Дуглас Кеннеди

Жар предательства

И это тоже посвящается Кристине

Ставь парус, мрачная команда;
Пускай кренится окоем;
Мы знаем зло; в нас проку нет,
В умах разлад, и в душах тленье,
И жизней храм пошел на слом —
Но в яде сыщем исцеленье.

Луис Макнис (из стихотворения «Таласса») [В переводе Люпуса.]

Глава 1

Забрезжил рассвет. И я уже не могла сообразить, где нахожусь.

За окном — небо, купол проступающей голубизны. По краям внешний мир пока еще не обрел ясных очертаний. Я попыталась сориентироваться в пространстве, определить точное географическое положение того места, где я нахожусь. Понемногу прихожу в себя. Что-то вспоминается, несколько важнейших фактов.

А именно:

Я в самолете. В самолете, который всю ночь летел над Атлантикой. Самолет направляется в угловую часть Северной Африки, в страну, которая на карте напоминает кипу [Кипа — маленькая круглая шапочка (вязаная или сшитая из ткани), прикрывающая макушку.] на макушке континента. Судя по информации, высвечивающейся на экране в спинке кресла передо мной, до нашего пункта назначения оставалось семьдесят три минуты, восемьсот сорок два километра (я ведь летела в зону метрических единиц). В это путешествие я отправилась не по собственной инициативе. Скорее поддалась на уговоры человека — рослого мужчины (метр девяносто три), чье крупное тело было втиснуто в узкое кресло рядом с моим, зажатым между двумя соседними сиденьями. Это был не самолет, а настоящий кошмар: ноги не вытянуть, лишний раз не повернуться, ни одного свободного места, шесть — никак не меньше — орущих младенцев, муж с женой, которые постоянно пререкались на арабском, отвратительная вентиляция, система кондиционирования еще хуже, пластмассовая еда на ужин, очередь в туалет — на целый час, смрад потных тел, распространявшийся ночью по салону, который больше был похож на свинарник. Слава богу, что я заставила Пола взять с собой «зопиклон», от которого клонит в сон даже в самых невыносимых условиях. Стараясь не думать о вреде лекарственных препаратов, я попросила у Пола таблетку снотворного и на три часа забыла о неудобствах нашего душного высотного карцера.

Пол. Мой муж. Мы поженились относительно недавно — всего три года назад. Скажу честно: мы любим друг друга. Любим страстно. И часто говорим себе, как же нам необычайно повезло, что пути наши пересеклись. И я искренне в это верю, ведь Пол был предназначен мне самой судьбой. Верю так же, как в тот день, когда мы официально оформили наши отношения, поклявшись быть вместе до самой смерти, и я мысленно убеждала себя, что сумею отучить Пола от некоторых его пагубных привычек, что со временем ситуация улучшится, стабилизируется. Тем более что теперь мы пытаемся завести ребенка.

Пол вдруг ни с того ни с сего стал бормотать во сне, все громче и громче. Когда наш сосед — пожилой мужчина, спавший в очках с затемненными стеклами, — зашевелился, потревоженный его возбужденной бессвязной болтовней, я тронула мужа за руку, пытаясь вывести его из кошмарного забытья. Он продолжал беспокойно вскрикивать и наконец, резко открыв глаза, ошалело уставился на меня, будто видел впервые в жизни.

— Что… где… я не…?

Ошеломление в его лице внезапно сменилось детской растерянностью.

— Я заблудился? — спросил Пол.

— Вряд ли, — ответила я, беря мужа за руку. — Тебе просто приснился страшный сон.

— Где мы?

— В самолете.

— А куда летим?

— В Касабланку.

Это известие, казалось, его удивило.

— А зачем мы туда летим, Робин?

Я поцеловала его в губы. И предположила:

— Наверное, за приключениями?

Глава 2

Судьба вплетена в мелодию случайностей. Нечаянная встреча, импульсивное решение… и вдруг судьба начинает двигаться по собственной траектории, довольно интересной. Именно судьба привела нас в Касабланку.

Уже светилась табличка «Пристегните ремни». Все столики были убраны. Спинки кресел приведены в вертикальное положение. От перепадов давления у многих пассажиров закладывало уши, в салоне тут и там плакали дети. Две мамаши — с укутанными в чадры лицами — тщетно пытались успокоить своих малышей. Один из них, таращась на спрятанное под материей лицо, кричал лишь сильнее. Представьте, что вы, оказавшись среди незнакомых людей, в непривычной обстановке, не видите лица матери. Дома она вся на виду, но за его стенами в прорези платка можно разглядеть лишь глаза и еще под тканью — контур губ. Разве для маленького ребенка, который внезапно проснулся от боли в ушах, вызванной перепадом давления в самолете, это не повод, чтобы зайтись криком?

— Милые крошки, — прошептал Пол, закатывая глаза.

Я обхватила его ладонь своей, сказав:

— Скоро уже приземлимся.

Как бы я хотела, чтобы рядом с нами сидела наша собственная «милая крошка».

Пол вдруг обнял меня и спросил:

— Ты все еще любишь меня?

Я крепче стиснула его руку, зная, что он жаждет подтверждения.

— Конечно.

Три года назад, когда он впервые вошел в мой кабинет, я тотчас же поняла, что это любовь. Coup de foudre [Coup de foudre — здесь: любовь с первого взгляда (фр.).]. Так, кажется, говорят французы? Мгновенно охватывающее ошеломляющее ощущение, что ты встретил настоящую любовь — человека, который изменит всю твою линию жизни, потому что тебе известно…

Что конкретно?

Неужели это от любви меня буквально закачало? В тот момент я так и думала.

Позвольте объяснить еще раз. Со всей правдивостью.

В Пола Лейена я влюбилась с первого взгляда. Позже он признался мне, что, к своему удивлению, тоже почувствовал, что его «raison d'être [raison d'être — здесь: смысл существования (фр.).] наполнился новым содержанием», едва он ступил в мой кабинет.

В этой фразе — весь Пол. Он любил приукрасить свою речь, что меня до сих пор умиляло, если он, конечно, не перегибал палку. Своим образным языком он словно восполнял отсутствие замысловатости в скупых, строго выверенных линейных рисунках, которые некогда прославили его как художника. Этот его талант, которому с недавних пор мешает реализоваться неверие Пола в собственные силы, не устает меня поражать.

В общем, Пол тоже влюбился с первого взгляда в меня — в женщину, к которой его направили, чтобы я помогла ему устранить беспорядок в его финансовых делах.

Совершенно верно, я — бухгалтер. Счетовод. Человек, выступающий посредником между вами и нашими друзьями из налогового управления.

Обычно считается, что бухгалтеры, как и стоматологи, в душе ненавидят свою профессию. Но я знаю немало бухгалтеров наивысшей квалификации, и большинство из них — от рядовых счетоводов до птиц высокого полета, ворочающих финансами корпораций, — обожают свою работу.

Мне моя профессия определенно нравится. А ведь я ступила на бухгалтерско-налоговую стезю, когда мне было «за тридцать». Ни от одного ребенка не услышишь: «Хочу стать бухгалтером». Это все равно что мчаться, нестись по большой дороге — и вдруг свернуть на колею, которая кажется заезженной и скучной. Но потом, к своему удивлению, обнаруживаешь, что в ней есть своя загадочная притягательность, свое уникальное восприятие человеческих судеб. Деньги — это та линия разлома, на которой мы выписываем пируэты. Покажите мне сумму совокупного дохода человека, и я составлю целостную картину его бесконечных сложностей: его желаний и устремлений, его демонов и страхов.

— Вот вы просматриваете мою финансовую отчетность. Что эти цифры говорят вам обо мне? — спросил Пол.

Прямо в лоб. Причем флиртующим тоном. Хотя в ту пору, когда был задан этот вопрос, он считался пока еще потенциальным клиентом, у которого в бухгалтерских книгах сплошная неразбериха. Проблемы с налоговой инспекцией у Пола были серьезные, но решаемые. С жалованья, что он получал в университете штата, подоходный налог удерживался сразу. Сложнее обстояло дело с доходами от продажи его рисунков, которые у него зачастую покупали за наличные, а ему ни разу и в голову не пришло заплатить с них налог. Общая прибыль от продажи произведений искусств была относительно скромная — около 15 000 долларов в год, — но за десятилетний период сумма облагаемого налогом дохода скопилась значительная, что, разумеется, заметил некий ушлый налоговый инспектор, потребовавший, чтобы Пол задекларировал ее и погасил задолженность. Аудиторская служба провела проверку финансовой отчетности Пола, и бухгалтер маленькой местной фирмы, услугами которой он пользовался последние десять лет, в страхе умыл руки, едва на горизонте появились представители налогового управления. Он посоветовал своему клиенту обратиться к специалисту, имеющему опыт переговоров с налоговиками. И порекомендовал меня.

Однако проблемы Пола не ограничивались только сокрытием доходов. Он не умел вести учет текущих расходов, отчего ему вечно не хватало «живых» денег. Его главным пороком была страсть к хорошему вину и книгам. В глубине души я восхищалась людьми со столь легкомысленным подходом к жизни: имея квартальную задолженность перед компанией по электроснабжению, он преспокойно мог выложить 185 долларов за бутылку «Помероля» 1989 года. Для работы над своими гравюрами он выбирал самые лучшие угольные и графитовые карандаши французского производства, а на одни только эти принадлежности в год уходило шесть тысяч долларов. Во время отпуска, отдыхая на юге Франции, Пол жил в гостевом домике одного своего друга, близ средневековой деревушки Эз, и это ничего ему не стоило. Зато, потакая своим гастрономическим пристрастиям, он с легкостью потратил десять тысяч на питание.