— В саду, — говорила леди Чартерис Браун, — когда я гуляла по дорожке… налетел на меня как пушечное ядро… Если бы у меня не было моей трости, меня бы сбили с ног. Переломанные кости в моем возрасте — не шутка, скажу я вам! Я могла бы никогда уже не подняться!
Нико умолк. Он беспомощно смотрел на Эмму.
Эмма взяла старую леди под руку.
— Все в порядке. Но у вас была трость и вы не упали. И малыш извинился, очень хорошо, на английском, я слышала. Пойдемте в бар и выпьем бренди.
За спиной она услышала долго сдерживаемый вздох Нико.
За ланчем леди Чартерис Браун настаивала на том, чтобы они немедленно покинули отель «Артемис» и нашли другой отель, но постепенно Эмма успокоилась.
— Мы должны остаться здесь, — сказала она. — Горничная Мария — пока наш единственный шанс. Мне абсолютно не повезло сегодня утром, а я расспрашивала во всех остальных отелях.
Позже, когда она отправила старую леди отдохнуть после обеда и направлялась с книгой в сад, она встретила Нико. У нее было ощущение, что он ждал в холле в надежде увидеть ее.
Он развел руки в типично греческом жесте.
— Что я могу сказать? У вашей леди Чартерис Браун были все основания быть в ярости. Мой сын не должен был носиться во весь опор на скейтборде во дворе отеля. Он действительно мог запросто сбить ее с ног. И она в самом деле могла получить серьезную травму.
Ей очень хотелось снять напряжение, которое она чувствовала в нем, и успокоить его.
— Я надеюсь, вы не отшлепали его?
— А вы что, не верите в пользу телесных наказаний?
— Только не в этом случае. Он уже кипит от гнева. В конце концов, он же извинился. Шлепки только испортят дело. С ним нужно поговорить о скейтбордах, когда он поутихнет.
Нико криво усмехнулся:
— Вы очень образованны в области детской психологии.
— Это просто здравый смысл.
— Вы добились какого-нибудь прогресса сегодня утром?
— Нет.
Между ними повисло неловкое молчание. Было похоже, что он хочет заговорить, но не знает, что сказать.
— Вот вы где, — раздался голос у нее за спиной. — А я тебя везде искал. Я занял шезлонг у бассейна, как договаривались.
На Уолтере Фередэе были только белые шорты, которые подчеркивали сверкающее загорелое тело. Нико быстро оглядел его с головы до ног. Вся его мрачность, которая пропала, когда они разговаривали, вернулась к нему. Он отрывисто поклонился Эмме и ушел.
— Сущий дьявол, — сказал Уолтер, глядя ему вслед. — Ему не понравилось, что я подошел к стойке регистрации раздетым, а мужества сказать это не хватает. Где твои купальные принадлежности?
Эмма не сомневалась в мужестве Нико, но к этому моменту с нее было довольно споров.
— У меня в номере. Я собиралась просто почитать.
— О, я понимаю, — он надул губы, и на лице его появилось выражение «потерянный маленький мальчик». Эмма предположила, что он практиковался в изображении этой гримасы годами и преуспел в этом.
— Хорошо, — сказала она, смягчившись. Будет здорово окунуться. — Я догоню тебя у бассейна.
Более приятного способа провести жаркое послеобеденное время не было, подумалось ей, когда после энергичных упражнений в воде, она вытянулась в шезлонге и позволила солнцу проникнуть в себя до самых косточек. Большая часть группы Уолтера была в бассейне или вокруг него. Они вышучивали и поддразнивали друг друга по поводу происшествий, в которые попадали вместе за последние дни. Эмме стало ясно, почему Уолтер, который был намного моложе и привлекательней своих подопечных, любил выставлять напоказ фигуру во время таких часов отдыха. Это помогало ему брать под опеку какую-нибудь молодую привлекательную женщину. И он дал ей понять в бассейне, что считает ее привлекательной.
— Афродита, выходящая из пены морской, — сказал он, когда она выходила из бассейна.
День шел своим чередом. Уолтер спросил Эмму, помогла ли горничная в ее поисках, и она рассказала ему о причине отсутствия Марии.
— Она может не появиться несколько дней, — сказал он. — У многих этих людей нет чувства времени или понятия о настоящей работе. Как в армиях античных времен, когда солдаты собирали вещички и отправлялись домой на сбор урожая.
Когда Эмма уходила от бассейна, чтобы идти встречать леди Чартерис Браун, Уолтер предложил: — Что если я приглашу тебя и твоего дракона на чашку чая на террасу?
Эмма рассмеялась. Она чувствовала себя отдохнувшей и полной сил после того, как поплавала и повалялась на солнце.
— Это очень мило с твоей стороны и очень смело. Я бы не возражала, но я не могу отвечать за своего дракона.
— Тогда спроси ее и увидишь.
К изумлению Эммы, леди Чартерис Браун вовсе не была против того, чтобы попить чаю с «молодым человеком, которого нашла Эмма». Она одела ситцевое платье и взбила свои прекрасные белые волосы.
— Почему вы не красите губы? — спросила Эмма. — Попробуйте эту помаду. Она оказалась в моей сумке случайно. Это губная помада моей мамы. Волосы у нее тоже седые, но не так хороши как ваши.
— Помада в моем возрасте? Вздор, милочка!
Она отшвырнула помаду, но у Эммы осталось такое чувство, что ее еще можно переубедить. Они нашли Уолтера за столом, сервированным на три персоны. Он подскочил на ноги, как только они появились, и Эмме стало интересно, будет ли его великолепная галантность простираться до целованья руки леди Чартерис Браун. Сейчас Нико был бы удовлетворен его внешним видом: хорошо отглаженные слаксы, спортивная рубашка безупречного покроя. Он усадил старую леди и, перед тем как сделать заказ, потрудился поинтересоваться, как ей нравится чай.
— Как вы находите Крит и диких местных жителей? — спросил он и внимательно выслушал все, что она посчитала нужным сказать. Эмма с удивлением обнаружила, что он может спорить и высказывать другую точку зрения. В некотором смысле, его манера общаться с леди Чартерис Браун была почти кокетливой и старуха попалась на удочку, откровенно довольная собой.
— Фередэй, — сказала она. — Это имя звучит как колокол. У моего мужа был хороший друг, которого звали Фередэй. Это было в Индии перед войной. Задолго до того, как вы появились в проекте у ваших родителей, молодой человек. Рыжий, если я правильно помню, что-то вроде инженера.
— Это мог быть мой двоюродный дедушка, леди Чартерис Браун. Если так, то я помню его смутно. Он уже умер. В столовой у него висели медные подносы из Бенареса, а на каминной полке стоял целый строй маленьких слоников черного дерева, которые мне страшно нравились.
Эмме показалось, что этот рассказ вполне мог быть просто выдумкой, но, похоже, для леди Чартерис Браун он выдержал испытание, и это только скрепило их дружбу. Позже, собираясь к обеду, старая леди произнесла:
— Какой очаровательный молодой человек! Такая большая редкость встретить в наше время хорошие манеры. Он хочет помочь нам найти Алтею, ты слышала? Я так рада. Нам действительно понадобится мужчина для этой работы. В этот раз леди Чартерис Браун позволила отвезти себя обедать в таверну, но осталась недовольна результатом. Она жаловалась на сквозняк там, где она сидела под навесом и Эмма поменялась с ней местами. Описанные Эммой цажики и тарамасалада не вызвали у нее желания их попробовать. Она заказала суп, который показался ей холодным. Мясо было пережаренным по краям, и она отказывалась понять, что оно и должно быть таковым, приготовленное на древесных углях. Чипсы были не так горячи, как им полагалось, и она все это высказала официанту.
Тот пожал плечами.
— Siga, siga.
— Что это должно означать? — спросила леди Чартерис Браун.
— Это обычное явление. Он предлагает вам выпить за счет заведения. На вашем месте я бы приняла его предложение и сказала ef-har-isto!
Старая леди приняла напиток и, если она не пыталась сказать «спасибо» по-гречески, то хотя бы сделала это по-английски. Эмма оценила это как шаг вперед. После этого она достала фотографию Алтеи и спросила официанта не видел ли он девушки, но он выразил сожаление и проводил их, тепло пожав на прощание руки.
Было уже поздно и Аджио Стефанос принял свой ночной облик. Огни были повсюду: витрины магазинов, гирлянды электрических ламп, подвешенные среди деревьев, лодки на глади залива, автомобили, постоянно носящиеся туда-сюда по набережной. Мостовые заполнили толпы людей, слоняющихся в поисках уютных местечек, где можно посидеть, поесть и выпить или просто насладиться прохладой и поглазеть на весь этот сверкающий фейерверк. Для леди Чартерис Браун на сегодня было более чем достаточно, и она была откровенно рада, что оказалась в машине, везущей ее назад в «Артемис».
— Хотела бы я знать, почему Алтея выбрала подобное местечко, — размышляла она. — Я бы не сказала, что ей это подходит.
— А что бы ей подошло, леди Чартерис Браун?
— Она как я в какой-то мере. Она мало заботится об обществе. Она любит тишину, побыть в одиночестве.
В этот вечер старая леди не протестовала, когда Эмма проводила ее в номер и, казалось, была рада компании, когда переодевалась, готовясь лечь в постель.
Лежащая на подушках в ночной рубашке, старая леди выглядела усталой и беззащитной. Эта поездка на Крит не была удовольствием для нее. Она могла бы тихонько сидеть дома, в тиши и уюте своей квартиры, если бы она так отчаянно не беспокоилась о своей внучке. Почему Алтея не могла понять этого и поведать своей бабке, где она и что затевает?
К удивлению обеих, Эмма наклонилась и поцеловала мягкую старческую щеку. — Спите хорошо, — сказала она, — и не беспокойтесь! Спокойной ночи!
Она спустилась вниз и вышла в сад. Группы гостей сидели по всей террасе. Взрывы смеха доносились из бара. У задней стены террасы под гроздьями вьющихся роз после ужина отдыхала семья хозяев отеля. Мать Нико была там. Старший мужчина, как предположила Эмма, наверное и был владельцем отеля. За столом сидели еще два молодых человека, женщина средних лет и две очаровательные молодые женщины, но нигде не было видно самого Нико.
— Эй, привет! — от группы отделился Уолтер Фередэй и подходил к ней по газону. — Любуешься как семья Сотиракис празднует именины старика? Хорошо пообедали в городе?
— Неплохо. А ты имел успех у леди Ч. Б.
Он усмехнулся:
— Она довольно мила для дракона.
— У тебя действительно двоюродный дедушка был в Индии?
— Что за вопрос! Кстати о вопросах. Мне кажется, ты должна пойти сейчас со мной поговорить с Дамьеном.
— Кто это — Дамьен?
— Очаровательный человек, который крутит диско и знает всех в Аджио Стефаносе.
— Сомневаюсь, что он знает Алтею. Судя по тому, что я о ней знаю, она не любит диско.
Уолтер взял Эмму под руку и повел ее назад по террасе.
— Откуда ты знаешь? Юная Алтея могла многого не рассказывать своей бабке.
— В любом случае я не могу идти сейчас. Я должна переодеться…
Он отстранил ее, изучая ее легкое платье.
— Ты будешь прекрасно выглядеть так, как есть. Не имеет значения, что на тебе одето, если ты сам выглядишь великолепно. Пошли!
В холле Нико стоял у стойки регистрации.
Уолтер сердечно его приветствовал:
— Привет, старина! Снова на службе? Это очень плохо. Эмма и я отправляемся на дискотеку. Ты не последишь, чтобы мы не оказались перед закрытыми дверями?
Нико посмотрел на Уолтера с подчеркнутой неприязнью:
— У входа будет кто-нибудь дежурить всю ночь.
В машине, по дороге в Аджио Стефанос Эмма спросила Уолтера, почему он так сильно не любит Нико.
— Правда?
— Ты никогда не упускаешь случая поддеть его.
— Может быть, это мой способ выразить, какого я высокого мнения о нем!
Дискотека Дамьена была на дальнем конце города, на другом берегу бухты. Дорога вдоль набережной была заполнена еще больше, чем во время их отъезда вместе с леди Чартерис Браун. Машины с трудом пробирались среди прогуливающихся пешеходов, которые высыпали на набережную и слонялись вдоль дороги.
Дискотека Дамьена сияла мириадами цветных огней, которые вспыхивали и гасли, сбивая с толку игрой светотеней. С некоторой неохотой Эмма позволила втащить себя внутрь. Уровень децибелов был ужасающе высоким, грохот ударных инструментов — непрерывным и гипнотическим.
Что-то мне не очень здесь нравится, — прокричала она прямо в ухо Уолтеру. Но он явно не расслышал, потому что в ответ широко улыбнулся и прокричал:
— Потрясающе, правда?
Он заплатил входную плату человеку в облегающих серебристых одеждах, похожему на пришельца из другого мира, и Эмма оказалась в зале, до отказа забитом людьми. Ей достаточно нравились танцы в стиле диско, но здесь атмосфера была удушающей и шокировала. Места едва хватало, чтобы двигаться среди извивающихся тел. Стиль Уолтера был энергичным и изобретательным, но без малейшего намека на грацию в движениях. Некоторые акробатические трюки, которые он исполнял, вызывали у Эммы улыбку.
Когда в грохоте — у Эммы язык не поворачивался назвать это музыкой — она спросила, когда они смогут поговорить с Дамьеном.
— Его здесь еще нет, — ответил Уолтер. — Он придет.
Музыканты, после того как перевели дух, заиграли с удвоенной энергией и дикие извивы начались снова. Рыжая девица в изумрудно-зеленой юбке-брюках проявляла интерес к Уолтеру и Эмма с интересом наблюдала, как его тщеславие заставляло его откликаться. Она отошла в сторону, двигаясь в ритм и оказалась в веселой группе американских студентов. Во время относительной тишины интерлюдии они разговорились и Эмма выяснила, что они занимаются археологическими раскопками.
— Приезжай одна повидать нас, — сказала светловолосая девушка. — Мы довольно близко.
Один мужчина нарисовал схематичную карту на обратной стороне открытки и сказал:
— Вот здесь мы находимся, рядом с Калатенес. Мы исследуем минойское поселение на вершине холма.
В этот момент к ней подошел Уолтер.
— Вот ты где, — сказал он раздраженно. — Я перебросился словцом с Дамьеном и ищу тебя повсюду.
Он проталкивал ее впереди себя через толпу. Музыка началась опять и было почти невозможно прокладывать себе путь. В алькове, наполовину отгороженном от главного зала невероятным искусственным растением, они нашли человека, которого Уолтер называл Дамьеном. Он был высокий, с правильными чертами лица. Глубоко посаженные глаза. Светлые волосы до плеч. Одет он был в белые сатиновые брюки в обтяжку и белую шелковую рубаху с рюшами. Эмма никогда раньше не видела человека с таким лицом, словно с портретов египетских фараонов, и с таким количеством золота на себе: кольца, серьги и тяжелая золотая цепь на шее.
— Привет, — просто сказал он. — Итак, ты и есть Эмма. Уолтер говорил мне о тебе. Ищешь маленькую девочку… Как ты сказала ее имя?
Рыжеволосая девица все еще была на орбите Уолтера, Эмма видела как он разрывается на части.
— Алтея.
— Вот оно что… Алтея. По-гречески это означает «правда». Ты знала это, моя дорогая? Немногие из тех, кто приезжает сюда знают греческий. Ты знаешь?
— Немного.
— Тебе повезло! Мне пришлось овладеть им, — он взял ее под локоть и, направляя, повел подальше от извивающихся тел в боковую комнату с огромным окном, открытым в сторону моря. — Четырнадцать лет назад я вышел здесь отдохнуть недельку и уже никогда не вернулся назад. Ну, это не совсем правда. Мне пришлось возвращаться в Лондон за своими пожитками и одеждой. Но теперь я житель Крита. Ну, ладно, Эмма. Говорят у меня хорошая память на лица. Давай-ка посмотрим на твою Алтею.
Эмма достала фотографии Алтеи. Одну за другой он брал их из ее рук и внимательно разглядывал перед тем, как отложить. Снимок Алтеи в толстом свитере за рулем машины заставил его вернуться и изучить его, поднеся к тому месту, где лампа давала более сильный свет.
— Я просто не знаю, — сказал он. — Я мог видеть ее. — Он тяжело вздохнул. — Я видел так много людей, но в ней есть что-то особенное, не правда ли? — Он вернулся к тому месту, где ждала Эмма. — Я могу оставить эту фотографию?
— Конечно. Я сделала по несколько экземпляров. Ты можешь вспомнить что-нибудь позже.
— Возможно, — он улыбнулся, и Эмма почувствовала магнетизм его обаяния. — Ты остановилась в «Артемисе», насколько я знаю. Как поживает мой друг Нико Уоррендер? Я слышал, он сейчас здесь.
Эмма нахмурилась.
— Не думаю, что встречала…
— Ты живешь в «Артемисе» и не встречала Нико?
— Нико! Но ты сказал…
— Ник Уоррендер. Правильно.
— Но он грек.
— Наполовину. Да, его мать гречанка. Но его отец был англичанином. Ник всю жизнь прожил в Англии. Он — медик. Работает в лондонской больнице, специализируется на детской медицине. Он приезжает каждый год. Передай ему привет. Напомни ему заглянуть и повидать меня. Мы здорово веселились в старые времена, когда он имел обыкновение приезжать на лето со своей очаровательной женой. Бедная Джули — самая прелестная девушка, которую я когда-либо встречал! И она умерла, бедняжка, рожая этого сорванца Джонни!.. А, Уолтер! Мы предавались воспоминаниям, твоя подружка Эмма и я…
Эмма шла за ними, когда Дамьен и Уолтер двинулись в направлении шума и танцев. Она даже не пыталась услышать, что они говорили, даже когда слова были адресованы ей. Облаченный в серебристое пришелец вдруг возник перед ними в полном смятении: — Дамьен, ты не можешь подойти сейчас? Там какой-то парень болтает по-гречески, и я не могу понять, чего он хочет.
Дамьен послал Эмме воздушный поцелуй.
— Заставь Уолтера привезти тебя еще как-нибудь вечером, до того как начинается этот рев ракетных двигателей. Мы смогли бы поболтать как следует! Снимок я оставлю у себя, дорогуша, покопаюсь в своей старческой памяти. Прощай и да благословит тебя Бог.
Уолтер направился назад на танцплощадку, но Эмма покачала головой: — Прошу тебя… Этот шум… С меня хватит.
— Хорошо, — бодро сказал Уолтер. — Давай прогуляемся по берегу и подышим свежим воздухом. Там было немного душновато. Что ты думаешь о Дамьене? Правда, он великолепен?
«Великолепный» — это слово Уолтер недавно употребил по отношению к ней. Но она не была великолепна. Она была классической дурой. Она вспомнила как сделала комплимент Нико, который на самом деле был Ник Уоррендор, за его английский и почувствовала как вспыхнули ее щеки. Она вспомнила своевольное обращение леди Чартерис Браун. «Присмотрите за багажом, любезный». «Эмма, неужели у тебя нет мелочи дать этому типу». Неудивительно, что он кипел и ощетинился.
Они спустились по крутой тропинке к морю. Здесь не было песка, только скалы, где вода с шумом бросалась на камни, чтобы разбиться в дым мелкими брызгами. Рука Уолтера проскользнула вокруг ее талии и он повернул ее к себе.
— Ты что-то очень тихая, милая девушка. Хватит думать об этой скучной Алтее. Ты знаешь, я уже сыт по горло. Завтра ты можешь начать думать о ней снова, а сейчас есть только ты, я и море.
Он остановился с подветренной стороны массивного валуна и заключил ее в объятия. Его тело было упругим, и руки были горячи. Его губы легко коснулись ее глаз и носа и коснулись ее губ. Резким толчком она оттолкнула его.
— Эй, — пробормотал он, сжимая объятия. — Что это?
Его губы снова коснулись ее рта, но она отдернула голову.
— Нет, — сказала она. Вдруг стало необычайно важно то, что он не должен поцеловать ее. Всеми силами она сопротивлялась, стараясь освободиться из его рук, но он держал ее крепко. Она упорно отворачивала лицо, прижатое к грубой ткани его рубашки. — Пусти!
