Глава 2

Фургон повернул к видавшему виды дощатому дому с покосившимся крыльцом и булыжной дымовой трубой. Он стоял на небольшом возвышении среди орешника. Это был единственный дом в жизни Эдди, и она знала в нем каждый камень и каждую доску.

Ее гордость — палисадник. Он был почти так же хорош, как и при жизни матери. Везде цвели флоксы и алтеи, повсюду росли розы всех оттенков. Дом стоял в тени деревьев орешника. Эдди помнила, как ее отец длинным шестом обтрясал ветки. Он двигался легко и проворно, пел и смеялся, а они с матерью подбирали крупные орехи, сыпавшиеся на них.

Родители погибли, когда пытались переправить скот через разлившуюся реку. В шестнадцать лет Эдди осталась одна, не считая старенького деда матери, который жил с ней, пока не умер тремя годами позже.

После этого последовали годы одиночества. Она могла выйти замуж и до смерти деда. Поклонники приходили со всей округи. Сначала они осматривали ферму и, одобрив увиденное, обращали взор на Эдди. Девушка им тоже нравилась. Для нее сама мысль провести остаток жизни с кем-нибудь из них была просто невыносима. Некоторые из женихов, получив отказ, стали распространять слухи, будто Эдди — безрассудная и бездушная особа. Стали поговаривать, что она старая дева с причудами. До тех пор, пока не появился Керби.

Когда Колин остановил фургон перед домом, Триш спрыгнула на землю и сорвала с себя шляпку. Ее кожа была цвета кофе с изрядным количеством сливок. У нее были коричневые блестящие глаза, тонкий нос и подбородок, усыпанный веснушками. Она вытащила из кармана кусок материи и обвязала вокруг головы, чтобы черные кудрявые волосы не закрывали лицо.

— Никогда больше не поеду в город!

Эдди понимала страхи девушки и попыталась развеять их:

— Война кончилась, Триш. Не надо бояться, что кто-то заявит на тебя права. Ты свободна и можешь идти куда захочешь.

— А я никуда не желаю уходить, миссис Эдди. Я хочу остаться здесь с вами и малышами. Какой прок быть свободной, если идти некуда?

— И я хочу, чтобы ты осталась. Боже милостивый! Что бы я без тебя делала? Ты была со мной в самое тяжелое время. А затем ангел положил на крыльцо этих двух. — Эдди крепко обняла Джейн Энн и улыбнулась Колину. — С тех пор я ни дня не была одинокой.

— Это был не ангел! — Колин начал распрягать лошадей. — Это был старина Сайкс. Он замучился кормить нас и сказал, что пришел черед других — словно мы собаки. Удивительно, как это он просто не выгнал нас и не пристрелил.

— Вы никуда отсюда не денетесь, вот что. Ты и Джейн Энн останетесь с нами. Ради Бога! Без твоей помощи мы с Триш не справимся с кукурузой и хлопком, а Джейн Энн нужна, чтобы следить за Диллоном.

— И я бы сдохла от страха, если бы тогда ты не снес змее голову мотыгой, когда я на нее наступила на делянке, — заверила Триш мальчика, содрогнувшись от воспоминания.

— Джейн Энн, иди переоденься. И, лапочка, надень шляпку. Триш за утро просто поджарилась. — Эдди полезла в глубь фургона за сахаром.

— Я принесу ружье, — вызвался Колин.

Эдди успела распахнуть входную дверь, чтобы проветрить дом, когда увидела подъезжающую повозку:

— Глядите-ка! Едет проповедник Сайкс с женой.

— Спрячу-ка я сахар. — Триш схватила мешок и потащила его в дом. — Увидит и начнет зубы заговаривать, как обычно, когда чего-то захочет.

Сайксы поселились в Озарксе и основали храм среди холмов примерно тогда же, когда родители Эдди купили здесь участок земли. Эдди была уверена, что из-за многолетнего знакомства они чувствовали себя обязанными присматривать за ней. Вначале за Сайксом не замечали никакого особо религиозного фанатизма, но теперь он обличал любые человеческие грехи и считал людское горе проявлением гнева Господня.

Сайкс держал свою паству в железных рукавицах. Если ему становилось известно, что кто-то в воскресенье умудрился пришить пуговицу или расщепил полено на растопку, то непременно осуждал таких публично — произносил проповедь о нарушении святого дня, субботы. Провинившегося ждала геенна огненная.

Повозка остановилась перед домом, и Эдди с Диллоном вышли во двор поприветствовать гостей.

— Жарко, пройдемте на крыльцо выпить чего-нибудь холодненького.

— Мы не можем задерживаться более чем на минуту-другую, — сказала миссис Сайкс, маленькая бодрая женщина, похожая на птичку. Она слезла с повозки и взошла на крыльцо, прежде чем нога ее тучного мужа коснулась земли. — Мне не терпится узнать, прибыл ли мистер Гайд сегодняшним поездом.

— Нет. Он не приехал. Садитесь в качалку, миссис Сайкс.

— А как наши малыши? — Она потрепала Диллона по щеке, в ее глазах-бусинках засверкало восхищение.

— Он уже не малыш, ему три года.

— Да? Боже, как летит время!

— Добрый день, преподобный отец. Заходите. Я принесу кресло и холодной воды. На крыльце прохладней, чем в доме.

— Как дела, все в порядке? — спросил Сайкс, выпив воды. Он опустился в вынесенное из дома кресло. Эдди сжалась от страха, выдержит ли старое кресло, когда услышала скрип под солидным весом.

— У нас все хорошо. Просто прекрасно.

— Днем и ночью вдоль дорог движутся люди, не остывшие от убийств, поджогов и насилий. Города забиты дезертирами и освободившимися рабами, которые не знают, что с собой поделать. Ваша жизнь здесь без мужчины — дьявольское искушение для них. Особенно с этой проституткой. — Его голос гремел в тишине, нарушаемой только жужжанием майских жуков и карканьем ворон.

— Я не одна. Со мной дети и Триш, которая, разумеется, не проститутка, — возмущенно ответила Эдди.

— Ой-ой! — фыркнул толстяк. — Эти ленивые черные девки притягивают блудников, как горшок с медом — мух.

Эдди хотела возразить, но промолчала. Она овладела собой и глубоко вздохнула. Нельзя ссориться с проповедником. Он обладал достаточным влиянием, чтобы забрать Колина и Джейн Энн, чтобы «преподать ей урок». Миссис Сайкс заметила румянец, вспыхнувший на лице Эдди:

— Мы беспокоимся о вас, дорогая.

— У нас все в порядке. — «Прости меня, Господи, за эту ложь». — Мы отдыхали после возвращения из города.

— Вас не было на воскресной службе, — укоризненно заметил Сайкс. Было не по сезону очень тепло, и пот заливал его лицо.

— У лошади опухла нога, запрягать ее нельзя. — «И за эту ложь прости меня тоже, Господи!» — А идти пешком с Диллоном слишком жарко.

— Нет, дитя мое. — Сайкс замотал головой так энергично, что его челюсти лязгнули. — Некоторые неудобства не могут служить оправданием для отдаления от дома Божьего. Сироты должны быть там, чтобы слышать Слово, — сурово произнес он, затем добавил: — Мальчик уже достаточно большой, чтобы заработать себе на пропитание.

— Он работает здесь. — У Эдди неистово забилось сердце. — Вы не должны беспокоиться о Джейн Энн и Колине. Я собираюсь оставить их обоих.

— Вы уже выполнили свой христианский долг перед ними. Они пробыли у вас дольше, чем нужно. Пришло время, чтобы кто-то другой принял бремя на себя.

— Они не бремя, — мягко возразила Эдди. — Когда вы привели их сюда, то сказали, что у них нет близких родственников. У меня столько же прав на них, как и у всякого другого.

— Эти дети были оставлены под присмотр церкви, и я принял на себя тяжкую обязанность вырастить их. Полагаю, им нужна более сильная рука. Господь говорит: «Пожалеешь розгу и испортишь ребенка».

Эдди сильно сомневалась, что Господь считал, будто следует бить детей, но спорить с преподобным было опасно. Она подавила гнев и попыталась говорить рассудительно.

— Видели вы детей не при деле? — спросила Эдди и продолжила, прежде чем он мог ответить: — Они теперь тоже моя семья. Я люблю их, как и собственного ребенка. Колин помогает мне с овцами и в поле. Джейн Энн присматривает за Диллоном.

— У вас нет оснований кормить лишние рты, когда в доме нет мужчины, — настойчиво сказал он.

— Мужчины не было в доме и тогда, когда вы их сюда привели. Я справлялась почти четыре года. Теперь война закончилась…

— Ваш муж скажет свое слово, когда вернется домой. Вы ведь не слышали, что он погиб, не так ли?

— Официально меня не извещали, — сказала Эдди, стараясь подавить дрожь в голосе.

— Слушай, взгляни-ка, — вмешалась миссис Сайкс, перебив собирающегося продолжить спор мужа.

Диллон положил ей на колени лук и стрелы:

— Колин мне это сделал. Хотите взглянуть, как я стреляю?

— Конечно, но будь осторожен и не попади ни в кого.

— Однажды я попал в курицу, и она не пострадала. — Диллон встал на край крыльца, вложил стрелу и натянул тетиву. Когда он отпустил ее, стрела пролетела добрых три шага. Мальчик побежал за ней. Вернулся он, счастливо улыбаясь.

— Это было славно. Очень хорошо. Так, Гораций?

— Что? Угу… Да, хорошо. — Сайкс обмахивался шляпой. — Мистер Гайд захочет жить в этом месте, если он… когда он вернется?

— Предполагаю, что да. Я не вижу причин уезжать.

На лице проповедника всегда появлялось неодобрительное выражение, когда он говорил о Керби. Они виделись лишь однажды — в тот день Керби и Эдди приехали к нему и попросили повенчать их. Сайкс крайне неодобрительно отнесся к поспешному браку и попытался отговорить Эдди. Но она отказалась прислушаться к его доводам, и он совершил церемонию с выражением глубочайшего сожаления на лице.

— Если задумаете продавать дом, имейте в виду, что Оран Бердселл ищет жилье для сына. У него есть наличные.

— Я запомню это… если мы вздумаем продавать.

— Подумайте об этом. Давай, женщина. — Проповедник с трудом поднялся и нацепил шляпу на лысую голову. — Пожалуй, мы пойдем.

— Идем же. — Его птицеподобная жена соскочила с крыльца. — Мы собираемся проведать Лонглеев. Сестра Лонглей мучается от болей в спине.

— Печальное известие. Передайте от меня привет.

— Хорошо. Прощайте, сестра Гайд.

— До свидания.

— Прощайте. — Это отозвался Диллон. Эдди стояла во дворе, пока повозка не исчезла из виду. Она с облегчением вздохнула и обняла сына.

Сообщение Сайкса о желании Бердселлов купить ферму заинтересовало ее. Бердселлы и Реншоу были наиболее процветающими семьями в округе Фрипоинта. Она уже слышала мельком, что Бердселлы хотели увеличить свои владения.

У Эдди было затаенное желание расправить крылья. Вокруг огромная страна, и ей отчаянно хотелось повидать мир. Она думала, что однажды продаст ферму и начнет новую жизнь где-нибудь в новом месте, где могла бы заняться овцеводством, получать шерсть и прясть пряжу. В последние годы на деньги, вырученные от продажи теплых шерстяных вещей, закупалось многое из столь необходимого для ее семьи.

Когда-то в жизни Эдди появился Керби, и все перевернулось. Он попросился жить в амбаре и работать за харчи. Дел было много, и казалось, что Керби желает помочь, поэтому она разрешила ему остаться. За короткое время он возделал хлопковую делянку, починил изгороди и подрезал персиковые деревья. Они вместе работали в огороде и вместе собирали дикую малину.

Овец Керби презирал и отказывался иметь с ними дело, хотя любил теплые шерстяные носки, перчатки и шарф, которые она для него связала.

В работе он проявлял такую энергию, что это иногда озадачивало Эдди. Керби был не знаком с жизнью на ферме, но стоило ему что-то поручить, как он принимался за работу с таким рвением, будто его жизнь зависела от того, закончит ли он дело до заката. А если им доводилось бездельничать, они смеялись, пели и играли, как дети, сбежавшие из школы.

Однажды вечером после страстных объятий Эдди уступила его напору и позволила овладеть собой. Первый опыт не стал для нее приятным, ее охватили чувство вины и страх. Она отказала Керби в дальнейшей близости, и они поссорились. Для Эдди зачать ребенка вне брака было равносильно смерти. Миновала неделя, прежде чем Керби согласился пойти к Сайксу и принести клятву. Месяцем позже он уехал в город купить ведро и вернулся счастливым, как мальчишка с новой рогаткой.

Керби вступил в войско Арканзаса.

Эдди осталась одна со своими заботами, беременная. Ту зиму она никогда не забудет. Зная, что ей не на кого надеяться, кроме себя самой, без устали запасала пищу на зиму и таскала хворост из леса для печки.

В эти отчаянные месяцы ее мечты о большой и любящей семье были похоронены. Керби не относился к числу людей, которых помнят вечно. Их время прошло. И все же она не жалела, что пустила его к себе в постель, ибо он дал ей то, чего она желала более всего на свете, — дитя любви.

Когда Эдди была на последнем месяце, из леса появилась Триш и спряталась в курятнике. Худая и слабенькая, она упала на колени и умоляла Эдди укрыть ее от хозяина, который, как ей казалось, гнался за ней. Он хотел поместить ее в бордель. Для Эдди Триш была даром небесным. Женщины ухаживали друг за другом и очень привязались. Никто не явился следом за Триш, и Эдди решила, что ее владелец отказался от мысли преследовать девушку.

Спустя два года проповедник Сайкс привез на ферму Колина и Джейн Энн и просил Эдди позаботиться о детях. Она впустила сирот к себе в сердце, и у нее появилась семья.

Женщины с помощью Колина обеспечивали себя пищей. Триш умела находить улья диких пчел, и у них всегда были мед для пирогов и воск для свечей.

Эдди смогла спасти двух овец и барана. Она научила Триш мыть и чесать шерсть, прясть. С удивлением и удовольствием открыла для себя, как много девушка знала о краске шерсти и какие хорошие расцветки у нее получались. Женщины вязали носки, рукавицы, шарфы и шапки.

Дела у них шли лучше, чем у других. К счастью, война обошла стороной эту часть Арканзаса, здесь происходили лишь небольшие сражения. Они были вынуждены отдать мародерам только кабанчика, немного цыплят и несколько кочанов капусты, которые не успели убрать, принеся с поля. Лошадей спрятали в зарослях, овец укрыли в доме.

Война закончилась, и теперь главная забота Эдди состояла в том, чтобы сохранить семью и уберечься от подонков, рыскающих по округе.

Эдди дождалась, когда все соберутся за кухонным столом, дабы сообщить новость о Керби. Она затопила печь и приготовила коврижку, пока Колин и Триш занимались делами по дому.

— Я должна кое-что рассказать вам, — начала она, сидя на своем месте во главе стола. Эдди посмотрела на окружающие ее лица. Ротик Диллона был набит теплой коврижкой. Джейн Энн и Колин бросали испуганные взгляды друг на друга, ожидая, по-видимому, что услышат для себя скверные новости. Триш, непривычно притихшая после возвращения из города, положила недоеденный кусок на тарелку.

— Мистер Гайд не вернется. Мистер Кэш рассказал мне сегодня, что по пути домой мой муж был убит и похоронен возле Джонсборо.

Эдди посмотрела на сына, продолжавшего жевать. Новость не произвела впечатления на маленького Диллона, хотя она много раз объясняла ему, что папа ушел воевать. Колин и Джейн Энн обрадовались. Триш, обеспокоенная тем, что с ней будет, когда вернется хозяин дома, облегченно вздохнула.

— Как же теперь быть? — спросил Колин.

— Полагаю, так и будем жить впятером. Мы были вместе в самые трудные минуты жизни. Нет причин расставаться.

— Если только старик Сайкс не вознамерится передать меня старине Реншоу, — вспыхнул Колин и повесил голову.

Эдди накрыла его ладонь своей:

— Он не собирается никого забирать. Вы останетесь здесь, со мной.

— Но, миссис Эдди. — Глаза Колина блестели, голос дрожал. — Каждое воскресенье Реншоу хватает меня за руку и твердит, что я достаточно вырос, чтобы работать за жратву. Ему нужен крепкий парень. А Реншоу дружит с проповедником Сайксом.

— Проклятие! Мне все равно, что они дружат. — Эдди никогда не ругалась, если ее не разозлить. Сейчас глаза женщины сверкали от гнева. — Ты и Джейн Энн — мои дети. Ей-богу, мои, и я наброшусь на Реншоу, как оса из потревоженного гнезда, если он попробует забрать вас. Ему достанется. — Она надеялась выжать улыбку из Колина, но тот продолжал глядеть в тарелку.

— И это еще не все, — вмешалась Триш. — Я знаю, что бы такое сказать ему, что у него глаза лопнут и язык отсохнет и вывалится. Я так и сделаю, если только не убью сперва. — От волнения ее голос дрожал, а восхитительные глаза блестели, как золотые самородки.

— Колин, ты беспокоишься насчет мистера Реншоу? — спросила Эдди.

Колин не ответил. Эдди увидела страх в его глазах, и сердце ее бешено забилось.

— Мы собирались бежать. — Джейн Энн облизнула крошки с уголков рта. — Хотели достать лошадь и уехать в Калифорнию.

— Нет! — Колин с презрением посмотрел на сестру.

— Да. Ты говорил, что мы убежим, если тебе придется идти к мистеру Реншоу. Меня он не возьмет, а ты обещал мамочке заботиться обо мне. Ты говорил это, Колин.

— Забудьте о Калифорнии или любом другом месте. Вы оба останетесь здесь — это ваш дом. Я поговорю с проповедником Сайксом. Давайте больше не будем об этом.

— Вы станете нашей мамочкой, миссис Эдди? — спросила Джей Энн.

— Я же говорил тебе не просить ее! — закричал Колин.

— Я… я забыла. — Джейн Энн понурила голову.

— Лапочка, если ты хочешь, чтобы я стала твоей второй мамой, я буду рада, — взволнованно сказала Эдди.

— Вы согласны?

— Конечно. Но ты не должна забывать родную маму, постарайся сохранить память о ней в своем сердце.

— Я бы хотела запомнить ее, как Колин.

— Я помню немного, — пробормотал Колин.

— Сядь, Диллон, — мягко приказала Эдди сыну, который встал на стул, пытаясь дотянуться до коврижки. — Попроси Триш передать тарелку.

Диллон не послушался и неосторожно потянулся через стол. Эдди перехватила его руку и отвела от тарелки:

— Сядь. Если мы все встанем, чтобы достать что-то, то… столкнемся головами.

Джейн Энн залилась смехом. Даже Колин улыбнулся. Диллон сел, сложил ручонки на груди и показал язык Джейн Энн.

— Смотрите, что он сделал! Показал мне язык! — В одно мгновение смех Джейн Энн превратился в слезы.

— Я думаю, все устали. — Эдди встала, чтобы налить в чайник воды из ведра. — Бери корыто, Колин. Примите ванну и спать.

— Ванна? — проворчал Колин на пути к двери. — Я к этому не привык.

Эдди посмотрела ему вслед. Обещание оставить детей у себя тяжелым бременем легло ей на плечи. Реншоу хотел пожертвовать изрядное количество денег на строительство новой церкви, а это очень повлияло бы на Сайкса, который мог потребовать отдать Колина. Она должна будет как-то убедить его в том, что нуждается в помощи Колина в большей степени, чем Реншоу. Эдди гадала, сможет ли заручиться поддержкой миссис Сайкс. Так или иначе, поклялась она себе, нужно сдержать данное Колину обещание.

Эдди была уверена, что теперь она совсем не та женщина, которую оставил Керби в одиночестве, беременной. Она достойно вынесла все удары судьбы. Эдди была благодарна мужу за те несколько недель счастья, которые они провели вместе, и жалела, что он умер. Но она не имела права поддаваться горю.

Теперь Эдди поняла, как была одинока. Она тянулась к звездам и неожиданно для себя открыла ярчайшую из них — своего сына, Диллона.