Открыв папку с видео и выставив звук почти на минимум, Бен глядел, как Руди качается на дереве в одном ботиночке и кричит во все горло: «Я КАЧАЮСЬ БЕЗ БОТИНКА!» Малыш без устали повторял эту фразу и каждый раз смеялся. Бен не принадлежал к категории фанатов видеосъемки. До наступления эпохи смартфонов он так и не удосужился купить видеокамеру, поскольку не хотел становиться одним их тех самых папаш, которые всегда и всюду следуют за своими чадами с камкордером, как полные идиоты. Но теперь все телефоны производились с камерами, и, доложу я вам, как же детишки любят смотреть ролики со своим участием. Так что он тоже снял несколько сюжетов и хранил их в архиве. Вот ведь странная вещь: часы, месяцы и годы, проведенные с ними… Теперь он мог вбить жизни детей в хаотично разбросанные капсулы их существования. Как же сильно он по ним скучал! Такое чувство, что он уехал несколько месяцев назад.

Когда Бен выключил видео, потому что смотреть их стало невыносимо больно, он заметил в левом верхнем углу дисплея одну светящуюся полоску.

Сигнал.

Он сразу же позвонил жене, и та ответила:

— Бен?

— Тереза! — прошептал он. — Тереза, я заблудился! Я люблю тебя! Прошу тебя, отошли…

Вызов сорвался. Хуже того, одинокая полоска исчезла и сменилась надписью «Поиск…».

— Нет. Только не это, нет-нет-нет. НЕТ!

Он выскочил из-за дерева и поднял телефон как можно выше, ища сигнал. Если тот был, значит, появится снова. Где же он? Где этот проклятый сигнал? Он пожалел, что не способен видеть радиоволны, гамма- и рентгеновские лучи, пронизывающие воздух, чтобы вычислить этот сигнал и обрушиться на него с самыми грязными ругательствами. Он кружил вокруг потухшего костра и размахивал телефоном, стараясь не пропустить ни малейшего участка вокруг, но все без толку. После пяти минут высокотехнологичного отчаяния телефон вырубился. Дисплей почернел.

— Нет! Чтоб тебя, НЕТ!

Продолжая выплясывать, Бен несколько раз перезагрузил аппарат, наблюдая, как тот снова и снова вырубается. В конце концов он увидел лишь картинку пустого аккумулятора и маленькую иконку со шнуром. Телефон умер. И он тоже умер. Бен вернулся в свое укрытие за деревом и колотил по земле до тех пор, пока не свалился от усталости и не отключился.

Проснулся он довольно скоро. Вокруг по-прежнему царила ночь. Оставшись без телефона, он понятия не имел, который час, но почувствовал, что где-то рядом горит огонь. Кто-то его зажег. Развел костер. И тут…

Кто-то играл на гитаре. Рядом с костром. Прямо там. Он слышал, как бренчат на струнах. А если это собакомордые? А если они нашли меня и просто со мной играют? Они скальпируют его лицо, отрежут ноги, оттащат в свое логово в лесу и сотворят с ним то же, что и с остальными безногими трупами. Его разрежут на куски, расчленят, возможно, сожрут. Теперь ему от них не ускользнуть. Слишком уж он ослаб.

И тут он услышал, как хихикнула женщина. Женщина. Это женщина играла.

Он осторожно выглянул из-за дерева и увидел белокурую девушку, сидевшую, скрестив ноги, на одеяле рядом с костром, прижав к животу старую акустическую гитару. На ней был флисовый свитер, тренировочные штаны и удобные туристские ботинки. Вокруг валялись пустые банки из-под пива и винные бутылки. Лицо ее раскраснелось от веселого опьянения.

Бен подбежал к ней.

— Вы должны мне помочь!

— Все нормально? — спросила она.

— Нет! Нет, кто-то… — Он тотчас же забыл, что хотел сказать. Бен узнал эту девушку. Это была Энни Дерриксон. Из колледжа. Она ни на день не состарилась. В буквальном смысле. Ей по-прежнему было двадцать два года. И у нее были все те же выгоревшие белесые волосы, вздернутый носик и гладкая, молочно-белая кожа в веснушках, которую Бену так хотелось погладить.

— Энни?

— Бен? Почему ты здесь?

Я приехал сюда на деловой ужин, а потом заблудился в лесу, за мной гнались двое с ножами, мне так хочется домой, к семье, пожалуйста, помоги. Именно это он и приготовился сказать, но память у него быстро стиралась. Он пытался удержать воспоминания, пока они не исчезли совсем, но без толку. Деловой ужин? Не было никакого ужина. Заблудился? Ты не заблудился. Жена и дети? Нет у тебя ни жены, ни детей. Работа? Нет у тебя работы. Гнались двое с ножами? Никто за тобой не гнался. Не дури.

Бен посмотрел на коленку. Шрамы от операции на связках? Исчезли. Кожа сделалась более мягкой и гладкой. На руке больше не было обручального кольца. А с чего ему там взяться? Тебе двадцать два года. Ты не устал. Ты не заблудился. Ничего такого не происходит. Ты именно там, где тебе хочется быть, Бен. Или нет? Наедине с ней?

— Пива хочешь? — спросила она.

— Да. Да, очень.

Энни перестала играть и потянулась за нагревшейся банкой дешевого пива. Бен выхлебал его чуть ли не одним глотком. Плохого пива не бывает.

— Почему ты здесь? — спросил он, подавив отрыжку.

— Была вечеринка.

— Какая вечеринка?

— Да просто вечеринка!

— А где мы?

— В лесу, дурачок! — показала она на деревья.

— Но…

— Моя любимая часть вечеринки — это тогда, когда она заканчивается. Когда я больше не обязана веселиться, а могу просто посидеть и потрепаться с теми, кто остался на треп, понимаешь?

— Безусловно, — по-дурацки кивнул он.

В последний раз ты видел ее, когда она училась на выпускном курсе, так ведь? На курс старше тебя. Помнишь, как хорошо она к тебе относилась? Куда лучше остальных девчонок. И бойфренд у нее был, помнишь? Дэйв. Нормальный парень, вот только у него был доступ к телу, а у тебя нет. А потом, за неделю до выпуска, она послала этого бойфренда. Помнишь тот вечер? Она была тогда на вечеринке, без кавалера, свободная. Тем вечером ты стоял рядом с ней, а музыка гремела из окон общежития, и она обхватила рукой твою ладонь. Ты никогда не ожидал, что она сделает первый шаг. Ты и подумать не мог, что случится такая классная штука, так, Бен? И ты никак не ожидал, что так облажаешься в тот самый момент. Ты едва на ногах стоял. Вот ничего и не произошло. Когда ты проснулся на следующее утро, тебе пришлось вернуться домой, а она осталась на выпускную церемонию. Не так уж давно это было. Ты ведь помнишь ее руку? А возьми-ка ее за руку сейчас, слабо? Не хочешь попробовать узнать, что такое второй шанс, парень?

Он взял Энни за руку. Она игриво ответила пожатием в знак того, что ей это нравится. На руке она носила браслет-фенечку, и его пушистые хвостики-завязки щекотали Бену запястье.

— Я с тобой облажался? — спросил он ее.

— Ты это о чем?

— В тот вечер ты взяла меня за руку, а я даже не шелохнулся. По-моему, я тогда облажался.

— Ой, я куда хуже лажалась. Зашла я как-то в бар, увидала там классного парня, двинулась вытащить его на танцпол, а не усекла, что у него нога в гипсе. Тащила его метра три, только тогда отпустила.

— Да ладно врать-то.

— Честное слово.

— А где ты теперь живешь? У тебя есть работа или что-то типа?

— Нет, я так, тусуюсь.

— Классно.

«Классно»? Это все, до чего ты додумался, идиот? Заткнись, пока снова не облажался.

Бена вдруг бросило в жар от близости к ней и к огню, но это тепло восхитительно согревало, как жар тела, который никогда не надоедает. Это как плюхнуться на пуховую перину, лежать на которой с каждой минутой мягче, теплее и приятнее.

— Как ты сюда попала? — спросил он у нее.

— По тропе.

Недолгое молчание. Он только и смог выда- вить:

— Как жаль, что я тогда облажался.

Как банально. Ребята всегда слишком быстро становятся серьезными и так это и понимают, а потом уже слишком поздно.

Но теперь все шло хорошо. Энни не испугалась.

— Ничего ты не облажался, — сказала она ему. — Иногда что-то такое ускользает от тебя, и все. Это не значит, что я от тебя сбежала. Это не значит, что ты мне не нравишься, Бен.

Энни положила гитару на землю рядом с собой и улыбнулась ему. В отблесках огня она выглядела просто потрясающе. Он нагнулся и поцеловал ее. И, черт подери, целоваться она умела. Мягко и тепло, прямо как секс. Ему не хотелось останавливаться. Она обвила его шею флисовыми рукавами, и они вдвоем медленно улеглись на землю. Руки его гуляли по ее телу. Он хотел прикоснуться каждой клеточкой своего тела к каждой клеточке ее тела.

— Пошли в палатку, — прошептала Энни, встала и повела его к пологу. Лучшее в сексе с девушкой — это когда она ведет тебя к нему. Бену хотелось, чтобы его целую вечность вели к спальне за миллион километров оттуда. Это все были забавы молодости.

* * *

Через несколько часов он проснулся в палатке. Энни исчезла. Бен остался один, прикрытый куцым красным одеяльцем, которое он нашел. Он быстро взглянул на коленку и увидел шрамы. Тридцать восемь лет. Тереза. Дети. Собакомордые. Они рядом. Они вернулись. Это был сон, но казалось, что вовсе не сон. Он отчетливо помнил, как Энни вела его в палатку и делала с ним все, что он от нее хотел. Он помнил, как сжимал руками ее мягкие бедра, а она покачивалась сверху, обнаженная, солнечная и смеющаяся. За тем он туда и пришел. И от этого его затошнило.

Бен оделся и отдернул полог. Костер погас. За кострищем он разглядел гитару и пустые пивные банки с винными бутылками. Они так и остались там лежать.