничего мне не хочешь сказать? — не оборачиваясь, вдруг спросил Бета.

Дора даже вздрогнула и воззрилась на его идеально прямую спину широкие плечи. О чем он? Решил, она струсит? Или сам пошел на попятный?

— Мы разве не все обговорили? — возмутилась девушка.

Тогда он направился не к металлической махине, коричневой со стальным блеском, а к неприметной узкой дверочке, выкрашенной под цвет бетона.

Стоило провожатому коснуться пальцами золотистого кругляша на двери, как мужчину окутало розоватое свечение. Окутало и, опознав своего, потухло. Зато дверь отъехала в сторону, впуская Бету и Дору внутрь.

В первый миг девушке показалось, что она очутилась внутри космического корабля. Причем инопланетного. А еще помещение напоминало станцию метро. Просторный длинный зал с колоннами в два ряда по центру. Зал, заставленный у стен оборудованием, дико смотрящимся в век прогрессирующей миниатюризации электроники. Шкафы с лампочками и кнопками, соединенные извилистыми трубами цистерны… И люди в веселеньких оранжевых халатах, суетящиеся у платформы, скрытой за полупрозрачной занавеской.

— Может, скажешь, где мы? — Дорофея ощутила неожиданную злость.

Что он себе позволяет, этот Бета? Не думает же он, в самом деле, что она пришла сюда на прогулку? И ведет себя не как с клиенткой, а точно со старой подружкой. В любом другом случае Дора подала бы на него иск в Потребительский комитет!

— Поздравляю. Тебе посчастливилось жить поблизости от нашего вокзала. Да, именно так мы зовем нашу станцию.

Как многозначительно он улыбается! Нет, невозможно, чтобы билет ей достался в один конец.

— Когда мой поезд? — не подала она вида.

— Как только оставишь сообщения родителям и правительству, что поступаешь так по доброй воле, хорошо обдумав последствия для себя и близких.

— Уже. — Дора протянула заготовленную флешку.

— Во как.

Бета провел ее к платформе. Работники в халатах послушно отступили. Дора не увидела ни одного знакомого лица.

«А может, я зря»… — дрогнули коленки.

— Ложись. Придется полчасика потерпеть облучение. Пей.

В ее руках оказался синий пластиковый стакан с пузырящейся прозрачной жидкостью. Поздно отступать. В нос ударил резкий запах хвои и чего-то химического. С первого глотка язык и горло защипало. Жар разлился по пищеводу, заполнил желудок. Боли не было, слабости тоже. Просто Дора почувствовала, что не может даже моргнуть.

Комната качнулась, перевернулась — это Бетины помощники уложили будущую мигрантку на платформу. Потом на Дору медленно наползло металлическое нечто. Это девушку поместили в освещенный саркофаг, точно мумию.

Откуда-то из неимоверного далека раздался знакомый звучный баритон.

— Онемение скоро пройдет. Мы готовим тебя к коме. Заодно пробиваем путь в мир, где твоему сознанию будет максимально комфортно. Когда сможешь двигаться, подай сигнал. Я услышу и увижу.

— Мм… — ответила Дора.

— Не напрягайся. Я пока расскажу, что тебе предстоит испытать. Поверь мне, это не больно. Я знаю, что говорю. Хм, я действительно гуру в этом вопросе. Семь лет назад я выложил в Сеть подробную инструкцию по осуществлению ретросдвига. А еще за двадцать один год до этого момента я очнулся в теле пятилетнего ребенка на окраине Праги. Тогда мне было сорок два года, девочка.

«Значит, я уже не вернусь! Ни-ког-да! — Мысль была холодной и какой-то чужой. Страх на пару с упрямством твердили на задворках души: — Скорее, не мучай. Скорее! Мама с папой не поймут. Друзья тоже. А вот Борька узнает, каково без меня…»

Далекий Борька сейчас казался плоской картонной картинкой. Но Дора цеплялась за этот образ, пытаясь хоть как-то оправдать собственное безумие.

Мечты о странствиях и свершениях, романтические грезы и чужие мысли по поводу перемещений, почерпнутые из калейдоскопа образов макросети, развеялись. Дора… Нет, Маша Иванова ощутила, что осталась одна против целой Вселенной. Вселенной, на изнанку которой она собралась пробраться.

— Твой двойник живет в мире, отстающем от нас в развитии лет на пятьдесят, а то и все сто. У них сейчас бурное освоение компьютеров. Союз еще не создан и неизвестно, появится ли вообще. Страна назначения зовется Россией. Город Барск — новый, экспериментальный, построенный в противовес иностранным научным центрам. Тебе понравится. Я сам был очарован. Вышел на этот мирок с полгода назад, урывками подглядываю. Перспективное местечко.

— А я… х-гггр-хх, — горло першило, но звуки уже складывались в слова, — я там кто?..

— Твоему двойнику шестнадцать. Ты заканчиваешь школу. Родителей зовут так же — Александра и Леонид. Они переехали в коттеджный поселок Васильки. Ты там жила в детстве.

— Рябиновая аллея… — Девушка поняла, что плачет. — Качели у крыльца…

— Именно. Язык общения русский, немного отличается от нашего. Единственное исключение — там знают, что ты прибудешь. Правительствам стран Земли-56 известно про мигрантов, хотя в официальных бумагах вас чаще называют более поэтично — пилигримами. Люди бегут из других миров, от нас ты вторая. И попадешь прямиком не в местную Машу, а в ее клон. Девочка, похожая на тебя, как зеркальное отражение, раздвоилась, — он усмехнулся, — чтобы искра твоей бродячей души заняла свободное тело. Тебе выпадает редкий шанс — побеседовать с самой собой, не боясь сойти за сумасшедшую.

— Как…

— Как мы это сделаем?

— Нет, — обреченно шмыгнув носом, поинтересовалась Дорофея. — Как они узнают…

— С месяц назад я выслал вперед пробного туриста. Он предупредил местные власти. Тебя примут и не уничтожат. Но наблюдение установят. Там всех пилигримов изучают…

Дальше Дорофея не слушала. Какая-то часть ее разума продолжала впитывать выдаваемую Бетой информацию. А другая забилась в тесном пустом саркофаге, сдерживаемая сеткой перекрещивающихся белых лучей. Забилась, отделенная от тела. То, что было по документам Марией Ивановой, сейчас выползло на платформе обратно в зал-лабораторию. И люди в оранжевых халатах столпились вокруг, готовя очередную жертву прогресса к консервации.

Люк саркофага с шипением закрылся, лучи померкли, чтобы вспыхнуть с обжигающей силой и вытолкнуть странницу по Вселенным в предназначенный ей мир.

Альтернативная Земля. 13 июня 2036 года. Россия. Маша. Дорофея

Говорят, с переездом сравнится только стихийное бедствие. В семье Ивановых дело обстояло гораздо хуже. Посреди учебного года родители неожиданно сорвались с места, из благоустроенной квартиры в центре города перебрались в деревню, ничего не объясняя дочери. Маша скрежетала зубами, но терпела. Благо, школа сохранилась прежняя. Только теперь добираться до нее приходилось полтора часа в продуваемом всеми ветрами уазике вместе с малышней из деревни. Это в феврале-то, по метровым сугробам, под злодейское завывание вьюги!

Мама оставила работу в институте, отец зачастил в долгие командировки, после которых возвращался хмурым и задумчивым, шушукался с матерью. А потом и сама Александра Михайловна уезжала неведомо куда на неделю-другую. Даже никогда не интересовавшаяся делами родителей девушка навострила уши, но ничего внятного из их секретничаний не разобрала, кроме того, что нынешняя необустроенная жизнь как-то связана с ней.

— Тебе нужны свежий воздух и здоровая атмосфера, — назидательно увещевала мать, ежедневно с тревогой всматриваясь в лицо дочери, — у тебя нехватка витаминов и вообще…

Что «вообще» Маша так и не выяснила. Подозревала, что чем-то больна. Но врачи, к которым родители таскали девочку в течение двух недель, хором убеждали: «У вас на редкость здоровый ребенок», хоть и говорили о необходимости посоветоваться с каким-нибудь настоящим психологом. Помнится, Маша даже расстроилась — теперь точно от физкультуры освобождения не дадут.

Долго переживать юная Иванова не умела. Шло самое тяжелое полугодие, задумываться было некогда. Утешали обещания матери: «Это ненадолго». Насколько — ненадолго?

Оказалось, до начала июня. С наступлением лета многие школьники разъезжаются по деревням и лагерям, но Маша с замиранием сердца дожидалась нового переезда — в город. Не в тот, где она родилась и проучилась десять классов, а в далекий и непонятный пока Барск. Вещи девушка собирала с энтузиазмом, помогала родителям паковать коробки, даже пыталась забивать фанерные ящики, пока не обломала маникюр.

Грузовик подъехал раньше назначенного срока, пришлось поторопить и без того скорые сборы. Так что утомленная Маша, едва устроившись на сиденье в кабине, провалилась в крепкий сон. Тяготы двухдневного пути ее не затронули. Зато утро новой жизни выдалось легким и приятным.

Она всегда мечтала о своей комнате. И первые десять минут после пробуждения с настороженным любопытством разглядывала личные владения. Маше досталась широкая кровать, платяной шкаф, компьютерный столик и просторный стол для занятий, на котором некрасивой горкой высились коробки с ее имуществом — одеждой, учебниками, ноутбуком.

Был даже аквариум — детская мечта Маши. Правда, пустой. Но девушка живо представила, как там поселятся золотые рыбки, или сомики, или яркие барусы, карликовые петушки…

В кресле перед окном восседал большой плюшевый медведь — почти в рост невысокой Маши. Абсолютно белый, мохнатый, с алой ленточкой на шее. К ленточке крепилась открытка с запиской: «Надеемся, тебе понравится на новом месте». И подпись: «Мама и папа». Как по-детски!

В выходившее на северо-восток окно робко заглядывало раннее-раннее утро. Это же который час? Шесть? Прямо как в школу поднялась! Тихо. Родители наверняка спят. Нет, чуткий нос уловил аромат выпечки. Но поисками кухни можно заняться позже. Сейчас важнее вид из окна.

Тюлевые шторы послушно распахнули крылья перед дверью. Створки бесшумно разошлись, выпуская Машу на балкон второго этажа. Вокруг в зелени садов лежал коттеджный поселок, а впереди иглами небоскребов из земли вырастал город Барск. Новенький, только выстроенный по совместному российско-иностранному проекту (кажется, китайскому). Маша что-то читала в Интернете перед отъездом про очередной «город будущего», альтернативный, сосредоточивший в себе новые технологии и прочее, прочее, прочее. Из всей словесной шелухи Иванова-младшая почерпнула для себя, что очень и очень круто жить в этом новострое, «возведенном по экологически безопасному проекту». Ну да, 2036 год на дворе, стыдно ютиться в панельных многоэтажках, когда есть такое…

Налюбовавшись, как утреннее солнышко встает из-за деревьев и требовательно выискивает свое отражение в мириадах стекол бетонных махин, как с расположенного неподалеку аэродрома взлетает самолет, распахивая навстречу безоблачному небу серебряные крылья, Маша перегнулась через перила и решила изучить окрестности. Ага, каменные домики в два-три этажа, невысокие заборы, отцветающие кусты жасмина, аллеи рябиновых деревьев вдоль выложенных бетонной плиткой широких дорожек. Миленько. Жаль, снова не в центре. Но хоть не глушь, как прежде.

Поселок спал. Только вдалеке по одной из аллей шла девочка. Маша сощурилась, разглядывая ее простое шерстяное платье густо-синего цвета. Точно в таком Маша была вчера. И подол обрезан так же. Иванова-младшая вспомнила, как возмущалась некстати пришитым оборкам с беленьким глупым рисунком, как упрашивала маму отпороть это безобразие и сама вручную подшивала подол.

«Не одна я модница, надо будет маме сказать», — отчего-то злорадно подумалось девушке.

А незнакомка шла, не сворачивая, прямиком к новому дому Ивановых. Она без колебаний миновала последнюю развилку дорожки. И Маша поняла — она откуда-то знает незваную гостью. Лица еще не разглядеть, да и смотрит девочка (или девушка — лет ей вряд ли меньше, чем самой Маше) больше себе под ноги, чем наверх, словно боится оступиться.

Гостья открыла металлическую калитку в бетонном заборе так, словно всю жизнь это делала, даже не присматриваясь к шпингалету, потом также по-хозяйски закрыла ее, зайдя в палисадник. Сделала пару шагов по дорожке к двери и, подняв чайно-карие глаза, впервые встретилась взглядом с Машей. Девочка на балконе тихо охнула, ведь у незваной гостьи было ее, Машино, лицо!

Едва Маша сориентировалась, в какой стороне дома притаилась лестница вниз, мелодично пропел звонок. Содрогнувшись от нехороших предчувствий, Иванова-младшая ринулась из комнаты. Уж она-то сейчас покажет этой… Поздно, родители опередили. Металлическая входная дверь открылась. Вслед за ней распахнулась витражная дверь крыльца.

— Привет. Теперь я буду жить с вами. — Машиным голосом осчастливила родителей самозванка. Или не самозванка? Вон на лицах матери с отцом растерянность быстро сменилась спокойствием и грустью.

— Не ждали тебя так скоро, — вымолвила мать натянуто радостным голосом. — Заходи.

Как? Неужели у нее есть сестра-близнец? Точная копия Маши Ивановой уверенно переступила порог, обнадеживающе улыбнулась родителям, миновав спрятавшуюся за дверью сестрицу, бегло осмотрела прихожую и кивнула:

— Один в один как у меня дома в детстве. Только картин на стенах не хватает и вешалки стоячей. Да, — она обернулась к родителям, встряхнув остриженными до плеч светло-русыми волосами, — для простоты общения зовите меня Дорофеей. Дорой.

— Мы знаем, — ответил отец, заглядывая за дверь и выуживая из-за нее онемевшую Машу. — Нас предупредили. Теперь нужно научиться жить вместе.

— Завтракать будешь? — стремясь преодолеть неловкость, оживилась мать, беря Дору за руку. — Давай покажу твою комнату. Там переоденешься и умоешься. А потом всем нам расскажешь, почему ты здесь.

— Не вопрос. — Дора смело прошла вперед матери, сама ведя ее по закоулкам дома.

Да что же это такое? Откуда она взялась? Какое право имеет на ее жизнь, на ее родителей? Маша искала подходящие слова, но все они сухим комком застревали в горле. Как могли родители…

— Маха, держись, — шепнул отец, взъерошив дочкину прическу. — Мы не хотели этого, но раз получилось…

— Что получилось? Сестра? — выплюнула Маша, вырываясь из-под отцовской руки. — Я узнаю о ней только сейчас?

— Она не сестра, — грустно ответил отец.

— Что?

— Не сестра, говорю, — терпеливо, как с неразумной, объяснился отец. — Она пилигрим. И твой клон, раз уж на то пошло.

— Это как? — поразилась Маша, хватаясь за отцовскую руку. — С какой стати меня удостоили подобной чести?

— Позавтракаем, тогда узнаешь. — Отец в кои-то веки пожелал быть строгим.

— Бе-е-е, — протянула обиженная дочь и поднялась к себе распаковывать вещи.

Кем бы ни была пришлая Дора (что за дурацкое имя!), ей не удастся занять ее, Машино, место.

— Машунь, — позвала мать.

Что же, пора послушать сказочку про эту… Еще бы гостиную найти с первого раза.

Она спустилась вниз, стараясь не пропустить ни единой ступеньки красивой деревянной лестницы. Темные лакированные перила, украшенные резьбой в виде виноградных листьев, кованые светильники на стене… Лучше разглядывать их, чем показывать этой свой интерес.

Дора сидела за застеленным клеенкой столом (ящик со скатертью пока не распаковали), прихлебывая чай из пластикового стаканчика. Гостья исподтишка разглядывала не своих родителей, не свой дом. Все так похоже и все слишком чуждо. Она этого хотела?

Интересно, как Бета клонировал ее в другом мире? Даже на родине это проблематично, не то что здесь. Новое тело жало, точно тесные ботинки, слушалось команды с некоторой задержкой. Со стороны незаметно, но Дору бесило торможение. Ничего, освоится.

Как она вселилась в клона? Пребывавшая в шоковом состоянии после перемещения, душа не обращала внимания на подобные мелочи. Покинув подземный «вокзал», Дорофея осознала, что сидит на пропитанной росой траве, стуча зубами от холода.

Где-то неподалеку работал двигатель, но девушка, привыкшая к гуду всяких механизмов, быстро потеряла интерес к чужой машине. Зато поселок ее заинтересовал. Пахло свежими досками (надо же, она помнила запах из детства) и краской. На часть дорожки еще не уложили плитку. В траве вдоль посыпанной песком тропинки теснились аккуратные стопки бетонных квадратиков.

Вдалеке среди молодых саженцев каштанов и лип высились остовы недостроенных коттеджей. Левее за ними угадывались старые деревянные дачи.

Сориентировалась Дора быстро, стоило только осмотреться. Пять минут ходьбы — и вот он домик «в два с половиной этажа», как любил приговаривать отец. Под этой крышей протекала ее жизнь до восьмилетия. После поселок снесли и возвели на его месте торговый центр и пару небоскребов. Тут до разрушения еще далеко — лет тридцать — сорок, не меньше. Ей в любом случае не дождаться. Она или вернется, или сбежит еще дальше.

Знать бы, как общаться с чужими людьми — ее новой семьей. С собственными родителями она давно не находила общий язык. Теперь предстоит наверстывать упущенное, налаживать контакт с «колючкой»! Дора сощурилась, разглядывая своего местного двойника. Вон спустилась по лестнице, смотрит неприветливо, вовсе не обрадовавшись факту появления своей точной копии.

Завтракали молча. Родители Марии Ивановой переглядывались, девочка сердито сопела. Обе пушистые кошки — серая и песочно-желтая — подозрительно косились на Дорофею, не принимая ее за свою.

— Во сколько лет в вашем мире наступает совершеннолетие? — не выдержав, прервала тишину мигрантка.

— Полноценное — с восемнадцати лет, — спокойно ответил отец, отставляя в сторону тарелку с недоеденным пирогом. Лицо строгое, черные глаза из-под кустистых бровей сверкают, внимательно следя за каждым ее жестом.

— Полтора года вам осталось терпеть мое присутствие, — утешила их Дора. — Потом найду себе жилье и работу.

— Давай не будем далеко загадывать.

Руки Машиного отца расслабленно лежали на столе, мужчина лениво развалился на стуле, но в Леониде Ивановом чувствовалась сила, которой никогда не было в Дорином отце.

Мать с обесцвеченными до серебристой белизны короткими волосами тоже выглядела слишком молодо. При другом освещении она вообще сойдет за девушку-подростка. Вся — сжатая пружина, готовая в любой момент ослабить сопротивление, со звоном разжаться.

А вот Машка еще не решила, как себя вести. Вертится на стуле, похоже, строит планы мести пришелице. Пусть строит. Как ни странно, здесь Дора чувствовала себя взрослей и уверенней, чем в родном мире. Точно знаменитая путешественница в окружении восторженных почитателей, она расправила плечи и продолжила прояснять для себя ситуацию.