И еще одна проблема. Алиша не оставалась наедине.

Ощущение было еле заметным, но она знала, что Фэннинг здесь, — будто тихий шум у нее в голове, скорее осязаемый, чем слышимый, будто ветерок, обдувающий ее сознание. От этого она злилась, ей было противно, она ощущала усталость и желание покончить со всем этим разом.

Убирайся из моей головы, будь ты проклят. Разве я не сделала то, о чем ты просил? Оставь меня в покое, черт подери.

Обещанная еда не появилась. Либо Питер забыл, либо он решил, что голодная Алиша безопаснее, чем сытая. Возможно, тактика, чтобы сделать ее более сговорчивой. Еду сейчас принесут. Нет, погоди, еще нет. В любом случае она ощущала некую извращенную радость. И отчасти ненавидела это. В тот момент, когда ее зубы вонзались в плоть, когда горячая кровь омывала ее нёбо, в ее голове вспыхивало отвращение. Какого черта ты творишь? Но она всегда утоляла жажду, переполняемая отвращением к себе, пока не откидывалась, позволяя истоме обволакивать ее.

Медленно текли часы. И наконец дверь открылась.

— Сюрприз.

Вошел Майкл, прижимая к груди маленькую металлическую клетку.

— Пять минут, Фишер, — сказал охранник и захлопнул дверь.

Майкл поставил клетку на пол и сел на койку, лицом к Алише. В клетке сидел коричневый кролик.

— Как тебе удалось войти? — спросила Алиша.

— О, они меня тут очень хорошо знают.

— Ты их подкупил.

Майкл довольно поглядел на нее.

— Да, если по правде, некоторое количество денег сменило хозяина. Даже в нынешние неспокойные времена человек вынужден думать о семье. Это, а еще то, что у остальных кишка тонка завтрак тебе принести.

Он кивнул в сторону клетки.

— Очевидно, этот маленький комок шерсти — чей-то домашний любимец. Его зовут Отис.

Алиша позволила себе долго посмотреть на Майкла, разглядывая его. Уже давно не тот мальчишка, которого она знала, мужчина средних лет, крепкий и жилистый. Лицо, будто вышедшее из-под резца скульптора, ничего лишнего. Вот только глаза те же, искрящиеся, быстрые, пусть за ними и скрывается жизненный опыт, глаза человека, много повидавшего в этой жизни.

— Ты изменился, Майкл.

Он небрежно пожал плечами.

— Уже много раз это слышал.

— Как ты ухитряешься держать себя в форме?

— Сама знаешь, не даю огню погаснуть, — ответил Майкл, криво улыбнувшись.

— А Лора?

— Не могу сказать, что это удалось.

— Жаль, что так.

— Сама знаешь, как бывает. Мне горшки с цветами, ей дом. И к лучшему, на самом деле.

Он снова наклонился, глядя на кролика в клетке, который нервно надувал щеки.

— Есть собираешься?

Ей хотелось, очень. Опьяняющий вкус теплого мяса, теплой жизни, пульсация крови, движущейся в жилах животного, будто ракушка, приложенная к уху. Сильнейшее предвкушение.

— Это не слишком приятно выглядит, — сказала она. — Возможно, мне лучше подождать.

Они несколько секунд смотрели друг на друга.

— Спасибо, что вчера вечером за меня вступился, — сказала Алиша.

— Не стоит благодарности. Питера сильно занесло.

Она внимательно вгляделась в его лицо.

— Майкл, почему ты не ненавидишь меня?

— А с чего бы?

— Похоже, все остальные ненавидят.

— Наверное, я — не все остальные. Можно сказать, что и меня здесь не очень-то любят.

— Верится с трудом.

— Поверь мне. Еще повезло, что не сижу по соседству.

Она невольно улыбнулась. Хорошо поговорить с другом.

— Интересная мысль.

— Лучше не скажешь.

Он составил пальцы вместе, явно собираясь сказать нечто важное.

— Я всегда знал, Лиш, что ты где-то рядом. Может, другие сдались, но не я.

— Спасибо, Штепсель. Это кое-что значит. Много значит.

Он ухмыльнулся.

— Ладно, от тебя я еще это прозвище стерплю.

— Поговори с ним, Майкл.

— Я уже высказал свое мнение.

— И что он собирается делать?

Майкл пожал плечами.

— Питер, как всегда. Бьется головой о стену, пока не проломит. Люблю я его, но упрямый он, что бык.

— На этот раз не сработает.

— Не сработает.

Он напряженно смотрел на нее, но, в отличие от Питера, в его взгляде не было подозрения. Для него она — напарница, товарищ по заговору, та, кому можно доверять во всем. Его глаза, его интонации, то, как он держит себя. Все это говорило лучше слов.

— Я много о тебе думал, Лиш. Очень долго думал, что влюблен в тебя. Как знать, может, и до сих пор влюблен. Надеюсь, тебе это не неприятно.

Алиша ошеломленно смотрела на него.

— Судя по твоему лицу, ты удивлена. Можешь счесть это за комплимент, намеренный. Я просто хочу сказать, что ты очень много для меня значишь, и всегда значила. Когда ты вчера появилась, я кое-что понял. Хочешь знать, что?

Алиша кивнула, все еще не в состоянии вымолвить ни слова.

— Я понял, что все это время ждал тебя. Не просто ждал. Ожидал, что ты появишься.

Он помолчал.

— Ты помнишь, когда мы в последний раз виделись? В тот день, когда ты меня в больнице навестила.

— Конечно, помню.

— Я очень долго думал. Почему? Почему меня? Почему Алиша выбрала меня, а не кого-то еще, именно тогда? Я бы предположил, что ты выберешь Питера. Но ответ пришел ко мне, когда я задумался над тем, что ты сказала. «Когда-нибудь этот мальчишка всех нас спасет».

— Мы об этом еще детьми разговаривали.

— Точно. Но говорили и о многом другом.

Он наклонился вперед.

— Даже тогда, Лиш, ты знала. Может, не знала, чувствовала, то, как все складывается, как и я. Точно так же, как сейчас, когда я сижу здесь, двадцать лет спустя, разговаривая с тобой в тюремной камере. Другой вопрос — почему. На него у меня ответа нет, и я перестал задавать его. Сейчас все это подходит к развязке, и я знаю не больше твоего. Учитывая общую тенденцию последних двадцати четырех часов, особых оснований для оптимизма нет. Но в любом случае я не смогу сделать это без тебя.

Щелчок замка. В дверях появился охранник.

— Фишер, я же сказал — пять минут. Убирайся к чертям отсюда.

Майкл сунул руку в карман рубашки, помахал у себя над плечом пачкой банкнот, даже не удосужившись посмотреть, как охранник протянул руку и выхватил их, а затем вышел.

— Боже, какие идиоты, — со вздохом сказал он. — Неужели они действительно думают, что завтра в это же время эти деньги будут иметь хоть какое-то значение?

Он снова сунул руку в карман и вытащил сложенный лист бумаги.

— Вот, возьми.

Алиша развернула лист. Спешный набросок карты рукой Майкла.

— Когда придет время, иди по дороге на Розенберг, на юг. Сразу за гарнизоном увидишь старую ферму, слева, там бак для воды. Свернешь на дорогу сразу же за ним и прямо на восток, пятьдесят две мили.

Алиша оторвала взгляд от листа бумаги. В глазах Майкла появилось что-то новое, неистовство, почти безумие. За тщательно контролируемым видом и поведением, ореолом силы скрывался человек, горящий верой.

— Майкл, что в конце дороги?

Снова оставшись в одиночестве, Алиша погрузилась в мысли. Вот, значит, что заменило Майклу женщину, в конце концов. Его корабль, его «Бергенсфьорд».

Мы изгои, сказал он ей на прощание. Мы те, кто знает правду и всегда знали; это боль, с которой мы живем. Как же он хорошо понимает ее.

Кролик настороженно смотрел на нее. Его черные немигающие глаза блестели, как две капли чернил. В их выпуклой поверхности Алиша увидела отражение, призрак ее самой. Почувствовала, что у нее мокрые щеки. Почему она не может перестать плакать? Она скользнула к клетке, открыла дверцу и протянула руку внутрь. Ее ладонь заполнила мягкая шерсть. Кролик не пытался сбежать, либо прирученный, чей-то любимец, как сказал Майкл, либо слишком испуган, чтобы что-то делать. Она вытащила зверька из клетки и посадила на колени.

— Все в порядке, Отис, я друг, — сказала она.

И так и сидела, гладя его по мягкой шерстке, очень долго.

65

Шаги, скрип открывающейся двери. Эми открыла глаза.

Привет, Пим.

Та остановилась в дверях. Рослая, с овальным лицом и выразительными глазами, в простом платье из синей хлопчатобумажной ткани. Выпуклый живот под мягкими складками платья, она беременна.

Я рада, что ты вернулась, чтобы меня проведать, сказала Эми на языке жестов.

Пим с сильной неуверенностью поглядела на нее и подошла к кровати.

Можно? — спросила Эми.

Пим кивнула. Эми сложила ладонь чашечкой и прижала к платью. Скрытая внутри сила, столь новая, чистейшее ощущение жизни — если сравнить с цветом, то белый цвет летних облаков. Вопросы, множество. Кто я? Что я? Это мир? Я есть все или лишь часть?

Покажи мне остальное.

Пим села на кровать, спиной к ней. Эми расстегнула пуговицы платья и раздвинула ткань. Полосы на спине, ожоги. Они стали менее заметны, но не исчезли. От времени стали немного впалыми, с резкими краями, будто корни, скрытые под землей. Эми провела по ним пальцами. Там, где кожа Пим была нетронута, она была теплой и мягкой, но мышцы под ней были напряжены, будто застыв от боли.

Эми застегнула платье. Пим повернулась лицом к ней.

Ты мне снилась. Мне кажется, я тебя всю жизнь знаю.

И мне.

В глазах Пим появилось странное выражение.

Даже тогда…

Эми взяла ее за руки, успокаивая.