— Подозреваю, они умерли задолго до того, как отцепились вагоны, — проговорил Питер. — Точно знаю одно: здесь задерживаться не стоит. Давайте посмотрим, что у нас осталось.
Для простоты все снаряжение выложили перед тепловозом. Набралось немного: пять дробовиков, пара пистолетов с полупустыми магазинами, одна автоматическая винтовка, две запасные обоймы, двадцать пять патронов для дробовика, шесть ножей, восемь галлонов воды в кувшинах плюс вода в баке-накопителе тепловоза, брезент, три жестянки с серными спичками, керосиновая лампа, аптечка, Сарин дневник (когда уходили из барака, она вытащила его из рюкзака и спрятала под свитер) и ни крошки еды. Холлис заверил, что здесь наверняка водится дичь. Мол, патроны тратить не нужно, достаточно расставить ловушки. Возможно, в Кальенте удастся раздобыть что-нибудь съедобное.
Тео спал на полу моторного отделения. Он старательно собрал воедино обрывки воспоминаний и рассказал друзьям о своих злоключениях: о нападении вирусоносителей на баннингский молл, о бессчетных днях в камере, о сне с толстухой на кухне, о попытках не спать, об издевательствах мужчины в сапогах (Питер почти не сомневался, что это был Джуд). Рассказ стоил Тео последних сил, и он заснул так крепко, что Саре пришлось успокаивать Питера, мол, все в порядке, твой брат дышит. Рана Маусами оказалась серьезнее, чем утверждала сама девушка, хотя и не опасной для жизни. Пуля, точнее, патрон дробовика, пробуравил в бедре жуткий багровый туннель, но, к счастью, не застрял. Накануне вечером Сара достала из аптечки все необходимое, зашила рану и продезинфицировала спиртом из бутылки, найденной под раковиной в крошечной уборной тепловоза. Боль была страшная, но Маус стоически ее перетерпела, стиснув зубы и руку Тео. Сара заверила: если держать шов в чистоте, через пару дней Маус сможет ходить.
Вопрос заключался в том, куда идти. Затронул его Холлис, застав Питера врасплох: он-то нисколько не сомневался, что нужно двигаться к намеченной ранее цели. Выяснить, что делается в Колорадо, сейчас казалось еще важнее, чем прежде, да и возвращаться в Колонию было уже поздно. Однако логика в словах Холлиса определенно присутствовала. Тео, Финна, молодую женщину, в которой Алиша узнала Лизу Чоу (теперь и Маус утверждала, что тоже видела Лизу) вирусоносители похитили из Колонии. Что бы ни творилось с пикировщиками — а с ними что-то явно происходило! — пленных они теперь оставляли живыми. Так не следует ли вернуться и предупредить колонистов? Да и сможет ли Маусами путешествовать пешком, даже если рана полностью заживет? Машин нет, боеприпасов в обрез, еду придется добывать по пути и тратить на это дополнительное время. Совсем скоро они попадут в горы, то есть в труднопроходимую местность. По силам ли беременной женщине добраться до Колорадо? Холлис ни на чем не настаивал, он лишь озвучивал вопросы, которые задавал себе. С другой стороны, они уже прошли большой путь. Бэбкок, кем бы он ни был, остался в Гавани, и его Легион тоже. То есть возвращение представляло определенный риск.
Семь членов отряда — Тео по-прежнему спал в моторном отделении — сидели на земле рядом с тепловозом и решали, что делать дальше. Впервые со дня побега из Колонии Питер почувствовал неуверенность друзей. Бункер и его сокровища — а как еще назвать найденное там разнообразное снаряжение? — внушили чувство безопасности, вероятно, ложное, но достаточное, чтобы продолжить путь. Сейчас не осталось ни машин, ни оружия, ни съестного. Поезд увез отряд на двести пятьдесят миль в сторону от намеченного маршрута, в совершенно дикие места. Неудивительно, что перспектива добраться до Колорадо стала почти нереальной! Последняя ночь в Гавани потрясла всех без исключения: кто предполагал, что уцелевшие люди окажутся не союзниками, а чуть ли не врагами или что на свете существует Бэбкок — опасный, невероятно сильный вирусоноситель, которому подчиняются остальные.
Алиша, вполне предсказуемо, высказалась за Колорадо, Маусами тоже (в основном для того, чтобы показать: она ни в чем не уступает Алише); Калеб заявил, что отправится туда, куда весь отряд, но при этом смотрел на Алишу: если бы дошло до голосования, он поддержал бы ее. Присоединился к Алише и Майкл, напомнив друзьям о разрушающихся аккумуляторах. Мол, без них Колония обречена, а радиосигнал из Колорадо — единственный шанс на спасение, особенно с учетом увиденного в Гавани.
Оставались Холлис и Сара. Холлис считал, что нужно вернуться, а вслух об этом не говорил лишь потому, что вслед за Питером считал: решение должно быть единогласным. Сара сидела рядом с ним в тени тепловоза, сложив ноги по-турецки, и смотрела на одинокую фигурку Эми, плывущую по зеленому морю луга. Питер вдруг понял, что очень давно не слышал Сарин голос.
— Теперь кое-что вспоминаю, — наконец проговорила Сара. — Ну, о том, как меня унес пикировщик… Не все, конечно, отрывками… — Она передернула плечами. — Холлис дело говорит, а ты, Маус, зря хорохоришься: в твоем состоянии путешествовать нельзя. Так что я полностью согласна с Майклом.
— То есть идем дальше?
Сара посмотрела на Холлиса, и тот кивнул.
— Да, идем дальше.
А что делать с Ольсоном? Питер ему не доверял, и, хотя вслух об этом не говорили, он был опасен, по крайней мере, как потенциальный самоубийца. С тех пор как тепловоз остановился, Ольсон неподвижно сидел и апатично вглядывался туда, откуда они приехали. Время от времени он зачерпывал горсть сухой земли и наблюдал, как она сыплется сквозь пальцы. Судя по всему, он взвешивал имеющиеся варианты, и ни один до конца его не устраивал. Питер подозревал, какие именно варианты обдумывает Ольсон.
Пока собирали снаряжение, Холлис отвел Питера в сторону. Все дробовики и винтовки сложили под брезентом около горки боеприпасов. Ночевать решили в тепловозе — безопаснее места не придумаешь, — а на заре отправиться в путь.
— А его куда? — тихо спросил Холлис, незаметно кивнув в сторону Ольсона. — Не бросать же здесь!
Холлис сжимал в руках один из уцелевших пистолетов, Питер — другой.
— Наверное, он с нами пойдет.
— А если не захочет?
Питер на секунду задумался, а потом ответил:
— Сам решит, мы все равно не можем на него повлиять.
Под вечер Калеб с Майклом взяли шланг, найденный в туалете за задней кабиной, и решили откачать воду из накопительных баков. Калеб нагнулся осмотреть навесную панель площадью около десяти квадратных футов, прикрепленную к днищу тепловоза.
— Что это? — спросил он Майкла.
— Съемная панель, со вспомогательным отсеком сообщается.
— Там может быть что-нибудь нужное?
— Не знаю… — Майкл уже разматывал шланг. — Посмотри!
Калеб опустился на колени и повернул ручку.
— Заклинило!
У Питера, наблюдавшего за ними с небольшого расстояния, засосало под ложечкой. Внутри что-то сжалось. Начеку… Нужно быть начеку!
— Сапог…
Раз — панель отскочила, сбив Калеба с ног. Из шахты появилась темная фигура.
Джуд!
Все как по команде бросились за оружием, а Джуд, пошатываясь, шагнул им навстречу и поднял револьвер. Выстрел Холлиса снес ему почти половину лица, обнажив блестящую кость и багровую плоть, от левого глаза осталась лишь темная глазница. Полуживой-полумертвый, в тот бесконечно долгий момент Джуд казался чьей-то жуткой фантазией.
— У-у, сучье отродье! — прорычал он и выстрелил в тот самый момент, когда Калеб загородил ему дорогу и потянулся к его револьверу.
Калеб получил пулю в грудь. Питер с Холлисом одновременно нажали на спусковые крючки, и тело Джуда задергалось, словно в безумном танце.
Бедняга Калеб навзничь лежал на земле, прижав ладонь к месту, где вошла пуля. Грудь судорожно поднималась и опускалась.
— Калеб! — закричала Алиша, бросаясь к нему.
Сквозь тонкие пальцы паренька текла кровь, а из устремленных в пустое небо глаз — слезы.
— О черт! — часто-часто моргая, пролепетал он. — Сара, сделай что-нибудь!
Лицо паренька медленно превращалось в маску: наступала смерть.
— О-о! — простонал Калеб, а потом в его груди что-то оборвалось, и он затих.
У всех, даже у Питера с Холлисом, на глаза навернулись слезы. Сара присела рядом с Алишей и коснулась ее локтя.
— Он умер, Лиш…
— Не смей так говорить! — Алиша яростно стряхнула ее руку и прижала к груди безвольное тело паренька. — Калеб, слышишь меня? Открой глаза! Немедленно открой глаза!
Питер опустился рядом с ней на колени.
— Я обещала ему! — шептала Алиша, прижимая к себе Калеба. — Я обещала…
— Знаю, Лиш, знаю, — кивал Питер, не представляя, что еще сказать. — Мы все знаем. Ну, отпусти его!
Питер осторожно разомкнул ее объятия и положил неподвижного Калеба на землю. Глаза закрыты, на ногах любимые желтые кроссовки, на левой развязался шнурок, — за считаные минуты живой энергичный парень превратился в бездыханное тело. Калеб умер. Воцарилась тишина, которую нарушали лишь птичье пение, шелест травы и хриплое дыхание Алиши.
Вдруг она сорвалась с места, схватила револьвер Джуда и бросилась к сидящему на земле Ольсону. В карих глазах девушки горел безумный огонь. Длинноствольный револьвер казался огромным и угрожающим. Алиша размахнулась и изо всех сил ударила Ольсона по лицу массивной рукоятью. Он упал, а она взвела курок и прицелилась ему в голову.
— Будь ты проклят!
— Лиш… — Питер шагнул к ней. — Он не убивал Калеба. Брось револьвер.
— Мы видели, как Джуд умер! Мы все это видели!
Из носа Ольсона текла тонкая струйка крови. Ни защититься, ни отползти в сторону он даже не пытался.
— Джуд был приближенным.
— Приближенным? Что это значит, черт подери? Хватит загадки загадывать, говори нормальным языком!
Ольсон слизнул кровь с губ и судорожно сглотнул.
— Сыном Бэбкока можно быть по-разному.
Алишины пальцы побелели, так крепко она сжимала рукоять. Питер чувствовал, что она вот-вот выстрелит, это неизбежно.
— Стреляй, если хочешь, — равнодушно проговорил Ольсон: собственная жизнь давно потеряла для него ценность. — Это значения не имеет. Бэбкок все равно придет, вот увидите!
Револьвер закачался, словно лодка на волнах Алишиного гнева.
— Калеб имел значение! Большее, чем вся твоя гребаная Гавань! У него даже родных не было. Его семьей была я! Слышишь, я! — Алиша не закричала, а взвыла, как раненый зверь, и спустила курок. Револьвер не выстрелил: боек опустился на пустой патронник. — Черт! Черт! Черт! — Она спускала курок снова и снова, но пустой патронник отвечал лишь сухими щелчками. Бесполезный револьвер упал на землю, а Алиша, всхлипывая, прижалась к груди Питера.
Утром обнаружили, что Ольсон исчез. Следы вели к дренажному туннелю, и Питер тотчас понял, куда именно направился Ольсон.
— Будем его искать? — спросила Сара. Друзья суетились у пустого тепловоза, собирая остатки снаряжения.
— По-моему, бессмысленно, — покачал головой Питер.
Калеба похоронили под высоким тополем, пометив дерево металлической пластинкой. Майкл отломал ее от кабины тепловоза, нацарапал отверткой надпись и винтами закрепил на стволе.
...КАЛЕБ ДЖОНС
САПОГ
ОДИН ИЗ НАС
У могилы собрались все, кроме Эми, которая стояла чуть поодаль в высокой траве. Питер взглянул на Тео и Маусами. Маус опиралась на костыль, который Майкл смастерил из куска тонкой трубы. Сара осмотрела рану и объявила, что Маус сможет путешествовать при условии, что будет беречь ногу. Тео проспал целые сутки и проснулся лишь недавно. Тем не менее Питер чувствовал: брат уже не тот, что прежде. В душе Тео что-то изменилось, сломалось, умерло. В той жуткой камере, в том жутком сне он лишился чего-то существенного. Лишился по вине Бэбкока!
Больше всех Питера беспокоила Алиша. Опухшая от слез, она вместе с Майклом стояла у изножья могилы, прижимая к груди дробовик. За минувший вечер она не сказала ни слова. Любой другой решил бы, что она горюет о Калебе, но Питер знал: дело не только в этом. Да, Алиша любила паренька как брата, они все его любили. Отсутствие Калеба казалось не просто странным, а неправильным — отряд словно осиротел. Однако сейчас в Алишиных глазах читалась совершенно иная боль. Калеб погиб не по ее вине — именно так и сказал Питер, тем не менее, Алиша считала, что подвела доверявшего ей паренька. Убийство Ольсона проблему бы не решило, зато, вероятно, помогло бы Алише. Поэтому накануне Питер не слишком старался отнять у нее револьвер Джуда.
Питер понял, что по привычке ждет от брата каких-то слов, команды, по которой отряд начнет новый день. Ее не последовало, тогда Питер надел рюкзак и хрипло проговорил:
— Ну, пора в путь! Чем раньше выйдем, тем дальше доберемся засветло.
— Нас ждут сорок миллионов пикировщиков! — мрачно напомнил Майкл. — Мы теперь пешком, какие у нас шансы?
К могиле подошла Эми.
— Майкл не прав, — заявила она.
Воцарилась изумленная тишина. Друзья не знали, куда смотреть: друг на друга или на девочку, и переглядывались украдкой, чуть ли не испуганно. Первой дар речи обрела Алиша.
— Она… умеет говорить?
Питер опасливо приблизился к девочке. Услышав голос, он и лицо ее воспринимал иначе. Казалось, лишь теперь Эми полностью раскрылась членам отряда.
— Что ты сказала?
— Майкл не прав, — повторила она. Голос был не детским и не взрослым, а чем-то посредине и не выражал никаких эмоций, словно Эми читала вслух книгу. — Их не сорок миллионов.
Питер не знал, плакать ему или смеяться: надо же, Эми заговорила!
— Эми, почему ты раньше молчала?
— Извини, Питер, наверное, я забыла, как говорить. — Эми озадаченно сдвинула брови, словно этот факт удивлял и ее. — Разучилась, но сейчас вспомнила.
Снова воцарилась тишина: разинув рты, друзья смотрели на девочку.
— Если их не сорок миллионов, то сколько? — отважился спросить Майкл.
— Двенадцать, — ответила Эми, обращаясь сразу ко всем.
Часть 9
ПОСЛЕДНИЙ ЭКСПЕДИЦИОННЫЙ
Я — вот все дочери и сыновья
Из дома моего отца.
У. Шекспир, «Двенадцатая ночь», акт II, сцена 4 [Перевод Андрея Кронеберга.]
Из материалов Третьей международной конференции по Североамериканскому карантинному периоду, Центр культурологии и конфликтологии Университета Нового Южного Уэльса (Индо-австралийская республика), 16–21 апреля 1003-й год п.в.
…мы увидели сад и очень обрадовались, ведь последние три дня, с тех пор как Холлис подстрелил оленя, еды было в обрез. Зато сейчас мы набили животы яблоками! Они маленькие и червивые, и если за раз съесть слишком много, начинаются колики. Но, что ни говори, сытость — чувство прекрасное! Ночевать будем в ржавом здании автосервиса, заставленном старыми машинами и пропахшем голубями. Дорогу мы, видимо, потеряли окончательно, хотя Питер уверен, если идти прямо на восток, через день-другой попадем на Пятнадцатую трассу. Наш единственный помощник и путеводитель — карта, которую мы нашли на заправочной станции в Кальенте.
Эми с каждым днем говорит все больше. К беседам она еще не привыкла и иногда не может подобрать слов, точно мысленно выискивает их в толстом справочнике. Но разговаривать ей нравится. Еще она любит называть нас по именам, даже когда ясно, к кому обращается. Поначалу было странновато, но сейчас мы привыкли и даже пристрастились к этому сами. Вчера, например, только я собралась спрятаться в кустиках, Эми спросила: «Зачем прячешься?» Я объяснила, что хочу писать, а она просияла, словно услышав хорошие новости, и громко-громко объявила: «Сара, я тоже хочу писать!» Майкл захохотал, но Эми не обиделась, а потом вежливо — она всегда очень вежлива! — сказала: «Я не могла вспомнить, как это называется. Спасибо, что пописала со мной, Сара!»
Увы, нередко, наверное, в половине случаев, мы ее не понимаем. По словам Майкла, разговаривать с Эми еще хуже, чем с Тетушкой. Мол, с Тетушкой хоть ясно было: старуха дурачится и развлекается за твой счет.
Эми почти не помнит, откуда она, и рассказывает лишь про снег, горы и снег. Возможно, она из Колорадо, хотя полной уверенности нет. Вирусоносителей Эми не боится, даже таких, как Бэбкок, которых называет Дюжиной. Когда Питер спросил, как она убедила Бэбкока не убивать Тео, ну, тогда, в кольце, Эми только плечами пожала. «Я сказала: “Пожалуйста, не трогай Тео!” Бэбкок мне не нравится, он погряз в своих кошмарах, и я решила, что без “пожалуйста” и “спасибо” не обойтись».
Подумать только: она даже с вирусоносителем старается быть вежливой!
Особенно запомнилось, как Эми ответила, когда Майкл спросил про расцепной рычаг: «Как догадалась, что его нужно поднять?» «Гас велел», — проговорила она. Я даже не знала, что Гас ехал на поезде, но Питер объяснил: их с Билли растерзали пикировщики. «Да, — кивнула Эми, — именно тогда он велел». Питер целую минуту буравил ее недоуменным взглядом, а потом уточнил: «Что значит “именно тогда”?» «Гас велел поднять рычаг после того, как упал с поезда. Его не растерзали, он сломал себе шею, но умер не сразу. Это Гас заложил бомбу между вагонами. Он догадывался, что поезд захватят, и хотел кому-нибудь про нее рассказать». Майкл считает, должно существовать другое объяснение. Дескать, Гас мог поговорить с Эми и раньше. Впрочем, Питер ей верит, и я, положа руку на сердце, тоже. Питер не сомневается, что разгадка скрыта в сигнале из Колорадо, и я с ним согласна. После увиденного в Гавани, думаю, что Эми — единственная надежда не только нашего отряда, но и всех людей.
День 31-й
Наконец-то город, первый настоящий город после Кальенте. Ночуем в школе, это как Инкубатор: в просторных комнатах стоят маленькие столы. Я боялась наткнуться на мумии, но не увидела ни одной. Дежурить решили сменами, и мне выпало дежурить во вторую вместе с Холлисом. Сперва я расстроилась: шутка ли, заснуть на пару часов, потом караулить, потом опять заснуть, но с Холлисом время пролетело быстро. Мы вспоминали Колонию, и он спросил, по чему я больше всего скучаю. Я назвала первое, что пришло в голову, — мыло. Холлис захохотал. Я удивилась: «Что смешного?», а он ответил: «Думал, ты назовешь прожекторы! Мне их очень не хватает». Когда я спросила, по чему скучает он, Холлис задумался. Я ожидала услышать, что по Арло, но оказалось иначе. «Я скучаю по Маленьким, — наконец ответил он. — По Доре и остальным. По их голосам во дворе, по запаху Большой комнаты… Наверное, дело в этой школе: она Инкубатор напоминает. В общем, сегодня я больше всего скучаю по Маленьким».
Вирусоносителей до сих пор нет. Все гадают, сколько продлится наше везение.
День 32-й
Похоже, в городе мы задержимся еще на сутки: всем нужно отдохнуть.
Отличные новости: нам попался магазин «Активный отдых» с уймой необходимых для путешествия товаров. Витрина с огнестрельным оружием, увы, пустовала, зато мы нашли луки, а еще нож, тесак, фляги, рюкзак, бинокль, походную плитку и топливо, с помощью которого можно кипятить воду. Плюс к этому карты, компас, спальные мешки и куртки. Каждому достались новые брюки, теплые носки и термобелье, которое скоро пригодится. В магазине была лишь одна мумия: она лежала под прилавком с биноклями, и мы заметили ее лишь под конец. Стало как-то неудобно, что мы шарились по полкам, а на нее внимания не обратили. Не сомневаюсь, Калеб тотчас придумал бы шутку и поднял всем настроение. Поверить не могу, что Калеба нет в живых!