«Почему я не могу видеться с тобой чаще, — все время спрашивала она его после. — Тебе нравится, как я все делаю? Может, чего-то еще хочешь? Мне хочется быть твоей единственной, Гилдер».

«Мне очень нравится, — отвечал он, поглаживая ее шелковистые волосы. — Мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой».

Он о ней вообще ничего не знал. По крайней мере реальных фактов. Однако в те недели, после того как он узнал свой диагноз, единственным утешением для его ума была абсурдная мысль о том, что он влюблен в нее. Воспоминания об этих моментах заставляли его стыдиться, да и психологический подтекст был вполне очевиден. Он не хотел умереть в одиночестве. Однако в моменты их свиданий он был абсолютно уверен в этой влюбленности. Он был безумно, безнадежно влюблен. Возможно ли, что Шона разделяет его чувства? Правду ли она говорила, что хочет, чтобы он был у нее единственным? Ведь то, что они делали и говорили друг другу, не может быть ложью. Они возносились туда, куда могут попасть лишь те, кто действительно связан друг с другом.

Так, раз за разом, пока он не довел себя до такого состояния, что не мог думать ни о чем, кроме Шоны. Решил, что надо ей что-то подарить — знак его любви. Что-нибудь дорогое, соразмерное его чувствам. Драгоценность. Это должна быть драгоценность. Не какая-нибудь новая штучка из магазина, нет, нечто личное. Браслет его матери, с алмазами. Воодушевленный своим решением, он завернул коробочку от Тиффани в серебристую бумагу и поехал к дому Шоны. Не вторник, но это не имеет значения. То, что он чувствовал, никому не под силу планировать. Он позвонил и стал ждать. Шли минуты, и это было странно. Шона всегда очень быстро отзывалась на звонок. Он позвонил снова. На этот раз в динамике послышался шум, а затем он услышал ее голос.

— Привет?

— Это Хорос.

Пауза.

— У меня тебя нет в списке. Точно? Может, я ошиблась. Ты звонил?

— У меня кое-что для тебя.

Ни звука в динамике.

— Погоди немного, — послышалось после паузы.

Прошла еще пара минут. Гилдер услышал шаги на лестнице. Может, замок не работает. Шона решила спуститься и открыть сама. Однако на улицу вышла не Шона. Мужчина. Лет шестидесяти, лысый, крепкого сложения, с заплывшим лицом русского гангстера, в мятом костюме в полоску и распущенным галстуком. Ситуация была очевидна, но в тогдашнем возбужденном состоянии рассудок Гилдера не осознал ее. Мужчина вышел, едва глянув на Гилдера по пути.

— Везет тебе, — сказал он, подмигивая.

Гилдер быстро пошел вверх по лестнице. Постучал три раза, ждал, с нарастающей тревогой. Наконец дверь распахнулась. На Шоне было не платье, только шелковый халат, стянутый поясом. Волосы всклокочены, макияж смазан. Наверное, он застал ее, когда она прилегла вздремнуть.

— Хорос, что ты здесь делаешь?

— Извини, — ответил он, и у него внезапно перехватило дыхание. — Я знаю, что должен был позвонить.

— Если по правде, то ты совершенно не лучшее время выбрал.

— Я только на минуту. Пожалуйста, можно я войду?

Она скептически оглядела его, но затем ее взгляд смягчился.

— Ладно, хорошо. Только недолго.

Она отошла в сторону, пропуская его. В квартире все выглядело как-то иначе, но Гилдер не мог понять, что именно. Казалось, что здесь грязно, и воздух какой-то спертый.

— И что же это у нас? — спросила она, глядя на коробочку в серебристой обертке. — Хорос, тебе не следовало этого делать.

Гилдер протянул коробочку ей.

— Это тебе.

Ее глаза потеплели, и она развернула обертку. Вынула браслет.

— Как трогательно. Чудесная вещь.

— Это наследственное. Он принадлежал моей матери.

— Это делает его еще более особенным.

Она быстро поцеловала его в щеку.

— Погоди минуту, малыш, я немного приберусь и приду к тебе.

Его захлестнула громадная волна любви. Потребовалось все самообладание, чтобы не обхватить ее руками и не поцеловать в губы.

— Я хочу любить тебя. По-настоящему любить.

Она поглядела на часы.

— Ну, хорошо. Если это то, чего ты хочешь. Но у меня нет целого часа.

Гилдер начал раздеваться, лихорадочно расстегивая ремень и сдергивая подтяжки. Что-то не так. Он чувствовал, что она в задумчивости.

— Ты ничего не забыл? — спросила она.

Деньги. Вот о чем она спрашивает. Как она может думать о деньгах в такой момент? Ему хотелось сказать, что то, что они пережили вместе, невозможно оценить в долларах и центах, и все в этом духе.

— У меня сейчас с собой нет, — только и смог ответить он.

Она нахмурилась.

— Милый, так дело не пойдет. Ты это знаешь.

Однако к этому моменту Гилдер был в таком возбуждении, что едва мог осознать ее слова. Уже стоял перед ней в одних трусах и майке.

— Ты в порядке? Не очень хорошо выглядишь.

— Я люблю тебя, — сказал он.

Она легкомысленно улыбнулась.

— Чудесно.

— Я сказал, я люблю тебя.

— О’кей, все в порядке. Никаких проблем. Кладешь деньги на комод, и я скажу все, что ты захочешь.

— У меня нет этих чертовых денег. Я тебе браслет дал.

Внезапно в ее глазах не осталось ни теплоты, ни даже дружеского расположения.

— Хорос, в этом бизнесе платят наличными, ты знаешь. Мне не нравится то, что ты говоришь.

— Прошу, позволь мне заняться любовью с тобой.

У Гилдера стучал пульс в ушах.

— Ты можешь продать браслет, если захочешь. Он стоит кучу денег.

— Я так не думаю, малыш, — ответила она с нескрываемым презрением. — Жаль говорить тебе, но это стекло. Я не знаю, кто тебе его продал, но ты должен получить деньги обратно. А теперь давай, будь умницей. Ты знаешь правила.

Ему хотелось сказать ей, что он чувствует. В отчаянии он протянул к ней руки, но его ноги стояли, запутанные в упавших брюках. Шона резко вскрикнула, и в следующий момент Гилдер понял, что уже растянулся на полу. Подняв взгляд, он увидел направленный в его голову пистолет.

— Проваливай на хрен.

— Прошу, — застонал он, хрипло, сквозь слезы. — Ты говорила, что хочешь быть единственной.

— Я много чего говорю. А теперь убирайся отсюда вместе со своим дерьмовым браслетом.

Он с трудом поднялся на ноги. Никогда в жизни он не испытывал такого унижения. И тем не менее все еще чувствовал любовь. Безнадежную, отчаянную любовь, которая пожирала его целиком.

— Я умираю.

— Все мы умираем, малыш, — ответила она, махнув пистолетом в сторону двери. — Делай, как я сказала, пока я тебе яйца не отстрелила.

Он понимал, что больше никогда не сможет встретиться с ней. Как он мог быть таким глупцом? Доехав до дома, он поставил машину в гараж, заглушил мотор и закрыл ворота с пульта. Сидел в машине целых тридцать минут, не в состоянии собраться с силами и пошевелиться. Он умирает. Он выставил себя идиотом. Он больше никогда не встретится с Шоной, поскольку ничего для нее не значит.

И тогда он понял, почему он до сих пор сидит в «Камри». Всего-то просто надо снова завести мотор. Все равно что уснешь. Тогда он уже никогда не будет думать ни о Шоне, ни о Проекте НОЙ, ни о жизни в тюрьме умирающего тела, ни о необходимости ходить к отцу в Центр Реабилитации. Ни о чем. Все заботы окончатся, вот и все. Повинуясь необъяснимому импульсу, он снял часы и вынул бумажник из заднего кармана. Положил на приборную панель. Так, будто собирался лечь спать. Наверное, обычно в таких случаях пишут записку, но что ему писать? И для кого?

Он трижды пытался заставить себя повернуть ключ. И трижды решимость оставляла его. Он вдруг почувствовал, насколько это глупо — сидеть в машине вот так. Еще одно унижение. Ничего не оставалось, лишь надеть часы, убрать бумажник в карман и идти в дом.

Гилдер ехал домой из Маклина, и тут зазвучал сигнал смартфона. Нельсон.

— Они двинулись.

— Где?

— Везде. Юта, Вайоминг, Небраска. Большая группа собирается на севере Канзаса.

Пауза.

— Но я не поэтому звоню.

Гилдер поехал прямиком на работу. Нельсон встретил его в коридоре.

— Мы зафиксировали сигнал незадолго до заката. С вышки к западу от Денвера, в городке под названием Сильвер Плюм. Пришлось повозиться, но я смог попросить об одолжении в Министерстве Внутренней Безопасности, чтобы они немного изменили полетное задание одному из беспилотников и попробовали получить картинку.

Когда они дошли до монитора, Нельсон показал Гилдеру фотографию черно-белую плохого качества. Но не девочки. Мужчины. Стоящего рядом с пикапом на обочине шоссе. Похоже, вылез, чтобы отлить.

— Кто это, черт подери? Один из врачей?

— Один из ребят Ричардса.

Гилдер посмотрел на него в недоумении.

— О чем ты говоришь?

На мгновение у Нельсона сделался смущенный вид.

— Извини, я думал, ты в курсе. Эти ребята под наблюдением за сексуальные преступления. Одна из идей Ричардса. В целях безопасности весь гражданский персонал для шестого уровня набирался через национальную базу данных.

— Ты мне мозги паришь.

— Ни разу не парю.

Нельсон постучал по изображению пальцем.

— Вот этот — единственный выживший из всего Проекта НОЙ — он педофил долбаный.