Именно это я чувствовал, Алиша, держа ее за руку, будто я был единственным мужчиной во всем мире, нашедшим свою половину.

Поцеловала она меня той ночью, когда я спал, или мне это приснилось? А какая разница? Таков мой Нью-Йорк, каким он был когда-то для многих, — поцелуй, о котором мечтаешь.

Все потеряно, все ушло — так же как в городе твоей любви, Алиша, городе твоей Роуз. Позвоните Фэннингу, написал мой друг Лучесси. Позвоните Фэннингу и скажите, что такова любовь, что любовь есть боль, что любовь уничтожает. Сколько часов он там провисел? Сколько дней и ночей протянула моя мать, утопая в море боли? И где же я был? Какие мы глупцы. Какие мы глупцы, смертные.

Итак, приближается час расплаты. К Богу вознесу я праведный упрек мой, ибо он жестоко манит всех нас любовью, будто яркой игрушкой над колыбелью младенца. Из ничего сотворил он этот мир скорби, и в ничто этот мир вернется.

Я знаю, что она здесь, сказала ты. По твоему голосу слышу.

А я — по твоему, моя Алиша. Я — по твоему.

62

В конце дорожки стояли двое солдат с висящими на плечах винтовками. Питер подошел, и они четко отдали честь и замерли.

— Здесь все спокойно? — спросил Питер.

— Доктор Уилсон вошла не так давно.

— Кто-нибудь еще?

Интересно, не приходил ли Гуннар. Или, быть может, Грир.

— С того момента, как мы заступили — нет.

Он поднимался на крыльцо, когда открылась дверь и вышла Сара с небольшой кожаной сумкой с инструментами. Они посмотрели друг другу в глаза, и Питер все понял. Он обнял ее, а потом сделал шаг назад.

— Даже не знаю, что сказать, — начал Питер.

Волосы Сары были мокрыми от пота и прилипли ко лбу. Глаза опухли и покраснели.

— Мы все ее любили.

— Спасибо тебе, Питер, — ответила Сара, ровно, безо всяких эмоций. — Это правда, насчет Алиши?

Он кивнул.

— Что ты собираешься с ней делать?

— Пока что не знаю. Она в тюрьме.

Сара ничего не сказала. И незачем было. Все было написано на ее лице. Мы ей верили, а теперь, гляди.

— Как Эми? — спросил Питер.

Сара тяжело вздохнула.

— Можешь сам посмотреть. Здесь я несколько за пределами своих знаний, но, насколько я могу сказать, она в порядке. В порядке с человеческой точки зрения. Небольшое истощение, она очень слаба, но лихорадка прошла. Если бы ты привел ее сюда и не сказал мне, кто она такая, я бы сказала, что это идеально здоровая женщина двадцати с чем-то лет, только что сильно переболевшая гриппом. И пусть мне кто-нибудь объяснит, как такое возможно.

Питер максимально сжато пересказал то, что произошло. «Бергенсфьорд», видение Грира, трансформация Эми.

— Что собираешься делать? — спросила Сара.

— Пока работаю над этим.

У Сары было ошеломленное лицо; смысл услышанного начал доходить до нее.

— Наверное, мне стоит извиниться перед Майклом. Смешно думать о таком сейчас.

— В семь тридцать у меня в кабинете собрание. Ты мне там понадобишься.

— Я-то зачем?

Этому было множество причин, и он начал с самой простой.

— Потому что ты участвовала в этом с самого начала.

— А теперь участвую в конце, — мрачно сказала Сара.

— Будем надеяться, что нет.

Она немного помолчала.

— Вчера в больницу женщина пришла рожать. Все только начиналось, мы могли ее домой отправить, но она и ее муж были у нас, когда сирена зазвучала. И где-то к трем часам ночи она надумала родить ребенка. Ребенка, посреди всего этого.

Сара пристально поглядела на Питера.

— Знаешь, что я хотела ей сказать?

Он покачал головой.

— Не стоит.

* * *

Дверь спальни была распахнута настежь, и Питер остановился на пороге. Занавески задернуты, пропуская в комнату лишь слабый желтоватый свет. Эми лежала на боку, закрыв глаза, расслабившись и подсунув руку под подушку. Он уже хотел уйти, когда ее глаза открылись.

— Привет, — очень тихо сказала она.

— Ничего, спи дальше. Просто хотел тебя проведать.

— Нет, останься.

Она обвела комнату сонным взглядом.

— Который час?

— Не знаю. Рано еще.

— Сара приходила.

— Знаю, встретил ее на пороге. Как себя чувствуешь?

Эми меланхолично нахмурилась.

— Я… не знаю.

Ее глаза вдруг расширились, будто ее мысль удивила ее саму.

— Голодна?

Какое простое желание. Питер кивнул.

— Посмотрю что-нибудь.

Он пошел на кухню и зажег керогаз, которым уже не один месяц не пользовался. Вышел наружу и сказал солдатам, что ему нужно. Умылся, пока ждал их. Когда они пришли с небольшой корзиной, керогаз уже прогрелся. Кефир, яйца, картошка, буханка плотного темного хлеба, джем из разных ягод в банке, запечатанной воском. Питер принялся за дело, радуясь, что эти мелкие заботы отвлекают его от остального. Обжарил картошку на чугунной сковороде, потом разбил в нее яйца, нарезал хлеб толстыми ломтями, намазал джемом. Когда он последний раз что-то готовил для другого? Наверное, для Калеба, когда тот еще мальчишкой был. Много лет назад.

Он поставил завтрак для Эми на поднос, налил в стакан кефира и отнес в спальню. Интересно, не уснула ли она снова, пока его не было; но она уже проснулась окончательно и сидела на кровати. Раздвинула занавески; похоже, свет ее уже так не раздражал. Увидев его, стоящего в дверях с подносом, будто официант, расплылась в улыбке.

— Вау.

Питер поставил поднос ей на колени.

— Повар из меня так себе.

Эми смотрела на еду, как заключенный, освобожденный из тюрьмы после долгих лет, проведенных там.

— Даже не знаю, с чего начать. С картошки? Или хлеба?

Она решительно улыбнулась.

— Нет, с кефира.

Выпила весь стакан и принялась за остальное, тыкая еду вилкой, будто вернувшийся с поля труженик.

Питер пододвинул к кровати стул.

— Может, стоит помедленнее.

Она подняла взгляд.

— А ты есть не собираешься? — спросила она с набитым яичницей ртом.

Он тоже проголодался, но сейчас просто с удовольствием смотрел на нее.

— Поем попозже.

Пошел на кухню, чтобы снова налить кефира ей в стакан, а когда вернулся, ее тарелка уже была пуста. Отдал Эми стакан, и она его выпила едва не залпом. На ее щеках начал появляться здоровый румянец.

— Сядь рядом, — сказала она.

Питер убрал поднос и примостился на краешке кровати. Эми вложила ладонь в его ладонь.

— Я скучала по тебе, — сказала она.

Настолько нереально сидеть здесь, разговаривать с ней.

— Прости, что состарился.

— О, думаю, меня тебе не переплюнуть.

Он едва не рассмеялся. Ему так много хотелось сказать и рассказать ей. Она точно такая, какая была в его снах, — отличие только в коротких волосах. Ее глаза, ее теплая улыбка, звук ее голоса — все то же.

— Каково там было, на корабле?

Она уронила голову и мягко провела большим пальцем по его запястью.

— Одиноко. Странно. Но Луций обо мне позаботился.

Она снова поглядела на него.

— Прости, Питер. Тебе не надо было знать этого.

— Почему?

— Потому, что я хотела, чтобы ты жил своей жизнью. Чтобы был… счастлив. Слышала, Калеб тебя теперь папой называет. Рада за вас обоих.

— Знаешь, он женился. Его жена Пим.

— Пим, — повторила Эми и улыбнулась.

— У них сын родился. Назвали его Тео.

Она слегка сжала его руку.

— Вот она, жизнь. Что еще тебе нужно для счастья? Скажи.

Ты, подумал он. Ты здесь, и я счастлив. Я каждую ночь был с тобой, с тех пор, как ты исчезла. Я целую жизнь с тобой прожил, Эми. Но он никак не мог облечь все это в слова.

— Та ночь, в Айове, — начал он. — Это на самом деле было, так?

— Я теперь уже ни в чем не уверена, что реально, что нет.

— Я о том, что это произошло. Что это не было сном.

Эми кивнула.

— Да.

— Почему ты пришла ко мне?

Эми быстро отвела взгляд, будто ей было больно вспоминать это.

— Я не уверена, что сама понимаю. Я была в смятении, превращение произошло так быстро. Возможно, мне не следовало этого делать. Тогда я так стыдилась того, чем стала.

— Почему ты так думала?

— Я была чудовищем, Питер.

— Не для меня.

Их взгляды встретились. Ее ладонь стала горячей, но не от лихорадки; это было тепло жизни. Тысячу раз он держал ее так, и каждый раз, как первый.

— Алиша в порядке? — спросила Эми.

— Да, она крепкая. Как ты хочешь, чтобы я поступил с ней?

— Я не думаю, что мне это решать.

— Нет. Но мне все равно нужно знать, что ты думаешь.

— Для нее все это очень непросто. Она долгое время была с ним. Думаю, она очень многое нам не говорит.

— Например?

Эми на мгновение задумалась, а потом мотнула головой.

— Сложно сказать. Она очень опечалена. Но внутри ее будто закрытый сейф. Я не могу проникнуть внутрь.

Их взгляды снова встретились.

— Ей нужно, чтобы ты верил ей, Питер. Я — одна ее сторона, Фэннинг — другая. А между нами — ты. На самом деле она пришла сюда именно к тебе. Ей нужно понять, кто она. Не только кто она, но и что она.

— Так что она?

— То же самое, что и всегда. Часть всего этого, часть нас. Ее семья — ты, Питер. Ты был рядом с ней с самого начала. И ей нужно знать, что ты все так же рядом с ней.

Питер ощутил, что это чистая правда. Но знать — не то же самое, что поверить. В этом-то и беда, подумал он.