Мы замолчали, глядя на людей. Теперь я понимала, почему нам так жестко запрещено с ними знаться: между нами ощущалось странное родство, они казались ближе к волкам, чем даже вороны. Людские звуки и движения были похожи на волчий язык, их детеныши ползали и играли совсем как волчата. Выделялся высокий мускулистый самец — от него пахло силой, и голенастые поджарые юнцы старались завоевать его одобрение. Непонятно, как он умудрялся сохранять порядок в такой большой стае, но его поведение завораживало.

Внезапно повеяло теплом: рядом со мной возникла волчица — явно не из нашей стаи, хотя ее запах показался мне знакомым. Удивительно, как она подошла, не поприветствовав Риссу и не обнюхавшись с остальными взрослыми… Молодая, как Иллин, волчица с тоской смотрела на людей. Не хотелось ее отвлекать, но она выглядела такой печальной, что я не удержалась и ткнула ее носом.

Странная волчица обернулась, и я, увидев белый полумесяц на груди, ее узнала: та самая волчица с Великой Равнины! Значит, я не выдумала ее от изнеможения и отчаяния, она настоящая! И даже вполне обычная: невысокая, светло-бурая, худощавая… Вот чей запах привел меня тогда к стае, вот кто спас нас с Аззуеном! Я вдруг поняла, что едкий отголосок в ее запахе — тот же, что исходил от человеческого лагеря: запах обожженного огнем мяса. Странная волчица пахла людьми!

— Ты подросла, малышка Мелкие Зубки, — сказала она, касаясь носом полумесяца у меня на груди. — Ты уже не щенок. Как поживает стая Быстрой Реки?

Человеческий запах волчицы не давал мне покоя.

— Ты из стаи людей?

— Не совсем. — Она с тоской посмотрела на поляну и перевела взгляд на Риссу и щенков. Я не понимала, почему остальные не подходят к ней ни с приветствиями, ни с угрозами.

— Тогда из какой ты стаи?

— Я из волков Быстрой Реки, кроха, откуда ж еще? У нас с тобой одна стая.

Совсем ничего не понятно. Говорили, что кто-то из прошлогодних щенков, братья и сестры Иллин и Минна, ушли искать себе пару и должны вернуться к зиме. Такие не стали бы тянуть с приветствием и сразу подошли бы к Риссе… Я не полезла с вопросами: если окажется, что волчицу изгнали, вряд ли она захочет рассказывать подробности. Но тогда почему Рисса ее подпустила?.. Я так озадаченно разглядывала волчицу, что она засмеялась:

— Тебе велели смотреть на людей, а не на меня, кроха! Из всех волков Широкой Долины тебе нужно знать о них больше всех.

— Почему?

— Ты, Дочь Луны, должна завершить начатый мной путь.

Звучный дальний вой заставил нас вздрогнуть, волчица навострила уши.

— Мне пора. Позаботься о моей стае. — Она вновь посмотрела на людей. — Обо всех, кто в моей стае.

Еще раз тронув носом полумесяц у меня на груди, она скрылась в лесу. Тут же повеяло холодом, я поежилась.

Полумесяц на груди еще пульсировал теплом от прикосновения, не давали покоя слова про заботу о стае — я поднялась и хотела было бежать вслед волчице, чтобы спросить. И тут меня внезапно потянуло к человеческому лагерю, безумно и неудержимо. Не в силах сопротивляться, я шагнула вниз по склону холма.

— Ляг сейчас же! — прорычала Веррна.

Лапы у меня подрагивали, голова кружилась; грудь налилась жаром и пылала, как огонь в человеческом лагере, — будто кто-то обвил сердце прочной лозой и теперь тянул меня к людям. Поляна вдруг увиделась ясно и четко, людские слова из нелепой мешанины звуков превратились в осмысленную речь, такую же, как волчья. Мне захотелось, чтобы меня тоже обвили человечьи руки — как того ребенка, что прижимался к матери; захотелось почувствовать вкус обожженного мяса и тепло огня, согревающего шкуру. Внутренний зов, слышимый издавна, усилился вдесятеро, я не могла ему противостоять.

Я сделала еще шаг, потом еще и уже двинулась вниз по склону, как вдруг Веррна, прыгнув, грудью сбила меня с ног и вмяла в землю. Я громко заскулила.

— Тихо, бестолочь! — прошипела волчица. — Хочешь, чтобы весь лес знал, что мы тут?

И все же я пыталась выбраться туда, к людям, и била лапами под тяжестью массивного тела Веррны. Боль в груди — ослабшая было, когда я двинулась к поляне, — вновь росла, желание быть с людьми пересилило страх, я отбивалась как могла. В конце концов Веррна ударила меня в плечо, и наваждение, оставленное человеческим запахом, отступило. Я вспомнила, что я волчица и принадлежу стае Быстрой Реки, и позволила Веррне втащить меня обратно на вершину холма, где ждала разгневанная Рисса. Аззуен и Марра смотрели на меня широко раскрытыми глазами, и даже Уннан с Борллой были слишком удивлены, чтобы произнести хоть слово.

— О чем, во имя Луны, ты думаешь? — обрушилась на меня Рисса. — Как ты смеешь приближаться к людям после всего, что тебе говорили?

Я не нашлась с ответом. Не рассказывать же ей о волчице, которая то ли настоящая, то ли нет: Рисса сочтет меня помешанной или, чего доброго, решит, что из-за тяги к людям меня надо изгнать из стаи. От одной мысли о людях вновь закружилась голова.

— Отвечай! Иначе пойдешь через реку и равнину в одиночку, сейчас же! — Никто из щенков еще не доводил Риссу до такой ярости. — Как ты смела меня ослушаться?

— Прости, пожалуйста, — прошептала я. — Меня потянуло к людям.

Веррна с Риссой обменялись беспокойным взглядом, Борлла что-то пробормотала про полукровок. Аззуен сокрушенно смотрел на меня, явно хотел подойти и не осмеливался. Я была благодарна ему за заботу, но его унылое сострадание меня раздражало. На Иллин я даже не взглянула, боясь увидеть в ее глазах разочарование.

— Что ты говоришь? — не отступала Рисса. — Как потянуло?

— Будто огнем обожгло, — прошептала я, — и показалось, что если не пойти к людям, то жжение не остановится. Прости.

О странной волчице я говорить не стала. Не смогла.

— Кровь — она и есть кровь, — смерила меня взглядом Веррна. — Всего четыре луны от роду, а уже сказывается.

— Ты слишком строга, Веррна, — укорила ее Рисса. — Малышка просто излишне впечатлительна. Щенки, пытающиеся подойти к людям при первой встрече, не редкость, это ничего не значит.

Однако она озабоченно потрогала носом белый полумесяц у меня на груди.

— Ничего не значит — пока, — стояла на своем Веррна. — Ты скажешь Рууко?

— Нет. — Рисса, подняв голову, твердо встретила взгляд Веррны. — И ты тоже.

Веррна замерла на мгновение, затем опустила уши.

— Будь по-твоему…

Борлла важно подошла к Риссе.

— Меня, может, тоже к ним тянуло, но я ведь не пошла! — процедила она презрительно.

Уннан согласно кивнул:

— Никто не двинулся с места, только Каала.

— Замолчите! — приказала Рисса. — И больше не вспоминайте. Слышите? Каала, будешь ждать у подножия холма. А мы попробуем вернуть хоть что-то из того, что люди у нас стащили.

— Рууко не одобрит, — покачала головой Веррна.

— Не все в стае решает Рууко, — отрезала Рисса. — Запрещено биться с людьми, когда они отбирают нашу добычу, зато можно утаскивать то, что они оставляют без присмотра на краю лагеря. Можешь остаться здесь со щенками, — добавила Рисса, окинув Веррну небрежным взглядом.

Веррна собралась было возразить, но что-то в лице Риссы ее остановило.

— Хорошо, — послушно согласилась она. — Щенки, а ну шевелите лапами!

Волчица отогнала Аззуена и Реела в сторону, я медлила.

— Ступай, — скомандовала мне Рисса. — Ты собой не владеешь, тебе туда нельзя.

Если уж Веррна решила не спорить с Риссой, то мне и подавно не стоило. Пытаясь не замечать жгучую боль в груди, я повернулась прочь от волков моей стаи — и от людей, к которым меня так влекло.

Глава 7

Измученная болью, я плелась к подножию холма. При виде половинки луны захотелось повыть от горя, но ведь Рисса и без того отчитала меня за несдержанность… Я уныло брела, чувствуя каждый комок земли подушечками лап, и тихонько про себя поскуливала. Вдруг позади раздался мягкий звук шагов.

— Я с тобой, — серьезно заявил Аззуен.

Вдвоем с Аззуеном мы дошли до подножия холма и сели, луна светила нам сквозь ветви деревьев.

— А если Веррна увидит, что тебя нет?

— Ей не до того, — усмехнулся Аззуен. — Злится, что ее оставили со щенками, и не следит, кто на сколько шагов отошел. Хорошо быть мелким волчонком: взрослым до тебя нет дела, тебе все равно не дожить до весны…

— Неправда! — воскликнула я. Неужели его так мало заботит собственное будущее и место в стае? — Тебя же не бросили, когда ты переплывал реку!

— Да, взрослые следят, чтоб мы не погибли, но все равно думают, что нам с Реелом не пережить зиму.

— Уж ты-то переживешь, я позабочусь! — выпалила я и испугалась: вдруг он подумает, что я считаю его слабым?

Аззуен помолчал, обдумывая мои слова, однако заговорил о другом:

— А почему ты пошла к людям? После всего, что Рисса с Тревеггом рассказали нам о заповеди… Нас тоже к ним тянуло, ну и что? Тебя ведь могли вышвырнуть из стаи! Или еще хуже… — Он не пытался обвинять или поучать, просто любопытствовал.

— Вначале меня тянуло не больше, чем других. А потом вдруг раз — и я не могла остановиться. Как Индру, про которого говорила Рисса. Понимаешь, не могла! Это плохо, да ничего не поделаешь. Не будь я уверена, что Рисса с Веррной меня удержат, — пошла бы даже сейчас.

Аззуен поглядел на меня. Я заметила, что мордочка его за последнее время округлилась. Хоть он и считает себя мелким волчонком, он все же взрослеет и становится сильнее.

— В следующий раз, когда тебя потянет к людям, скажи мне. Я на тебя сяду и прижму к земле.

Я засмеялась, боль в груди немного ослабла.

Внезапно я чуть не выскочила из шкуры от испуга — над головой зашуршали крылья и прямо передо мной приземлился Тлитоо.

— Глупее волчонка я не видал, — заявил он мне, принимаясь чистить перья. — Если тебя вышибут из стаи, щеночек, верховные волки тебе ничем не помогут, так что учись себя сдерживать. У меня тоже при появлении людей жжется метка на крыле, и ничего — научился не замечать. Мало ли что ты чувствуешь, не обращать же внимание на все подряд. — Он вытащил из крыла травинку и швырнул в меня.

— А почему ты здесь, да еще ночью? — буркнула я. Вороны обычно не любят темноты. — Чего тебе не сидится с семьей?

— Я уже вырос, чтоб летать, где хочу и когда хочу, не то что малютки-щеночки. Должен же кто-то присматривать, чтобы ты не скулила по ночам. — Тлитоо уставился на меня в темноте, часто мигая. — А то вдруг верховолки рассердятся.

Повадились мне сегодня выговаривать за поведение…

— Если верховным волкам есть до меня дело, то где они сами? — огрызнулась я. Вот уж кого бы увидеть! Спросить, кто мой отец, и правда ли во мне кровь чужака, и какая во мне угроза стае, и вообще что я за существо…

Тлитоо издал низкий клекот и встопорщил перья на ногах.

— Верховолки приходят, когда хотят, щеночек! У них есть дела поважнее, чем успокаивать глупых обиженных волчат.

— Думай, что говоришь, вороненок! — Аззуен встал рядом со мной. Вступился!..

Тлитоо склонил голову набок.

— Друзья — это хорошо. Особенно если их не терять. В одиночестве тебе лучше не оставаться.

— У тебя все? — раздраженно бросила я. Надоели его загадочные намеки на верховных волков.

— Послушай! — Внезапная серьезность Тлитоо меня ошеломила, Аззуен прижался ко мне — на этот раз не успокоиться, а успокоить. — Нельзя, чтоб тебя выгнали из стаи, пока ты не можешь себя прокормить. Не показывай, что чем-то отличаешься. Не выделяйся. Сумеешь? Подумай.

Я смотрела на вороненка, прижавшись к Аззуену, и не знала, что отвечать. Голос Тлитоо чуть смягчился.

— Ты ведь знала, что не похожа на других. Думаешь, почему верховолки сохранили тебе жизнь? — Он бережно провел клювом по моей макушке, тихонько заурчав. — Мне тоже не нравится таинственность злюковолков, но ведь я из-за этого не рву себе перья на голове! Тебе сейчас хватает и других забот.

Его неожиданная доброта меня удивила, я раскрыла было пасть, чтобы поблагодарить, — как вдруг он развернулся и щелкнул меня по носу хвостом.

С хмурым волчонком
Ворон умрет от тоски!
Хвостом ему в нос!

Он встопорщил крылья, словно собрался напасть, и тут Аззуен вдруг прыгнул.

Тлитоо отскочил в сторону.

— Ха! — довольно каркнул он. — Здорово, когда щенок не похож на унылую гусеницу!

Вороненок замолчал и свесил голову набок, словно к чему-то прислушиваясь. Аззуен, едва сдерживая смех, переводил взгляд с него на меня.

— Таких странных воронов я не встречал! Что он делает здесь среди ночи? — Аззуен склонился ко мне и шепнул: — По-моему, Каала, ему нельзя доверять.

Признательность к волчонку затопила меня теплой волной. Выражением мордочки он вновь напомнил мне маленького старичка — суждено ли проявиться его задаткам, суждено ли ему вырасти? Аззуен и Реел — слабейшие щенки в стае, и если оба выживут, кому-то из них придется вечно быть низкохвостом. Если я хоть на что-то способна — я не позволю, чтобы им стал Аззуен.

Вопросы Тлитоо, правда, оставались более насущными. Я сузила глаза и посмотрела на него.

— Слушай… — начала я.

— Вам пора спешить, щеночки! — внезапно каркнул Тлитоо и на мгновение задержал на мне взгляд. — Не торчите тут, как больной клюв!

С клокочущим хохотом Тлитоо исчез в темноте, и в тот же миг я услышала позади треск кустов — с холма спускались наши; со стороны человеческого лагеря вслед им неслись громкие вопли. Иллин, пробегая, глянула на меня блестящими от возбуждения глазами, из ее пасти торчал огромный кусок мяса — мяса, обожженного огнем!

— Такое мясо на обочине не найдешь, — пробормотал Аззуен.

— Они заходили в лагерь, к самим людям! — Меня охватила зависть: задали мне трепку только за то, что я шагнула в сторону лагеря, а сами в него вошли! От запаха обожженного мяса рот наполнился слюной, однако времени на трапезу явно не было.

— Бежим! — с ухмылкой, смягчавшей резкость команды, прорычала Рисса сквозь зажатый в зубах ломоть мяса. Уже не заботясь, слышно нас или нет, мы устремились к деревьям — и дальше через лес к своей территории; я могла поклясться, что в ясной прохладной ночи рядом со мной и Аззуеном летела тень молодой волчицы.

Люди нас не преследовали. Ни их медленный неровный бег, ни их слух и обоняние не сравнить с нашими — оторвавшись от них так, чтобы их летающие палки не могли нас достать, мы больше не волновались. И все же продолжали бежать. В лесу пахло волками Скалистой Вершины, позади нас слышались гневные людские крики. Я не могла не посмеяться над погоней: мы летели как ветер.

Марра, Борлла и Уннан, гордо вздернув хвостики, сжимали в зубах куски утащенной еды; я бежала рядом без всякой ноши, будто я такая же слабая, как недоростки Реел и Аззуен. Уннан выпустил из пасти мелкий кусочек мяса — я проглотила его на ходу, не замедлив шага, и ухмыльнулась Марре, которая за мной наблюдала. Она закатила глаза и устремилась вперед еще быстрее, стараясь поравняться с Риссой.

— Задавака! — рассмеялась я, чуть задыхаясь от усилия. Наконец мы перешли на более легкий бег и теперь двигались друг за другом в льющемся лунном свете. Ближе к нашей территории запах Скалистых волков сделался слабее, бежать стало спокойнее. По хриплому дыханию Аззуена и Реела было слышно, что они не прочь замедлить шаг.

Я думала, Рисса вновь поведет нас туда, где мы переплывали реку, но она свернула на широкую тропинку, протоптанную оленями к водопою, а потом еще час вела нас по берегу, намного выше прежнего места. Я не понимала, зачем обходить так далеко. Если пересечь реку здесь, то на той стороне нужно будет долго возвращаться к равнине Высокой Травы… Однако при виде ольхи, поваленной поперек течения, все стало ясно, и я с удивлением следила, как Рисса переходит через реку по стволу. Веррна помогла перебраться Реелу, за ними двинулись Уннан и Борлла.

— Зачем было заставлять нас плыть, если здесь переправа? — спросила я Марру.

Вместо нее ответила Иллин, стоявшая рядом и следившая за тем, чтобы Аззуен благополучно добрался до берега:

— Волк, которому предстоит охотиться, должен уметь плавать. К тому же до Ольховой Переправы далеко: на переход надо тратить силы. Рисса явно не рассчитывала, что волчатам будет трудно переплыть, хотя им все равно ничего не грозило: мы с Веррной успели бы подхватить любого. Но сейчас нельзя одновременно тащить мясо и следить за щенками. И без того в последний раз, добираясь вплавь, Минн упустил по течению целый окорок. Так что на обратном пути от людского лагеря мы теперь ходим через Ольховую Переправу.

— Волки так часто воруют добычу у людей? — изумленно спросила Марра.

Иллин усмехнулась:

— Настолько часто, чтоб знать пути через реку и уметь переправиться в любой миг. Нам пора.

Она взяла в зубы свой кусок мяса и легко перебежала по дереву на другой берег, где уже ждали остальные. Я все равно ничего не понимала.

— Аззуен с Реелом могли утонуть! — обернулась я к Марре. После всего, что Рисса говорила про заботу о щенках, подвергать нас такой опасности… Я помотала головой и взглянула вслед Иллин.

— Нас опять проверяли, — предположила Марра, проследив за моим взглядом; у ее ног лежало вкусно пахнущее оленье ребро. Я подняла голову, чтобы вобрать в себя расплывчатый свет солнца: небо уже озарялось первыми рассветными лучами. — Никто не хотел гибели Реела или Аззуена, взрослые лишь проверяли, кто из нас сильнее. И кто утащит лучший кусок. Ты бы видела Иллин: она выждала, пока люди отвернутся, подскочила к костру и украла мясо прямо с огня! Потому нам и пришлось удирать что есть сил. Рисса ей, конечно, попеняла для виду, но явно была довольна.

«Довольна, когда Иллин ворует ценный кус мяса, — подумала я, — и когда Борлла помогает Реелу перебраться через реку. А мне грозит наказание: как же, ведь меня тянет к людям слишком сильно…» Я вздохнула, переведя взгляд на Борллу и вдруг увидела, что мясо у нее в зубах тоже обожжено огнем!

— А Борлла что, заходила в людской лагерь? — возмущенно выпалила я.

— Куда там! — Марра вытянула длинную гибкую спину. — Иллин обронила лишний кусок, Борлла в него и вцепилась. Теперь делает вид, будто утащить жженое мясо без нее не додумались бы.

— Чего ждете, лентяи? — донесся до нас голос Риссы. Я поспешила вслед за Маррой — она, подхватив оленье ребро, уже двинулась к остальным.

Рисса, остановившись сразу за переправой, окинула взглядом добычу.

— Можете немного поесть, волки Быстрой Реки, — разрешила она, обнюхав мясо и отложив куски для Рууко и стаи. — Вы заслужили.

Рот у меня наполнился слюной. Я заметила, что все обожженное мясо она оставила нам.

— Рууко все равно его не ест, — пояснила она явно недовольной Веррне. — Говорит, что еда с огня — не еда.

Все рванулись к мясу, меня же грубо оттолкнула Веррна.

— Обойдешься! Тебя и так слишком тянет к людям.

Я возмущенно взвыла и попыталась прорваться к остальным, но Рисса с Иллин оттеснили и меня, и Реела с Аззуеном. Те, поджав хвосты, подчинились, а я лишь больше обозлилась: разве я недоросток, как они? Почему меня не пускают? Я шагнула к мясу и, встретив яростно-неприязненный взгляд Веррны, едва не зарычала на нее — как вдруг вспомнила слова Тлитоо: мне нельзя выделяться!.. Пришлось подавить злость и послушно наблюдать, как остальные пожирают пахнущее огнем мясо. Наконец, когда остался последний кусок, Рисса велела двигаться дальше.