А еще там любили поболтать. Никогда в жизни не встречал он людей столь разговорчивых и располагающих таким количеством свободного времени для сплетен. Казалось чудом, что какая-то работа здесь все же велась, но она загадочным образом выполнялась. Это напоминало ему его оксфордские годы, когда эссе писались сами собой, по некоему волшебству, в промежутках между посиделками в клубе и занятиями спортом, и где первые ученики хвастались тем, что никогда не тратили на задания более трех часов в день. Так что здешняя атмосфера ему вполне подходила. Он был человеком дружелюбным, обладал ненасытной любознательностью новорожденного слоненка, и ничто не доставляло ему большего удовольствия, чем когда заглянувший к нему поболтать коллега, которому до смерти надоело сочинять рекламный текст, отрывал его от восхваления продукции фирмы «Сопо» («которая превратит ваш понедельник в веселое воскресенье») или пылесосов «Вихрь» («Один порыв «Вихря» — и все чисто»).

— Привет! — сказала однажды утром, зайдя к Бредону, мисс Митьярд. Она пришла проконсультироваться с ним насчет способов подачи мяча в крикете. Владельцы бренда ирисок «Сорванец» заказали серию рекламы с крикетной тематикой, которая хитрыми, извилистыми путями должна была вывести на достоинства ирисок. Бредон показал ей несколько приемов подачи с помощью карандаша и бумаги, а также в коридоре — используя круглую жестяную банку из-под табака «На суд знатоков» (при этом он едва не угодил ею мистеру Армстронгу в висок), а также обсудил с нею сравнительные преимущества использования в заголовке выражений «Боже мой!» и «Черт возьми!», но мисс Митьярд не думала уходить. Она села на край стола и принялась набрасывать шаржи, продемонстрировав некоторое умение в этом искусстве, и, шаря в лотке для карандашей в поисках ластика, воскликнула, словно раньше уже упоминала об этом:

— Ба! Вот и он.

— Что?

— Это скарабей крошки Дина. Нужно бы отдать его сестре покойного.

— Ах, это! Да, я его видел, но не знал, кому он принадлежит. Неплохая вещица. Настоящий оникс, хотя явно не из Египта и даже не очень старый.

— Может, и так, но Дин его обожал. Считал своим талисманом и всегда носил в кармашке жилета, а когда работал за столом, клал перед собой. Если бы в тот день скарабей был при нем, может, он и не споткнулся бы на лестнице — во всяком случае, сам бы он так считал.

Бредон положил жука на ладонь. Скарабей был величиной с ноготь мужского большого пальца, тяжелый, с неглубокой резьбой, гладкий, если не считать маленького скола на боку.

— Каким человеком был Дин?

— Ну… О покойных, как говорится, либо хорошо, либо ничего, но мне он не очень нравился. Была в нем какая-то червоточинка.

— Какого рода?

— Во-первых, мне не нравились люди, с которыми он общался.

Бредон вопросительно изогнул бровь.

— Нет, — сказала мисс Митьярд, — я не имею в виду то, о чем вы подумали. По крайней мере, я не могу сказать на этот счет ничего достоверного. Но он таскался с компанией де Момери. Хотя, наверное, это было неглупо. Слава богу, его не было с ними в ту злополучную ночь, когда эта девушка, Пантер-Смит, покончила с собой. Пим не смог бы допустить, чтобы один из его сотрудников оказался замешанным в таком скандале. Пим в этом смысле особенно щепетилен.

— Сколько лет, вы сказали, было этому типу?

— Ну, думаю, лет двадцать шесть или семь.

— А как он сюда попал?

— Как обычно. Полагаю, деньги понадобились. Пришлось искать работу. Веселую жизнь с пустыми карманами вести нелегко, а он, в общем-то, ничего из себя не представлял. Его отец служил управляющим в банке или кем-то в этом роде, потом умер, поэтому, полагаю, Виктору пришлось самому зарабатывать себе на жизнь. Он вполне был способен о себе позаботиться.

— Тогда как же он сюда попал?

Мисс Митьярд усмехнулась.

— Кто-то его подцепил, я думаю. Он был по-своему весьма привлекателен. Видимо, nostalgie de la banlieue, а также и de boue [Ностальгия по пригороду… по грязи (фр.).]. А вы меня дурачите, мистер Дэс Бредон, потому что знаете все это не хуже меня.

— Это комплимент моей прозорливости или сомнение в моей добродетельности?

— Гораздо интересней узнать, как вы сюда попали, чем как попал сюда Виктор Дин. Копирайтерам без опыта здесь поначалу платят четыре фунта в неделю — едва ли достаточно, чтобы купить пару ваших туфель.

— Ах, — сказал Бредон, — как обманчива бывает внешность! Однако совершенно очевидно, милая леди, что вы свои покупки совершаете не в настоящем Вест-энде [Вест-энд — западная часть центра Лондона, где сосредоточена театральная и концертная жизнь, музеи, правительственные учреждения, университеты и колледжи, а также элитная недвижимость и фешенебельные магазины.]. Вы принадлежите к тому кругу общества, который платит за вещь столько, сколько она стóит. Я это уважаю, но не собираюсь вам подражать. К сожалению, есть услуги, за которые можно заплатить только наличными: за проезд на поезде, за бензин. Но мне приятно, что вы одобрили мои туфли. Их поставляет в «Аркаду» [«Берлингтонская аркада» — эксклюзивный элитный торговый центр в Лондоне с магазинами, предлагающими предметы роскоши.] Рудж, и, в отличие от «модной обуви «Фарли», их действительно можно увидеть на королевской трибуне в Аскоте и повсюду, где собираются разборчивые мужчины. У них там есть и женский отдел, и если вы сошлетесь на меня…

— Я начинаю понимать, почему в качестве источника заработка вы выбрали рекламу. — Сомнение на угловатом лице мисс Митьярд сменилось легкой насмешкой. — Ну, наверное, мне пора возвращаться к ирискам «Сорванец». Спасибо за «секретную информацию» о правилах крикета.

Когда дверь за ней закрылась, Бредон печально покачал головой. «Какая беспечность, — пробормотал он. — Чуть не выдал себя. Вернусь-ка я лучше к работе, чтобы выглядеть правдоподобней».

Он придвинул к себе досье с переложенными закладками оттисками рекламы «Нутракса» и принялся тщательно его изучать. Однако надолго его в покое не оставили: через несколько минут в кабинет ленивой походкой вошел Инглби с вонючей трубкой в зубах и глубоко засунутыми в карманы брюк руками.

— Слушайте, у вас Брюера [Словарь фраз и басен Брюера, иногда называемый просто Брюером, — справочник, содержащий определения и объяснения многих известных фраз, аллюзий и фигур, как исторических, так и мифических.] нет?

— Я его не знаю. Но, — добавил Бредон, небрежно обведя комнату рукой, — разрешаю вам поискать. Потайные убежища и лестницы — в вашем распоряжении.

Инглби покопался на книжной полке. Тщетно.

— Кто-то его свистнул. Ладно. Вы можете мне сказать, как пишется «Хрононхотонтологос»? [«Chrononhotonthologos» (1734) — сатирическая пьеса английского поэта Генри Кэрри, написанная абсурдистскими стихами.]

— О, запросто. А еще «Алдиборонтифоскофорнио», Торквемада… Разгадываете кроссворд?

— Нет, ищу заголовок для табака «На суд знатоков». Ну и жара. А теперь еще нам предстоит целую неделю дышать пылью и глохнуть от грохота.

— Почему?

— Распоряжение судьи. Железная лестница предназначена на снос.

— Кем?

— Правлением.

— Вот черт! Нельзя этого делать.

— Что вы имеете в виду?

— Это же будет признанием ответственности, разве не так?

— Вы что-то слишком разволновались. Я начинаю думать, что у вас в этом деле какой-то личный интерес.

— Господи, конечно же нет. С чего бы? Просто это дело принципа. А кроме того, эта лестница, кажется, весьма полезна для устранения неугодных. Похоже, покойный Виктор Дин не был всеобщим любимцем.

— Не знаю. Я в нем особого вреда не видел, разве что он был тут не совсем своим, не проникся пимовским духом, так сказать. Мисс Митьярд, например, его презирала.

— За что?

— О, она женщина порядочная, но слишком придирчивая. Мой девиз: живи сам и давай жить другим, но блюди свой интерес. Как у вас дела с «Нутраксом»?

— Я к нему еще и не приступал. Пытался найти слоган для чая «Твентименс». Если я правильно понял Хэнкина, у этого чая нет иных достоинств, кроме дешевизны, и делается он из отходов от других чаев. А слоган должен намекать на солидность и респектабельность.

— Почему бы не назвать его «Домашний купаж»? Ничто не вызывает большего доверия и не предполагает большей экономии.

— Хорошая идея. Я ее ему предложу. — Бредон зевнул. — Что-то я переел за ланчем. Мне кажется, никто не должен работать после половины третьего. Это противоестественно.

— В этой работе все противоестественно. О господи! Кто-то что-то несет на подносе! Уходите! У-хо-ди-те!

— Прошу прощения, — бодро произнесла мисс Партон, входя с шестью тарелочками, наполненными какой-то серой массой, от которой шел пар, — но мистер Хэнкин просит вас попробовать эти образцы овсянки и высказать свое суждение.

— Голубушка, посмотрите на часы!

— Да, я знаю, это ужасно. Образцы помечены буквами «А», «Б» и «В», а это — вопросник, и если вы будете так любезны вернуть мне ложки, я их вымою для мистера Копли.

— Меня стошнит, — простонал Инглби. — Чье это изделие? Пибоди?

— Да, они собираются производить консервированную овсянку «Шотландский волынщик». Не требует ни варки, ни размешивания — нужно лишь подогреть банку. На этикетке будет изображение волынщика.

— Послушайте, — сказал Инглби, — идите-ка вы и опробуйте эту кашу на мистере Макалистере.

— Уже опробовала, но его отзыв оказался нецензурным. Вот вам сахар, соль и молоко.

— Чего не сделаешь ради служения обществу! — Инглби с отвращением понюхал массу и лениво помешал ее ложкой.

Бредон с серьезным видом подержал кашу во рту, а потом окликнул уже уходившую мисс Партон:

— Постойте, запишите, пока у меня свежи впечатления. Образец «А»: изысканный, богатый вкус, приятный аромат зрелого ореха; каша для настоящих мужчин. Образец «Б»: брют, утонченный, мягкий вкус, требующий лишь…