О своем обеде с главным редактором Тони почти ничего не рассказал — обмолвился только, что все прошло хорошо. Но через пару дней он вдруг решил посвятить меня в детали их встречи. До вылета в Каир оставался час, когда он повернулся ко мне:

— Мне нужно кое-что тебе сказать.

— Что-то важное? Ты так серьезен. — Я отложила роман, который читала.

— Я не серьезен, просто интересно.

— Ты имеешь в виду…

— Ну, в общем-то, я не хотел заговаривать об этом, пока не вернемся из Лондона, потому что жаль было бы тратить последние два дня на обсуждение этой темы.

— Какой темы?

— Главный предложил мне новую работу.

— Что за работа?

— Заведующий отделом внешней политики.

Потребовалось несколько секунд, чтобы до меня дошло.

— Поздравляю. Ты согласился?

— Конечно нет. Потому что…

— Что?

— Ну… потому что я хотел сначала переговорить с тобой.

— Потому что это означает перевод в Лондон?

— Вот именно.

— Ты этого хочешь?

— Скажем так: его светлость очень прозрачно намекал, что я должен принять должность. Еще он намекнул, что после двадцати лет «в поле» настало время потрудиться в редакции. Конечно, можно было бы настаивать, чтобы меня оставили на прежнем месте, но не думаю, что мне удалось бы его убедить. Кроме того, возглавлять такой отдел — это, мягко говоря, не понижение…

Пауза. Я сказала:

— Значит, собираешься принять предложение?

— Думаю, придется. Но… это не означает, что я должен возвращаться в Лондон один.

Снова пауза: я обдумывала его последнее замечание. Наконец произнесла:

— У меня тоже есть новости. И мне надо кое в чем признаться.

Он встревоженно посмотрел на меня:

— Что за признание?

— Я не принимаю антибиотики. Потому что горло у меня не болит. Но мне все равно нельзя пить, потому что… в общем, я беременна.

Глава третья

Тони достойно воспринял известие. Не вздрогнул, не побледнел. Конечно, на миг он оторопел, потом ненадолго задумался. Но после этого взял меня за руку, сжал ее и произнес:

— Хорошие новости.

— Ты правда так думаешь?

— Ну конечно. А ты уверена?..

— Тест дал положительный результат, — сказала я.

— Ты хочешь оставить ребенка?

— Мне тридцать семь лет, Тони. А это значит — теперь или никогда. Но то, что я хочу оставить его, вовсе не значит, что ты обязан быть с нами. Конечно, я была бы рада. Но…

Он пожал плечами:

— Я хочу быть с вами.

— Уверен?

— Абсолютно. И хочу, чтобы ты поехала со мной в Лондон.

Настала моя очередь слегка побледнеть.

— Ты как себя чувствуешь? — спросил он.

— Удивлена…

— Что тебя удивило?

— Направление, которое принял наш разговор.

— Тебя что-то волнует?

Это было мягко сказано! Хотя мне и удавалось скрывать тревогу во время поездки в Лондон (не говоря уж о неделе до отъезда, когда я уже знала от своего врача в Каире о положительном результате теста на беременность), она не оставляла меня ни на минуту. И у меня были для этого основания.

Да, какая-то часть меня спокойно радовалась беременности, но другая, не менее значительная часть моей личности была в ужасе. Может, дело было в том, что я как-то не думала, что могу забеременеть. Нет, с гормонами и инстинктами у меня все было в порядке, просто в моей вольной и независимой жизни совершенно не было места для такого ответственного дела, как материнство. Поэтому открытие, что я уже беременна, меня потрясло и выбило из колеи.

Однако люди никогда не устают нас удивлять. Тони это, безусловно, удалось. По пути в Каир он до конца полета говорил мне, что беременность — это просто прекрасно; что вкупе с его переводом в Лондон это прекрасно вдвойне; что он видит в этом перст судьбы и что нам предстоит принять важное решение. Все это произошло как раз вовремя. Потому что мы так чертовски здорово подходим друг другу. Конечно, нам придется притираться, когда начнем жить одним домом, а мне придется привыкнуть к работе в редакции (Тони не сомневался, что я сумею убедить руководство «Пост» перевести меня в лондонский офис), но разве уже не ясно, что нам обоим пора смириться с неизбежностью и вообще остепениться?

— Ты имеешь в виду женитьбу? — спросила я, когда он наконец закончил.

Хоть и не глядя мне в глаза, он все же ответил:

— Ну… да, я… хм… да, наверное, так.

Внезапно мне отчаянно захотелось хлопнуть стакан водки, и я страшно пожалела, что не могу себе этого позволить.

— Мне нужно обо всем как следует подумать.

Тони сразу умолк. Он не давил на меня и всю следующую неделю не задавал никаких вопросов. Да это и было бы не в его стиле. Итак, вернувшись из Лондона, мы дали друг другу несколько дней на раздумье. Вернее так: он дал мне время на раздумье. Да, мы дважды в день разговаривали по телефону и даже один раз пообедали вместе — и при этом ухитрялись обходить молчанием вопрос, который интересовал обоих. В конце концов я спросила:

— Ну что, ты уже сообщил в «Кроникл» о своем решении?

— Нет, я ведь ожидаю кое от кого уточнений.

Говоря это, Тони слегка улыбнулся. От него ожидали ответа, но он не хотел давить на меня. А я невольно сравнивала его с Ричардом Петтифордом, поведение которого не выдерживало никакого сравнения с терпением Тони. Пытаясь уговорить меня выйти за него замуж, Ричард то и дело выходил за рамки дозволенного, обращаясь со мной (чисто адвокатские штучки), как с упрямым присяжным, которого нужно заставить поменять точку зрения.

Я спросила:

— В ближайшие три месяца ты не уедешь?

— Нет, но главному редактору нужен мой ответ до конца недели.

И он сменил тему.

Тем временем я не только все обдумывала, но еще и сделала множество важных телефонных звонков, первый — Томасу Ричардсону, главному редактору «Бостон пост», человеку, с которым у меня сохранялись теплые, даже сердечные отношения, хоть и на изрядном расстоянии. Янки старой закалки, он, как и я, ценил прямоту. Поэтому, когда он взял трубку, я была с ним совершенно честна. Я объяснила, что выхожу замуж за журналиста из «Кроникл» и собираюсь переехать в Англию. Еще я сказала, что «Пост» для меня — родной дом и я хотела бы остаться в газете. Но нужно учитывать и то обстоятельство, что я жду ребенка, а значит, месяцев через семь мне неизбежно потребуется отпуск на двенадцать недель.

— Ты ждешь ребенка? — В его голосе слышалось искреннее удивление.

— Похоже на то.

— Так это же чудесная новость, Салли. И я прекрасно понимаю, что ты хочешь родить и растить его в Лондоне…

— Но мы переедем туда не раньше, чем через три месяца.

— Что ж, я уверен, за это время мы подыщем тебе место в нашем лондонском отделении. Один наш корреспондент как раз поговаривает о возвращении в Бостон, так что со временем ты подгадала как нельзя лучше.

Меня слегка встревожило то, как легко босс отнесся к идее моего переезда в Лондон. Теперь у меня не было отговорок, чтобы отказаться следовать за Тони. Узнав, что мой перевод в лондонское отделение «Пост» — дело вполне реальное, я ощутила настоящий страх перед предстоящими глобальными переменами. Конечно, реакция босса обнадеживала: он не счел меня предателем. И мне не грозил перевод куда-нибудь в Улан-Батор. И я не теряла работу. Ну а что, если окажется, что сидеть в конторе невыносимо скучно? И неужели мы теперь привязаны к Лондону до конца наших дней?

— В конце концов, мы не из тех, кто ограничивает чужую свободу, правда? — спросил Тони.

— Ни в коем случве, — ответила я.

— Рад слышать, — фыркнул он. — Стало быть, это еще не конец света, если мы поженимся через пару недель, а?

— С каких пор ты стал таким романтичным?

— С тех пор, как поговорил с одним парнем в нашем консульстве.

Оказалось, тот «парень» объяснил Тони, что мой переезд в Британию — как и перевод на работу — будет намного легче оформить, если мы станем мужем и женой. А если я останусь одиночкой, придется долгие месяцы биться лбом об стенку, пытаясь победить бюрократию иммиграционной службы. И вновь я подивилась, как круто и быстро меняется моя жизнь. Вот что такое судьба! Живешь себе, плывешь по течению, наивно полагая, что траектория твоей жизни уже определена (особенно если ты уже на пороге среднего возраста). Но вдруг встречаешь человека, позволяешь вашим отношениям развиваться, — и вот ты уже ступила на опасную территорию, имя которой «любовь». Не успеешь оглянуться — и ты уже звонишь на другой конец земли своей единственной родственнице, чтобы сообщить, что ты не только беременна, но еще и…

— Выходишь замуж? — переспросила Сэнди ошарашенно.

— А что в этом необычного?

— Ничего, как и в том, чтобы впервые забеременеть в тридцать семь лет.

— Поверь, все вышло совершенно случайно.

— О, в это я охотно верю. Потому что мне и в голову бы не пришло решить, что ты специально постаралась залететь. Кто угодно, только не ты. А как Тони это воспринял?

— Очень хорошо. Лучше, чем я, честно говоря. Я имею в виду, он даже произносил всякие ужасные слова, вроде «пора остепениться», причем в хорошем смысле.

— Может, он понял что-то, что до тебя никак не дойдет…

— Это ты о том, что каждому приходит пора остепениться? — Ехидство в моем голосе почти не было заметно.