— Ну, — начал Игнасио, прокашлявшись, — раз уж ты очнулся, наверное, мне лучше идти дальше. У меня впереди долгая дорога.

Он встал и вытянул руку с револьвером.

— Вот.

Грей замешкался.

— И зачем мне пушка?

— На случай, если застрелиться захочешь, типа того.

Грей не нашелся, что ответить. Последнее, что ему сейчас нужно, — это пушка. Если кто-нибудь поймает его с пушкой, то его точно в тюрягу упекут. Он не шелохнулся, и тогда Игнасио положил револьвер на прикроватный столик.

— Ладно, по-любому подумай. Не тяни резину, как это делал я. Чем дольше тянешь, тем тяжелее будет. Погляди только, как я поправился.

Игнасио пошел к двери и остановился, чтобы в последний раз оглядеть комнату.

— Мы правда сделали это. Если ты вдруг еще не понял.

Он мрачно вздохнул, надувая щеки, и искоса глянул на потолок.

— Смешно, но я на самом деле не понимаю, как заслужил такое. Не настолько плох я был, если честно. Половину того, что я натворил, я делать-то не собирался. Просто я так был устроен.

Он снова поглядел на Грея. Его глаза влажно блестели.

— Мозгоправ всегда мне так говорил. Игнасио, ты просто так устроен.

Грей понятия не имел, что ответить. Иногда ответить нечего, и он решил, что сейчас как раз такой случай. Лицо Игнасио напомнило ему лица других заключенных, тех, кого он знавал в Бивилле, людей, которые столько лет провели взаперти, что стали похожи на зомби из старых фильмов. Люди, у которых не осталось ничего, кроме прошлого, и которых ждало впереди бесконечное ничто.

— Ладно, на хрен, — сказал Игнасио и шмыгнул носом, потирая его тыльной стороной ладони. — Теперь без толку жаловаться, как я понимаю. Что посеешь, то и пожнешь. Подумай насчет того, что я сказал, о’кей? Увидимся, Грей.

В открывшуюся дверь хлынул солнечный свет, и он ушел.

И как все это понимать? Долгое время Грей лежал не шевелясь, а мысли в его голове буксовали, как лысая резина на льду. Отчасти он не был уверен в том, проснулся ли или все это ему снится. Попытался вспомнить факты, чтобы на чем-то сосредоточиться. Он лежал на кровати. Кровать в мотеле «Ред Руф». Мотель где-то в Колорадо, по всей вероятности, если предположить, что он не мог далеко уйти. Судя по свету за окном, сейчас утро, весна или начало лета. Видимых травм нет. Он вырубился где-то в течение последних двадцати четырех часов, плюс-минус. Не больше суток наверняка.

Не слишком много, но хоть что-то. С этого можно начать.

Он оперся на локти и приподнялся. В комнате пахло табачным дымом и потом. Комбинезон в грязных пятнах и драный на коленях, ноги босые. Он пошевелил пальцами ног, и суставы защелкали. Похоже, все работает.

Если задуматься, вроде он себя чувствует получше, да? Не просто лучше — намного лучше. Головная боль и тошнота прошли. В глазах прояснилось. Руки и ноги стали сильными и крепкими, будто пружины, наполнившись новой энергией. Только вот этот мерзкий вкус во рту. Первым делом найти зубную щетку или жевательную резинку. Помимо этого, Грей чувствовал себя совершенно здоровым.

Он спустил ноги на пол. Комната была маленькая, места едва хватило, чтобы поставить здесь две кровати, покрытые коричнево-оранжевыми покрывалами, и небольшой столик с телевизором. Он взял в руку пульт, но по всем каналам показывали лишь синий экран да шум, похожий на гудок в телефонной трубке. Он переключал каналы — местные, федеральные, кабельные, CNN, WarChannel, GOVTV. Ничего. Ну, это еще ничего не значит. Надо будет администратору сказать. Правда, он не припоминал, чтобы платил за номер, а бумажник у него отобрали несколько месяцев назад, когда он только прибыл на базу.

База, подумал Грей. Слово рухнуло в низ живота, будто камень. Как бы то ни было, у него куча проблем. Нельзя просто встать и уйти. Он вспомнил Джека и Сэма, двух уборщиков, которые удрали в самоволку, и как тогда Ричардс разозлился. А это не тот человек, которого стоит злить, мягко говоря. От одного его взгляда у Грея живот сводило.

Может, поэтому уборщики и сбегали. Может, просто Ричардса боялись.

И вдруг он ощутил жажду. Безумную жажду, такую, будто он не пил несколько дней. Дошел до туалета и сунул голову под кран, жадно глотая воду и поливая себе лицо. «Тише, Грей, — подумал он, — если так пить будешь, тебя стошнит».

Но было поздно. Вода обрушилась в его желудок разрушительной волной, и в следующее мгновение он уже стоял на коленях, ухватившись обеими руками за унитаз, а вода хлестала из него обратно.

Ну, протупил. Некого винить, только себя. Он стоял на коленях, ожидая, когда закончатся спазмы, и вдыхая запах собственной рвоты. Вода по большей части, но еще сгусток слизи, будто яичный желток. Непереваренные остатки мяса по-бургундски, конечно. Наверное, перенапрягся еще. В ушах начало звенеть, это был тихий, на грани различимого, писк, будто в глубине его головы заработал крохотный моторчик.

Он с трудом встал и смыл рвоту. Увидел на полке над раковиной небольшую бутылочку с ополаскивателем для рта, рядом — мыло, шампунь и лосьоны, нетронутые. Набрав полный рот, он хорошенько прополоскал горло и сплюнул в раковину. А потом поглядел на свое лицо в зеркале.

Сначала он подумал, что над ним кто-то подшутил — грубо, совершенно не смешно, заменив зеркало на окно. Окно, за которым стоял мужчина, куда моложе его, отлично выглядящий. Грей не удержался и коснулся рукой зеркала. Человек в зеркале в точности повторил его движение. Какого хрена, подумал Грей.

— Какого хрена? — повторил он вслух. Перед ним было гладкое привлекательное лицо с чистой кожей. Волосы спадали поверх ушей, будто роскошная грива, ярко-каштановые. Глаза яркие и чистые, прямо искрятся. Грей никогда в жизни так хорошо не выглядел.

Потом его взгляд привлекло нечто иное. Какая-то отметина на шее. Он наклонился поближе к зеркалу и запрокинул голову. Два ряда симметричных вмятин, каждая размером с горошину, почти по кругу, от ключицы и почти до нижней челюсти. Розоватые ранки, будто недавно зажившие. Как, черт подери, это произошло? Он прекрасно знал, как выглядят раны от зубов, в детстве его один раз собака укусила. Ворчливый старый пес, которого взяли из приюта. Но Грей все равно любил его, это было единственное, что у него было. До того дня, как он укусил Грея за руку — просто так, Грей всего лишь хотел дать ему печенье. Отец вытащил пса на двор. Два выстрела, которые Грей запомнил на всю жизнь. Захлебывающийся визг после первого, и полная тишина после второго. Пса звали Бастер. Грей уже много лет о нем не вспоминал.

Эта хрень на шее. Откуда она взялась? Что-то знакомое, какое-то дежавю, так, будто память об этом просто убрали не на ту полку в голове.

Грей, разве ты не знаешь?

Тихий, будто шуршание сухих листьев, голос. Грей резко обернулся.

— Игги?

Молчание.

Он вернулся в спальню. Открыл шкаф, потом стал на колени и поглядел под кроватями. Никого.

Грей. Грей.

— Игги, ты где? Хватит прикалываться, на хрен.

Ты не помнишь, Грей?

Что-то с ним не так, капитально. Это не голос Игги. Этот голос у него в голове.

Его охватил ужас. Все вокруг, казалось, начало пульсировать, будто живое. Он протер глаза, но стало лишь хуже. Ощущение было такое, будто он не только видит все вокруг, но одновременно касается, чувствует запах и вкус, точно у него в голове что-то перемкнуло.

Ты не помнишь, как… умер?

И в этот момент Грей вспомнил, мгновенно. Воспоминания пронзили его, будто вонзившаяся в грудь стрела. Синее освещение в разделительной камере, медленно открывающаяся дверь. Объект Зиро, стоящий над ним, огромный и кошмарный, Грей, вопящий от ужаса, вновь и вновь, ощущение, когда челюсти Зиро смыкаются на его шее, зубы пронзают кожу, ряд за рядом. Зиро уходит, оставив его, орет сирена, грохочут выстрелы, вопят умирающие. Он, шатаясь, выходит в коридор и видит перед собой сущий ад. Кровь покрывает пол и стены, валяются окровавленные останки, как на бойне, руки, ноги, туловища, из которых вывалились внутренности. Липкая кровь брызжет из-под его ладони, которой он прикрыл шею, артериальное кровотечение. Воздух с шумом выходит из его легких, он оседает на пол, медленно, его окутывает тьма, в глазах плывет, все.

О боже.

Иди ко мне, Грей. Иди ко мне.

Он выскочил из номера. В глаза ударил яркий солнечный свет. Это безумие. Он безумен.

Он побежал через стоянку, будто громадное обезумевшее животное, ничего не видя перед собой, не зная, куда бежит, прижимая руки к ушам. На стоянке было совсем немного машин, они стояли как-то косо, будто их оставили в спешке, с открытыми дверьми. Но Грей был настолько не в себе, что не видел этого, как и не видел других, более тревожных знаков происшедшего. Разбитые окна в передней стене мотеля, шоссе, на котором нет ни одной машины, пустая заправка напротив, окна залиты красным, а рядом с колонкой тело человека, будто раньше времени задремавшего в сиесту. Затихший «Макдоналдс», с опрокинутыми стульями и столами, пакетиками кетчупа и наборами «Хэппи Мил», клиентами всех возрастов и цветов кожи, которых выбросили сквозь окна. Едкий химический запах дыма от разбитого автотягача, все еще горящего вдали, в паре миль. Птицы. Огромные стаи больших черных птиц, ворон, воронов и грифов, стервятники, неторопливо кружащие в небесах. Будто поле ужасающей битвы, купающееся в безжалостном свете летнего солнца.