— Как в тумане, тетя.

— И книги из школьной программы тоже в тумане?

— Тоже, тетя.

— Все? А может, все же какую-нибудь помнишь?

— Ой, тетя.

— «Ой, тетя»? Так-так… «Ой, тетя»… Не могу вспомнить, кто это написал. «Ой, тетя»… «Ой, тетя»… — Тетя Агнешка выглядела так, будто на самом деле старалась вспомнить автора книги под названием «Ой, тетя».

Но Филипп прекрасно понимал, что происходит.

— Ой, тетя… Это значит, я хотел сказать, что что-то я прочитал. «В пустыне и джунглях», например.

— В режиссуре Слесицкого, начала семидесятых, или эту последнюю версию две тысячи первого?

— Последнюю, — быстро ответил Филипп и почти сразу понял, как легко попался на уловку.

— Итак, вампиры, дýхи и желе, говоришь? Это могло бы тебя заинтересовать? Ну да. «В пустыне и в желе» — это было бы нечто. Может, подбросишь мне какую-нибудь оригинальную идею?

— То есть какую?

— То есть такую, которая до тебя еще никому не приходила в голову.

— А желе?

— Желе мне кажется странно знакомым.

— Да? Не-е-ет… Да?

— Не говоря уже о дýхах.

— А-а-а, ну да. Да, да.

— Итак, что ты можешь предложить, кроме желе?

— То есть?

— Я прошу интересную идею. Или какой-нибудь сюжет, предложение, слово, персонажа, случай, заметку, что угодно. Только твое собственное. Мне бы очень пригодилось что-нибудь такое. Правда. Писать — это еще и собирать. То, что можно увидеть и услышать. И свой собственный опыт, и чужой. Не только одно воображение. Одно воображение — этого слишком мало. Его нужно подпитывать, скажем так.

Филипп посмотрел на тетю, как на какое-то странное существо, и вздохнул.

Тетя тоже вздохнула и спросила:

— А что там дома?

Филипп пожал плечами.

— Ну, надеюсь, не желе? — забеспокоилась тетя.

— К сожалению, нет. Все нормально.

— Нормально?

— Нормально.

— А то у Агаты, то есть у твоей мамы, сегодня по телефону был какой-то такой вялый голос.

Филипп потыкал вилкой крошки на тарелке, где уже давно не было пирога.

— Не знаю, — пробормотал он. — Ну что-то… Как обычно. Не знаю.

Тетя снова вздохнула. Бодек покряхтел, и стало как-то странно.

Филипп знал, что ему пора возвращаться, потому что иначе он опоздает к ужину, к восьми. Но как-то вообще не хотелось вылезать из этого самого глубокого в мире кресла, в котором его не было видно. Если смотреть сзади.

Тикали настенные часы, которым было восемьдесят лет или больше, и от этого тиканья время замедлялось, и замедлялось, и замедлялось…

И тогда Филипп очень тихо произнес:

— А если бы кто-то написал книгу о мальчике, у которого в комнате живут… стеночники? Желто-голубые.

— Стеночники?

— Ага.

— Желто-голубые стеночники… — Тетя задумалась.

Или удивилась. В любом случае у нее было неопределенное выражение лица.

Но Филипп этого не видел, потому что все время смотрел на пустую тарелку из-под пирога, которую все еще держал на коленях.

— Ну да, — сказал он. — Они немного похожи на мохнатые мячики для пинг-понга. И эти стеночники могут за десять секунд стать размером с комнату.

Тетя снова шевельнулась на диване.

— Ага! И?..

Филипп оторвал голову от тарелки.

— И?.. — повторил он.

— Почему они так вырастают? Эти… эти…

— Стеночники.

— Эти стеночники. Зачем они это делают?

Этого Филипп не знал.

— Я не знаю, — признался он почти шепотом.

— Ничего страшного, — сказала тетя. — Может, потом узнаешь. Расскажи мне что-нибудь еще.

— О стеночниках?

— Например.

«Или о волках», — подумал Филипп.

— Или о чем угодно, что показалось тебе интересным. О чем хочешь. Хоть о белой кошке, которая перебежала дорогу. Я уже говорила, что я сейчас собираю как раз такие крошки. Каждая может пригодиться.

— У меня есть немного, от пирога, — заметил Филипп, и они рассмеялись. — Но я же не должен приносить тебе кошку? — спросил он.

— Знаешь, иногда что-то кажется малозначительным, как эта белая кошка. А потом оказывается самым важным событием в жизни. Но это становится понятно только через какое-то время. Об этом тоже можно написать.

Филипп не любил читать книги, ему не хватало терпения. Откровенные признания он тоже не любил, не было у него — в этом он был уверен — и интересных идей. Он на самом деле предпочел бы ловить кошек и приносить их тете. А то, что происходило в его жизни, было монотонно и уныло. И все время одно и то же, одно и то же, одно и то же. Наверняка не такой опыт тетя имела в виду. Ни одна крошка его жизни не годилась для книги.

Он подумал об Этуте и Сове. Но не сказал о них ни слова, как и о волках. Не сказал, потому что ну нет. Ну кому могло быть до этого дело, до чего-то настолько неважного. Тете это вряд ли пригодится для ее серьезной взрослой книги.

Филиппу пора было домой. Тетя Агнешка и Бодек вышли его проводить. Тетя отворила калитку. Бодек, как обычно, радовался всем своим существом, от кончика носа до кончика хвоста.

— Скажи спасибо маме и передавай привет папе, — крикнула тетя, когда Филипп тронулся по Голубой улице.

Проехав с десяток метров, он немного притормозил и огляделся. Посмотрел налево и направо.

— Привет, волки! — сказал он вполголоса, чтобы только они могли его услышать.

И посмотрел в прищуренные волчьи глаза, вглядывающиеся в него из глубины садов, из-за домов и деревьев. В них не было ни капли угрозы. Прекрасные, внимательные, завораживающие глаза.

Они ему очень нравились.

2. Стеночники и металлические конструкции

— И что? — произнесла мама из другой комнаты. — Так и будешь весь день дома сидеть? За этим дурацким компьютером?

Она никогда не говорила просто «компьютер», всегда добавляла какое-нибудь значительное определение. Чаще всего «бесконечный» или «дурацкий». Может, потому, что для нее он ассоциировался исключительно с табличками, рядами цифр и бухгалтерскими программами. Кадры и оклады, обслуживание продаж и складов — она пользовалась им только для этого.

Мама Филиппа была бухгалтером в фирме, принадлежащей папе Филиппа. Но ей не нравилось быть бухгалтером. Она не признавалась, но это было видно по ее глазам, когда она садилась за компьютер. Впрочем, если кто-то обожает бухгалтерию, то вряд ли говорит: «Эти идиотские цифры!», «Что за кретин это рассчитал?», «Вечно мне приходится что-то за вами исправлять, как я это ненавижу». И много чего похуже.

На самом деле фирма принадлежала не только папе Филиппа. Совладельцами были пан Кароль и пан Стефан. Оба очень громко говорили, лысели и могли пространно высказаться по любому вопросу.

Фирма называлась «ООО “Метал-Корф”», и это было практически все, что Филипп о ней знал. Однажды он спросил папу, чем именно они с коллегами занимаются, и в ответ услышал всего одно, но очень длинное предложение:

— Мы производим металлические конструкции: контейнеры, сосуды под давлением и без, сварные сетки, ограждения, навесы, ступени, витрины, перила и перекрытия, а кроме того, мы делаем антикоррозийное покрытие, — а потом папа глубоко вдохнул и добавил: — Теперь все понятно? Прекрасно. Ну тогда будь добр, дай мне вздремнуть. Мне нужно хотя бы пятнадцать минут тишины и покоя.

Папа был уставшим. Постоянно. На работу он приходил уже уставшим, потому что не высыпался. Возвращался уставшим, потому что работал четырнадцать часов. Ложился поздно, потому что поздно возвращался. Поэтому не высыпался и снова шел на работу уставшим.

Из всего этого Филипп усвоил две вещи: «Мы производим металлические конструкции» и что он никогда не будет работать в фирме «Метал-Корф» и ни в какой другой, где производят металлические конструкции.

Охотнее всего он бы засунул все эти конструкции в металлическую ракету, закрыл бы ее на металлический замок и запустил в космос на какую-нибудь металлическую планету. Потому что только там металлические конструкции не становились бы причиной чьей-то грусти, злости или усталости. Они были бы источником счастья и радости.

— Я спрашиваю, ты так и будешь сидеть весь день за этим дурацким компьютером?

— Мам, я играю.

— Опять в какие-нибудь дурацкие стрелялки.

— Но здесь нужно стрелять по чудовищам. Кетоны захватывают земли Пулитов, но не убивают их, а борются с Нуадхами, которые враги — и для Пулитов тоже. Если их всех поубивать, то воцарится мир и можно будет начать строительство города. Но это только на следующем уровне. Сейчас я должен ликвидировать этих чудовищ. Один раз они меня уже убили, но у меня осталось еще две жизни, так что норм.

— Послушай, что ты говоришь! — потеряла терпение мама. — В любом случае мне нужен компьютер. Я должна просмотреть еще миллион накладных. Я хочу разделаться с этим как можно быстрее. Так что заканчивай. На дворе август, хорошая погода, суббота. Что ты вообще делаешь дома?

— Ты слышал, что мама сказала? — к голосу мамы присоединился голос папы.

— Ведь я только начал!

— Не спорь.

— Я только начал!

— Филипп!

Папа вернулся с работы четверть часа назад и, конечно же, хотел отдохнуть.

— Но все уехали! — Филипп попробовал воспользоваться другим аргументом.

— Ты был в лагере в начале июля. Уже забыл? — ответила мама. — Надо было лучше договариваться с друзьями. А на велосипеде ты можешь и один покататься. К тому же, кажется, Павел не уехал. Я видела его вчера во дворе, — не сдавалась мама.