Дуглас Престон

Богохульство

Посвящается Присцилле, Пенни, Эллен, Джиму и Тиму

Глава 1

Июль

Кен Долби стоял перед блоком управления и бережно перемещал рычаги «Изабеллы». На миг замерев, он посмаковал мгновение, открыл решетчатую коробку и опустил еще один рычажок, красного цвета.

Самая дорогая на земле машина включилась, не издав ни звука и не подав ни единого сигнала. Лишь в Лас-Вегасе, на удалении двухсот миль, едва заметно мигнули электрические огни.

Чуть погодя под ногами Долби слегка завибрировал пол. К «Изабелле» Кен относился, будто к женщине. В иные минуты, когда его воображение особенно разыгрывалось, она представлялась ему высокой стройняшкой с крепкой, темной, словно ночь в пустыне, покрытой капельками пота спиной. «Изабелла»… Своими чувствами он не делился ни с кем, опасаясь насмешек. Для остальных ученых, занимавшихся этим проектом, «Изабелла» была неодушевленным предметом, безжизненной машиной, созданной для научно-исследовательских работ. Долби же с тех самых пор, когда семилетним мальчишкой собрал первый радиоприемник из набора «Юный физик», питал ко всем своим творениям глубокие чувства. «Фред». Так звали тот приемник. Думая о «Фреде», Долби видел перед собой белокожего толстячка с рыжими, как морковь, волосами. Свою первую ЭВМ он нарек «Бетти». В его воображении она была проворной умницей-секретаршей. Объяснить, почему его детища обретают характер и человеческий облик, Долби не мог. Так случалось, и все.

Теперь все его мысли занимала эта машина, самый мощный в мире ускоритель элементарных частиц. «Изабелла».

— Ну, как она? — спросил Хазелиус, руководитель группы, подходя и дружески похлопывая Долби по плечу.

— Мурлычет, как кошка, — ответил тот.

— Ну, и славно. Прошу внимания, — обратился Хазелиус ко всей команде. — У меня есть предложение.

Когда члены группы, отвернувшись от рабочих станций, устремили на него взгляды и замерли в ожидании, руководитель пересек кабинетик и остановился у самого большого плазменного экрана. Невысокий, худой, ухоженный и беспокойный, как хорек в неволе, он секунду-другую потоптался на месте, взглянул на коллег и широко улыбнулся. Его исключительная одаренность и способность лидерствовать не переставали удивлять Долби.

— Дорогие мои друзья, — начал Хазелиус, обводя группу взглядом бирюзовых глаз. — Мы в одна тысяча четыреста девяносто втором году; стоим на палубе «Санта-Марии», всматриваемся в морской горизонт и вот-вот увидим берег Нового Света. Да, да! Сегодня мы достигнем неведомого горизонта и ступим на землю нашей собственной Америки!

Он взял сумку «Чэпмен», которую повсюду носил за собой, достал бутылку «Вдовы Клико», поднял ее, точно трофей, и, блестя глазами, с шумом поставил на стол.

— Разопьем вечером, когда сойдем на берег. То есть когда позволим «Изабелле» поработать на полной мощности.

Новость приняли молча. Первой заговорила Кейт Мерсер, заместительница руководителя проекта:

— Мы же планировали сначала трижды испытать ее на девяноста пяти процентах… Что-то изменилось?

Хазелиус ответил на ее изумленный взгляд улыбкой.

— Мне не терпится. А тебе?

Мерсер смахнула с лица прядь блестящих темных волос.

— А если образуется микроскопическая черная дыра?

— Ты же сама просчитала, что это практически невозможно.

— Я могла ошибиться.

— Ты никогда не ошибаешься. — Хазелиус улыбнулся и взглянул на Долби. — А ты как считаешь? «Изабелла» готова?

— Еще как готова.

Хазелиус широко расставил руки.

— Итак?

Ученые стали переглядываться. Можно ли пойти на такой риск? Последнее слово сказал Волконский, программист-россиянин.

— Решено!

Он шлепнул поднятой рукой по ладони Хазелиуса. Остальные принялись похлопывать друг дружку по спине, обмениваться рукопожатиями и обниматься, словно члены бейсбольной команды перед началом игры.

* * *

Пять часов спустя Долби, за это время вливший в себя пять чашек отвратительного кофе, стоял перед огромным плоским экраном. Тот до сих пор был темным: запущенные пучки протонов еще не столкнулись. Сначала коллайдер бесконечно долго «раскочегаривался», потом охлаждались сверхпроводящие магниты, используемые для удержания и коррекции пучков. Потом магниты проверили, потом запустили многочисленные тестовые программы, после чего увеличили мощность на пять процентов.

— Текущий показатель — девяносто, — сказал Долби.

— Черт, — проворчал где-то у него за спиной Волконский, ударяя по кофеварке «Санбим» так, что она загремела, будто Железный Человек. — Не успеть оглянуться, уже пусто!

Долби тайком улыбнулся. Они пробыли на столовой горе полмесяца и неплохо друг друга узнали. Волконский был хитрецом, сутулился, носил бородку — прилипший к подбородку клочок лобковых волос — и рваные футболки; длинные волосы почти не мыл и не расчесывал, и походил скорее на опустившегося европейца-бродягу или на наркомана, чем на мозговитого специалиста по программному обеспечению. Впрочем, многие из группы были ему под стать.

Время шло своим ходом.

— Пучки выровнены и сфокусированы, — сказала Рей Чен. — Энергия — четырнадцать тераэлектрон-вольт.

— «Изабелла» работать что надо, — похвалил Волконский.

— Все мои системы в норме, — сообщил Чеккини, физик, специалист по частицам. — Все лампочки светятся зеленым.

— А с безопасностью как обстоят дела, мистер Уордлоу?

— Вокруг ни души, только койоты да кактусы, — отозвался с охранного пункта Уордлоу, старший офицер разведывательной службы.

— Прекрасно, — сказал Хазелиус. — Пора. — Он театрально помедлил. — Кен? Сталкивай пучки.

Сердце Долби забилось чаще. С легкостью пианиста-профессионала он прикоснулся своими похожими на паучьи лапки пальцами к нескольким клавишам, вводя ряд команд.

— Есть.

Громадные плоские экраны на стенах внезапно ожили. По воздуху разнеслась свист-песня, возникшая из ниоткуда и отовсюду.

— Что это? — встревоженно спросила Мерсер.

— Через детекторы проходят триллионы частиц, — ответил Долби.

— Боже мой… Гудение, как из монолита в «Две тысячи первом».

Волконский ухнул, подражая обезьяне, но никто не обратил на него внимания.

На центральном экране визуализатора возникло изображение. Долби уставился на него, как зачарованный. Картинка напоминала цветок: точка внизу и выплывающие из нее дрожащие и переплетающиеся цветные струи. Казалось, они так и норовят сойти с поверхности. Долби любовался небывалой красотой в благоговейном восторге.

— Столкновение проходит успешно, — сказала Рей Чен. — Пучки сфокусированы и коллимированы. Все идет как по маслу, черт возьми!

Послышались радостные возгласы, кто-то даже хлопнул в ладоши.

— Дамы и господа, — объявил Хазелиус, — добро пожаловать на берег Нового Света. — Он указал на монитор. — Перед вами то, что происходило в первые доли секунды после Большого Взрыва. — Он повернулся к Долби. — Кен, будь добр, увеличь постепенно мощность до девяноста девяти.

Долби прошелся пальцами по клавиатуре, и сверхъестественный звук немного усилился.

— Девяносто шесть, — произнес он.

— Энергия — семнадцать целых четыре десятых тераэлектронвольт, — сказала Чен.

— Девяносто семь… девяносто восемь…

Воцарилось напряженное молчание, нарушаемое лишь гудением откуда-то из-под земли. Казалось, вся гора вокруг поет странную песню.

— Пучки по-прежнему сфокусированы, — произнесла Чен. — Энергия — двадцать две целых пять десятых тераэлектронвольт.

— Девяносто девять.

«Изабелла» «заголосила» еще громче, еще звучнее.

— Секундочку, — сказал Волконский, горбясь над уставленным чудо-компьютерами рабочим столом. — «Изабелла»… как будто терять скорость.

Долби резко повернул голову.

— Оборудование в полном порядке. «Глючат» снова твои компьютерные программы.

— Да нет, с программами никакие проблемы, — пробурчал Волконский.

— Подождите-ка, — сказала Мерсер. — Может, все же возникла миниатюрная черная дыра?

— Нет, — ответила Чен. — Излучением Хокинга здесь и не пахнет.

— Девяносто девять и пять, — произнес Долби.

— А у меня двадцать два и семь тераэлектронвольт, — сообщила Чен. — И выброс заряженных частиц.

— Каких? — спросил Хазелиус.

— Неизвестных резононов. Взгляните.

По обе стороны цветка, изображенного на мониторе, запульсировали красные лопасти, похожие на огромные уши клоуна.

— Жесткое рассеяние, — сказал Хазелиус. — Может, это глюоны. И гравитон Калуцы-Кляйна.

— Нет, это исключено, — возразила Чен. — При такой-то энергии?

— Девяносто девять и шесть.

— По-моему, разумнее остановиться, Грегори, — сказала Мерсер. — Происходит слишком много странного.

— Неизвестные резононы… Само собой, — произнес Хазелиус обычным голосом, однако будто отделившись от остальных. — Мы же ступили на неизведанную территорию.

— Девяносто девять и семь, — сказал Долби. В своей машине он не сомневался ни капли и мог запустить ее на полную мощь, а если потребуется, даже выйти за допустимые пределы. Задумываясь о том, что в эти минуты они расходуют почти четверть энергии, вырабатываемой плотиной Гувера, он поеживался от волнения. Вот почему им приходилось ставить эксперименты посреди ночи — в это время энергорасход в округе был минимальный.