Ужасные слова. И неизбежные. Люди сделают все, чтобы выжить.

67

Майкл и Грир подобрали первых выживших к северу от Розенберга, троих солдат. Ошеломленных, оголодавших, с пустыми карабинами и пистолетами. Зараженные напали на казарму две ночи назад, сказали они, пронеслись, как торнадо, разрушая все — машины, снаряжение, генераторы, срывая крыши из кровельного железа с домов, как крышки с консервных банок с ключом.

Были и другие. Женщина, одна из девочек Данка, чьи черные волосы наполовину поседели. Она шла по дороге, босиком, а ее туфли с высоким каблуком болтались у нее в пальцах. Рассказала, как спряталась в насосной. Двое мужчин из телеграфной бригады. Нефтяник по прозвищу Домкрат, Майкл помнил его еще по заводу, сидевший на обочине, скрестив ноги и чертя что-то на земле шестидюймовым лезвием ножа и что-то неразборчиво бормоча. Его лицо было белым от пыли, комбинезон — черным от засохшей крови, но не его собственной. Все молча садились в кузов машины, даже не спрашивая, куда они едут.

— Самые везучие люди на планете, а они даже не понимают этого, — сказал Майкл.

Грир смотрел на проносящиеся мимо них холмы. Сухой кустарник сменился прибрежной растительностью, более густой. Последние двадцать четыре часа было столько дел, что он забыл о боли, но теперь, в тишине и роящихся в его голове мыслях, она вернулась с новой силой. Постоянная тошнота, несильная, скручивала живот, слюна стала густой и с медным привкусом, мочевой пузырь распирало. Когда они остановились, чтобы подобрать женщину, Грир отошел в сторону в надежде отлить, но смог выдавить из себя лишь жалкую струйку алого цвета.

К югу от Розенберга они свернули на восток, к судоходному каналу. Позади машины взлетали брызги грязной воды, каждый прыжок машины на разбитой дороге отдавался внутри него болью. Гриру очень хотелось пить, чтобы хотя бы избавиться от мерзкого вкуса во рту, но когда Майкл достал из-под сиденья фляжку, сделал хороший глоток и предложил ему, все это время смотревшему в лобовое стекло, Грир отмахнулся. Майкл искоса глянул на него. Ты уверен? И, видимо, что-то понял. Или заподозрил. Но Грир ничего не ответил. Майкл пожал плечами, зажал флягу между колен и закрыл крышку одной рукой.

Воздух внутри машины стал другим, а затем изменилось и небо. Они приближались к каналу.

— Какого хрена, я только что отсюда, — сказала женщина.

Еще пять миль, и показался въезд на док. Пластырь и его люди стояли в узком месте. Поперек прохода была натянута режущая проволока. Машина остановилась, и Пластырь подошел к окну Майкла.

— Не ждал тебя так скоро.

— Что Лора говорит?

— Ничего хорошего. По крайней мере, их здесь еще не было.

Он глянул в кузов.

— Друзей привез, как я погляжу.

— Где она?

— На корабле, небось. Рэнд говорит, она там уже всех до белой горячки довела.

Майкл повернулся к пассажирам.

— Вы трое, выходите, — сказал он солдатам.

Они неверяще поглядели на него.

— И что ты от нас хочешь? — спросил старший по званию, капрал, с пустыми, как у коровы, глазами и пухлым лицом пятнадцатилетнего подростка.

— Не знаю, — сухо сказал Майкл. — Служили? Стрелять доводилось?

— Сказал же, патронов нет.

— Пластырь?

Тот кивнул.

— Все улажу.

— Это Пластырь, — сказал Майкл солдатам. — Ваш новый командир.

Солдаты непонимающе переглянулись.

— Вы, ребята, типа, преступники? — спросил один из них.

— Тебе сейчас не наплевать, честно?

— Давайте уже, — сказал Пластырь. — Будьте хорошими парнями и слушайте, что он вам сказал.

Солдаты вопросительно переглянулись и вылезли из кузова. Как только Пластырь и его помощники отодвинули барьер, Майкл дал газу и быстро поехал по дороге. Рэнд встретил их у ангара, голый по пояс и обливающийся потом, с обмотанной грязной тряпкой головой.

— На каком мы этапе? — спросил Майкл, вылезая из машины. — Док затопили?

— Есть проблема. Лора нашла еще один дефектный участок. Ржавчина по всему листу.

— Где?

— На носу по правому борту.

— Блин.

Майкл махнул рукой в сторону оставшихся пассажиров.

— Придумай, что с ними сделать.

— Где ты их взял?

— Подобрал по дороге.

— А это Домкрат? — спросил Рэнд.

Тот сидел, уткнувшись в ворот рубашки и что-то бормоча.

— Что с ним случилось?

— Не знаю, но вряд ли что-то хорошее, — ответил Майкл.

Рэнд помрачнел.

— Это правда насчет поселений? Все захвачены?

Майкл кивнул.

— Да, похоже, что так.

— Майкл, думаю, нам надо побольше людей на въезде, — перебил его Грир. — Через пару часов стемнеет.

— Рэнд, как насчет этого?

— Думаю, несколько человек сможем прислать. Ломбарди и таких, как он.

— Вы двое, — обратился Майкл к телеграфистам. — Пойдете со мной. А ты…

Он посмотрел на женщину.

— Что делать умеешь?

Женщина приподняла брови.

— Помимо этого.

Она на мгновение задумалась.

— Наверное, готовить немного.

— Немного лучше, чем ничего. Ты на работе.

Майкл быстро пошел по трапу на корабль. К носу корабля подвели кран, и у борта в люльках сидели шесть человек. У дальнего конца створки дока рабочие в сварочных масках и толстых перчатках вырезали куски из большого листа, на замену ржавой обшивке. Из-под дисков летели искры.

Лора стояла у рейлинга. Увидев Майкла, спустилась к нему.

— Извини, Майкл, — сказала она, перекрикивая визг пил. — Я знаю, что время неподходящее.

— Какого черта, Лора?

— Ты хочешь, чтобы он утонул? Утонет обязательно. Я такие вещи не пропускаю. Еще меня поблагодаришь.

Это была не просто задержка, а настоящая катастрофа. Пока корпус не герметичен, они не могут затопить док. Пока они не затопят док, они не смогут запустить двигатели. Только на то, чтобы затопить док, уйдет шесть часов.

— Как думаешь, сколько времени уйдет, чтобы их заменить? — спросил Майкл.

— Вырезать новые, снять старые, поставить на место, заклепать, приварить. Шестнадцать часов, минимум.

Спорить с ней смысла не было, это не тот вопрос, где допустима спешка. Майкл резко развернулся и пошел вдоль дока.

— Куда идешь? — крикнула вслед ему Лора.

— Долбаную сталь резать.

68

Время 17.30, солнце зайдет через три часа. Питер сделал все, что мог, на данный момент. Уже даже спать не хотелось, но надо было собраться с мыслями. Пока шел домой, думал о Джоке. Не то чтобы он чувствовал к нему какую-то привязанность, в свое время это был незрелый и противный юнец, из-за которого он сам едва не погиб. Может, от винтовки, что ему дали, толку не будет. Однако тот день на крыше, возможно, стал переломным в его жизни. Никогда не поздно начать с начала.

Охраны у дома не было.

Питер ринулся вверх по лестнице и вбежал в дом.

— Эми! — крикнул он.

Тишина.

— Я здесь.

Она сидела на кровати, аккуратно сложив руки на коленях и глядя на дверь.

— Ты в порядке? — спросил он.

Она посмотрела на него. Ее лицо изменилось. Она лишь меланхолично улыбнулась ему. Комнату наполнила странная тишина — не просто отсутствие звуков, но нечто большее, более пугающее.

— Да, я в порядке.

Она хлопнула по матрасу.

— Посиди со мной.

Питер сел рядом.

— Что такое? Что случилось?

Она взяла его за руку, не глядя ему в глаза. Питер ощутил, что она собирается что-то сказать ему.

— Когда я была в воде, то попала в одно место, — сказала она. — По крайней мере, мое сознание это сделало. Не знаю, смогу ли это правильно объяснить. Я так счастлива там была.

Он понял, что она хочет сказать.

— Ферма.

Ее глаза встретились с ним взглядом.

— Я там тоже бывал.

Как ни странно, он не чувствовал удивления. Эти слова должны были быть сказаны.

— Я играла на пианино.

— Да.

— И мы были вместе.

— Да. Были. Лишь мы одни.

Как хорошо сказать это, как хорошо произнести эти слова. Знать, что он не одинок, в конце концов, с этими его снами, что в них есть что-то реальное, хотя сложно сказать, что такое та реальность, лишь то, что она существует. Он существует. Эми существует. Ферма, то счастье, что они обрели там, существуют.

— Ты спрашивал меня сегодня утром, почему я пришла к тебе в Айове, — сказала Эми. — Я не сказала тебе правды. По крайней мере, всей.

Питер ждал.

— Когда ты изменяешься, тебе надо оставить себе что-то, какую-то память. То, что было тебе дороже всего. Во всей твоей жизни, лишь одно.

Она подняла взгляд.

— Я хотела оставить себе тебя.

Она плакала, крохотные, сверкающие, как алмазы, капли слез повисли на ее ресницах, будто капли росы на листьях.

— Питер, ты сделаешь то, что я попрошу?

Он кивнул.

— Поцелуй меня.

Он сделал это. Не поцеловал ее, а будто провалился в мир, состоящий из нее. Время замедлилось, остановилось, оно неспешно кружилось вокруг них, будто волны, обтекающие пирс. Он ощутил умиротворение. Его душа воспарила. Его сознание находилось одновременно в двух местах, в этом мире и в другом: в мире фермы, в мире за пределами пространства, за пределами времени, там, где пребывали лишь они двое.

Они разделились. Между их лицами были считаные дюймы. Эми приложила ладонь к его щеке.

— Прости, Питер.

Странные слова. Ее взгляд стал пристальнее.

— Я знаю, что ты собираешься сделать, — сказала она. — Тебе этого не пережить.

Внутри его что-то будто выключилось. Его тело оставили все силы. Он попытался заговорить, но не смог.

— Ты устал, — сказала Эми.

И подхватила его, когда он начал падать.

Эми положила его на кровать. Выйдя в другую комнату, сняла через голову сестринское одеяние и надела то, что подобрал ей Грир. Плотные полотняные штаны с карманами, кожаные ботинки, светло-коричневую рубашку с оторванными рукавами и погонами Экспедиционного Отряда на плечах. От них исходил теплый человеческий запах — запах труда, запах жизни. Тот, кому принадлежала эта одежда, был невысокого роста, и она идеально подошла ей. Солдаты на заднем крыльце спали сном младенцев, подложив руки под головы и забыв обо всех тревогах. Эми аккуратно забрала один из пистолетов и заткнула его себе за пояс сзади.

Улицы окутала полная тишина, все спрятались, готовясь к буре. Эми шла к центру города, и солдаты начали обращать на нее внимание, но никто не попытался заговорить с ней. Их мысли были совсем о другом. Какая разница, что какая-то женщина одна идет? Снаружи тюрьмы охраны не было. Эми решительно подошла к двери и толкнула ее.

Конец ознакомительного фрагмента