— В Теллуриде? — спросила Эми.

— Да, в Теллуриде.

Эми снова отвернулась и задрожала, хотя они с Питером стояли на ярком, ласковом солнце.

— Снег пойдет? — поинтересовалась она.

— Холлис говорит, что да.

Эми удовлетворенно кивнула, и ее глаза наполнились светом: она вспоминала что-то хорошее.

— Хочу еще раз превратиться в снежного ангела!

Девочка нередко говорила загадками, но на сей раз дело было не в загадке. Казалось, прошлое дымкой застилает ее глаза, пугливым оленем выглядывает из чащи: одно движение, и спугнешь его навсегда.

— Как превратиться в снежного ангела?

— Нужно лечь в снег и махать руками, как ангелы в небе, — пояснила Эми. — Как призрак Джейкоба Марли.

Питер чувствовал, что к их разговору прислушивается весь отряд. Ветер раздувал волосы девочки, и одна прядь упала ей на глаза. Питер мысленно перенесся в недалекое прошлое: пару месяцев назад он караулил ее в Больнице, а Эми вдруг поднялась с койки и протерла ему рану. Захотелось спросить: «Откуда ты знаешь? Откуда знаешь, что мама по мне скучает, а я сильно тоскую по ней? Я ведь так ей и не сказал… Она умирала, а я не сказал, что буду очень по ней скучать!»

— Кто такой Джейкоб Марли? — вслух спросил Питер.

Эми помрачнела и нахмурилась.

— Он носил цепи, которые выковал при жизни. — Девочка покачала головой. — Грустная история!

Друзья шли вдоль реки прямо в раскрытые объятия вечера. Плато осталось позади, они попали в предгорье и поднимались все выше и выше. Лес становился гуще: с тонкими, совершенно голыми осинами соседствовали вековые сосны. Под их раскидистыми кронами на земле лежал бурый ковер иголок. В студеном воздухе чувствовалось влажное дыхание реки. Друзья молча разглядывали деревья: во время переходов они почти не разговаривали. Бдительность, бдительность и еще раз бдительность!

Плейсервиль исчез. Определить почему, труда не составляло. Узкая долина, змеящаяся по ней река — весной, во время таяния снега, здесь будет настоящая стремнина. Подобно Моабу, Плейсервиль смыло с лица земли.

Ночевать решили на берегу. Натянули брезент между деревьями — получилась крыша, под ней и устроились в спальных мешках. Питер с Майклом несли вахту третьими. Холодную тишину ночи нарушал плеск речной воды. Питер мерз, но старался не шевелиться. Он думал о Саре, о чувстве, сквозившем в мимолетном взгляде девушки, и понял, что искренне рад за них с Холлисом. Сам он свой шанс не использовал, а Холлис, вне всяких сомнений, любил Сару так, как она заслуживала. Именно об этом он говорил в «Милагро», когда Сару похитили вирусоносители: «Я уже все решил. Ты как никто другой должен меня понимать». Питеру запомнились не столько слова, сколько совершенно бесстрашный взгляд Холлиса. В ту минуту он отрекся от жизни. Отрекся от жизни ради Сары.

Небо уже бледнело, когда из-под брезента выбралась Алиша и подошла к Питеру.

— Еще стоишь? — сладко зевнув, спросила она.

— Стою, — коротко кивнул Питер.

После каждой спокойной ночи Питер гадал, сколько продлится их везение. Впрочем, не желая искушать судьбу, подолгу он никогда не гадал.

— Отвернись, мне нужно в туалет! — сказала девушка.

Питер послушно отвернулся и услышал, как Алиша расстегивает штаны. Ярдах в десяти вверх по реке, прислонившись к огромному валуну, сидел Майкл. Питер догадался, что приятель крепко спит.

— Ну, что думаешь о призраках, ангелах и так далее? — поинтересовалась Алиша. — Существуют они или нет?

— Понятия не имею!

— Питер! — с упреком протянула Алиша. — Не верю тебе ни на секунду! Все, можешь смотреть!

Питер обернулся: Лиш застегивала ремень.

— В конце концов, мы здесь из-за тебя.

— А я думал, из-за Эми.

Алиша взглянула на деревья, потом на противоположный берег.

— Мы с тобой всю жизнь дружим, и никакие обстоятельства это не изменят, — после небольшой паузы проговорила она. — То, что я сейчас скажу, останется между нами, договорились?

Питер кивнул.

— Ночью, перед тем как сбежать из Колонии, мы с тобой сидели в трейлере неподалеку от карцера. Ты спросил, что я вижу, глядя на Эми. По-моему, я не ответила, да и в то время вряд ли понимала, в чем дело. Отвечу сейчас: я вижу тебя.

В пристальном взгляде Алиши сквозило что-то очень похожее на боль.

— Я… не понимаю, — замялся Питер.

— Понимаешь-понимаешь, возможно, неосознанно, но понимаешь. Ни об отце, ни об экспедициях ты никогда не говорил, и я не настаивала, но мне прекрасно известно, как много они для тебя значат. Ты всю жизнь ждал кого-то вроде Эми! Можно называть это судьбой, роком… Тетушка, наверное, волей Господа бы назвала! Такие разговоры я тоже слышала, только, как ни называй, суть не меняется. Если спросишь, из-за кого мы здесь, я отвечу, из-за Эми, но девочка — лишь одна из двух причин. Удивительно, но все кроме тебя это понимают.

Питер задумался. С тех пор как появилась Эми, он чувствовал, что сильный поток несет его к неведомой цели, которую нужно достичь. Каждый ярд, каждый пройденный шаг говорил именно об этом. Но ведь на каждый ярд и шаг влияет не только он, но и окружающие, и очень многое действительно зависит от везения.

— Не знаю, Лиш… В молле на моем месте запросто мог оказаться любой, например ты или Тео.

Девушка отмахнулась.

— Ты, как всегда, переоцениваешь старшего брата! Где сейчас Тео Джексон? Не пойми меня превратно: я считаю, он поступил правильно. Маус не в состоянии путешествовать, я еще в Колонии это говорила. Тем не менее на ферме Тео остался не только из-за Маус. — Алиша пожала плечами. — Я возвращаюсь к этому потому, что тебе следует знать, каков расклад. Питер, это твоя экспедиция. Что бы ни ждало на той горе, найти это должен именно ты, и я искренне надеюсь, что у тебя все получится.

Повисла тишина. Почему-то Питера встревожили не только слова, но и тон девушки. Она… Она словно прощалась с ним!

— Как думаешь, Тео и Маус в порядке? — неуверенно спросил он.

— Трудно сказать. Надеюсь, что да.

— Знаешь, — откашлявшись, начал Питер, — по-моему, Сара с Холлисом…

— Нашли друг друга? — Алиша захихикала. — Ну вот, а я думала, ты не в курсе! Пожалуй, тебе стоит сказать им об этом. Всем сразу станет легче!

— Так это ни для кого не секрет?!

— Питер! — укоризненно протянула Алиша и нахмурилась. — Об этом-то и речь! Спасать человечество — дело хорошее и благородное, лично я только «за»! В дальнейшем постарайся уделять чуть больше внимания тому, что творится у тебя под носом!

— Да я вроде обращаю…

— Вот именно что «вроде»! Питер, мы всего лишь люди. Не знаю, что на той горе, но это я знаю точно. Мы живем, умираем, если посчастливится, встречаем того, кто помогает нести бремя… Скажи Холлису и Саре, что все в порядке, они хотят услышать это именно от тебя.

Питер не мог оправиться от потрясения: как же он не замечал того, что творится между Сарой и Холлисом?! Неужели он замечает только то, что хочет заметить? Глядя, как Алишины волосы блестят в первых лучах рассвета, Питер вспомнил ночь на крыше энергостанции, когда они говорили о том, стоит ли искать себе пару и заводить Маленьких. Той удивительной, потрясающей ночью Алиша показала ему звезды, даже не показала, а подарила. Тогда нормальная жизнь, вернее, то, что ею считали, казалась далекой и недостижимой, как звезды. И вот они здесь, в тысяче миль от дома, который вряд ли увидят снова. Вроде бы те же люди, что и раньше, но при этом другие, потому что в их сердцах живет любовь.

Именно об этом Алиша говорила и сейчас, и на крыше энергостанции, в последние спокойные минуты, перед тем как началось невообразимое. Все что они делали, делалось ради любви, причем это касалось не только Холлиса и Сары, а каждого из них.

— Лиш… — позвал Питер, но девушка покачала головой, не давая договорить. Ее лицо неожиданно омрачили беспокойство и тревога. Из-под брезента выбрались Холлис и Сара. Начиналось утро.

— Говорю же, мы все здесь из-за тебя, — повторила девушка. — Я больше, чем кто-либо другой. Ну, кто из нас разбудит Штепселя, ты или я?

Друзья свернули лагерь, а когда зашагали вниз по реке, солнце уже стояло высоко над горами и в лесу клубилась золотая дымка.

Ближе к полудню шедшая первой Алиша остановилась и подняла руку: тихо, мол, тихо!

— Лиш! — позвал Майкл из конца колонны. — Чего мы ждем?

— Тихо!

Алиша принюхалась, и буквально в ту же секунду Питер тоже почувствовал странный запах, такой сильный, что ноздри щипало.

— Чем это пахнет? — прошептала Сара, а Холлис показал винтовкой куда-то вверх.

— Смотрите!

Прямо над их головами на ветках висели длинные ряды маленьких белых предметов. Ни дать ни взять фрукты!

— Что это, черт подери?

Но Алишу больше интересовала земля: опустившись на колени, она разгребала тяжелый ковер листьев.

— Проклятие!

С грохотом упало что-то тяжелое. Питер не успел и рта раскрыть, как накрывшая их сеть поднялась в воздух. Друзья бились, вопили, барахтались. Сеть достигла наивысшей точки, на миг замерла, камнем полетела вниз и затянулась, сжав их в извивающийся комок.

Питер оказался вверх ногами под здоровяком Холлисом и Сарой. Перед самым носом маячила кроссовка, принадлежавшая, скорее всего, Эми. Определить, где кончается одно тело и начинается другое, не представлялось возможным.

Сеть завертелась, как волчок. Грудь Питера сдавило так, что он едва дышал, в щеку врезались веревки, свитые из прочного волокнистого материала. Земля напоминала палитру расплывшихся красок.

— Лиш!

— Я пошевелиться не могу!

— Кто-нибудь может?

— Меня сейчас вырвет! — прохрипел Майкл.

— Нет, Майкл, не смей! — взвизгнула Сара.

При всем старании до ножа Питер дотянуться не мог. Даже если б получилось и нож достать, и веревки перерезать, они бы рухнули на землю и разбились. Сеть закрутилась медленнее, остановилась, потом снова закрутилась с дикой скоростью, и их швырнуло в противоположном направлении. Откуда-то с верху кучи малы послышались мерзкие звуки: Майкла вырвало.

Они крутились, останавливались и снова крутились. Где-то на шестой раз Питер разглядел в подлеске какое-то движение, словно деревья с кустами ожили и зашевелились. Разговаривать к тому времени он уже не мог: слишком укачало. Было вроде бы страшно, а потом и страх закрутился волчком, перемешавшись с другими чувствами.

— Черт, это бомжи! — воскликнул кто-то где-то, кажется, внизу.

Тут Питер увидел солдат.

58

Первые несколько дней Маусами спала по шестнадцать, восемнадцать, двадцать часов. Тео выгнал мышей из спальни второго этажа: в ход пошли и метелка, и устрашающие крики. В комоде обнаружились простыни и одеяла, сложенные с воистину маниакальной аккуратностью, и даже две отвратительно пахнущие подушки: одну Маус положила под голову, вторую — под колени, чтобы дать отдых спине. В правую ногу стала отдавать острая и сильная, как электрический разряд, боль — малыш давил на позвоночник! «Молодец, правильно делает! — думала Маус. — Мою тесную утробу расширяет!» Тео суетился вокруг нее не хуже сиделки: то попить принесет, то поесть. После обеда он спал на продавленном диване, который стоял на первом этаже, а вечером брал дробовик, устраивался на крыльце и смотрел в темноту.

Однажды утром, проснувшись, Маус почувствовала прилив новых сил. Усталость исчезла: несколько дней отдыха пошли на пользу.

Маус села в кровати и увидела, что на улице светит солнце. Воздух был сухим и прохладным. Ветерок теребил занавески. «Разве я открывала окно? — удивилась Маус. — Наверное, это Тео ночью открыл!»

Малыш устроился на мочевом пузыре. Вообще-то у кровати стояло ведро, но без крайней нужды пользоваться им Маус не желала. Она встанет и доберется до уборной, чтобы показать Тео: ей намного лучше.

Даже из спальни Маус слышала, как Тео суетится и хлопочет где-то внизу. Маус встала, натянула на длинную сорочку свитер — в брюки она уже не влезала — и начала спускаться по лестнице. Неужели за пару дней у нее сместился центр тяжести? Из-за выпирающего живота Маус с трудом держала равновесие и чувствовала себя страшно неуклюжей. Что же, придется привыкать. Срок меньше шести месяцев, а она уже расплылась!

Маус спустилась в комнату, которая показалась совершенно незнакомой. Ничего себе перемены! Диван и стулья прежде стояли вдоль стен, а сейчас — в центре, у камина. Стулья Тео повернул друг к другу, между ними постелил коврик, а на него поставил маленький деревянный стол. Некогда грязный пол блистал чистотой. Диван Тео накрыл одеялами, чтобы спрятать пятна и дыры.

Больше всего Маус заинтересовали пожелтевшие фотографии на каминной полке. На них были одни и те же люди, но в разном возрасте и в разных позах; то все вместе, то по отдельности — получилась целая серия. Мужа с женой и тремя детьми, мальчиком и двумя девочками, снимали перед этим самым домом, судя по всему, ежегодно — на каждой следующей фотографии дети выглядели взрослее и взрослее. Так на первом снимке младшего, еще грудничка, держала на руках мать, усталая женщина с темными очками на лбу, а на последнем его запечатлели уже пяти- или шестилетним. Мальчишка стоял перед старшими сестрами и скалился в объектив, демонстрируя щель от выпавшего зуба. Маус даже разобрала надпись на его футболке: «Юта Джаз».

— Ничего себе фотографии, правда?

Обернувшись, Маус увидела Тео, который наблюдал за ней, стоя у двери на кухню.

— Где ты их нашел?

Тео приблизился к камину и снял с полки фотографию со скалящимся мальчишкой.

— В погребе, он здесь, под лестницей. Но ты вот сюда посмотри! — Он постучал по стеклу. На заднем плане маячил автомобиль, битком набитый чемоданами, сумками, рюкзаками. Кое-что даже к крыше привязали! — Эта та самая машина, что мы видели в сарае!

Маус снова вгляделась в снимки: какие же счастливые эти пятеро — и мальчишка, и его родители, и сестры!

— Думаешь, они здесь жили?

Тео кивнул, возвращая фотографию на полку.

— По-моему, они приехали сюда незадолго до начала эпидемии и оказались в ловушке. Либо просто решили остаться. Не забывай о четырех могилах на заднем дворе!

Маус уже хотела заметить, что могил не пять, а четыре, но тотчас поняла свою ошибку: пятый человек элементарно не мог себя похоронить.

— Есть хочешь? — спросил Тео.

— Больше всего мне бы хотелось вымыться, — коснувшись грязных волос, ответила Маус.

— Я так и думал! — хитро улыбнулся Тео. — Пошли!

Он вывел Маус во двор, а там… Над раскаленными углями висел большой чугунный котел, рядом стояло корыто, в котором мог запросто поместиться человек. Сперва Тео налил в лохань холодную воду (ее пришлось носить в ведре из скважины), затем взял тряпку и, осторожно сняв крышку котла, подлил кипяток.

— Ну, готово, залезай! — торжествующе объявил он.

Маус вдруг засмущалась.

— Ладно, я отвернусь! — захихикал Тео.

После всего произошедшего стесняться своего тела было глупо, но Маус стеснялась. Убедившись, что Тео не смотрит, она быстро разделась и на миг застыла под лучами осеннего солнца. Воздух моментально охладил и натянувшуюся кожу, и тугой круглый живот — бр-р, неприятно! Маус опустилась в воду, которая покрыла не только живот, но и набухшую грудь с голубым кружевом вен.

— Можно повернуться?

— Тео, я расплылась до безобразия! Неужели хочешь увидеть меня такой?

— Ну, уменьшаться твой живот начнет не скоро, так что мне пора привыкать!

«Чего я боюсь? — недоумевала Маус. — Вот-вот рожу от Тео ребенка, а увидеть себя обнаженной не позволяю!» Во время путешествия на ласки и нежности не хватало ни сил, ни времени, но ведь сейчас они одни… Маус поняла, что ждет от Тео первого шага: между ними вырос барьер, но нужно же его как-то преодолеть!

— Хорошо, поворачивайся!

Увидев Маус в лохани, Тео на секунду вскинул брови. Но лишь на одну секунду. В следующую он гордо продемонстрировал почерневшую сковороду, до краев полную плотной блестящей массы, от которой ловко отрезал клинышек.

— Господи, Тео, неужели ты мыло сварил?

— Раньше мы варили его вместе с мамой. Надеюсь, я положил достаточно золы! Жир снял с антилопы, которую подстрелил вчера утром. Мерзавка оказалась тощей, но на одну порцию хватило.

— Ты подстрелил антилопу?

— Угу, — кивнул Тео. — А сюда дотащил с трудом: шутка ли, три мили! В реке полно рыбы, так что наделаем запасов и перезимуем припеваючи. — Тео поднялся и вытер руки о штанину. — Давай мойся, а я завтрак приготовлю.

Когда Маус вымылась, вода помутнела от грязи и жирного мыла. Маус осторожно встала, ополоснулась подогретой водой и застыла у лохани, чтобы обсохнуть. Воздух и солнце быстро сделали свое дело. Когда она в последний раз чувствовала себя такой чистой?

До чего неприятно надевать грязные вещи! Надо бы стиркой заняться…

Маус вернулась в дом. Подвал оказался просто сокровищницей — Тео поставил на стол настоящий фарфор и стаканчики из потемневшего от времени стекла, выложил ножи, ложки и вилки. На сковороде жарилось что-то вроде бифштексов с прозрачными колечками лука. Печь, в которой горели дрова из сложенной у двери поленницы, наполняла комнату живым теплом.

— Мясо антилопы я оставил для копчения, — пояснил Тео, — но два куска решил поджарить. — Он перевернул бифштексы, вытер руки тряпкой и посмотрел на Маус. — Получается жестковато, но вполне съедобно. У реки растет дикий лук. Еще видел кусты, очень похожие на ежевику, хотя точно определить сможем только весной.

— Правда? А что еще тут растет? — в шутку спросила Маус, искренне удивленная тем, сколько успел Тео буквально за пару дней.

— Картошка.

— Картошка?

— Ну да, — вообще-то она уже проросшая, но кое-где еще есть приличные клубни. Я их выкопал и в погреб отнес. — С помощью длинной вилки Тео переложил бифштексы на тарелки. — От голода не умрем. Вокруг много съедобного, главное — внимательно смотреть.

После завтрака Тео мыл посуду, а Маус отдыхала. Ей хотелось помочь, но он не позволил.

— Хочешь прогуляться? — предложил Тео и принес из сарая пару удочек, на которых болталась леска. Он дал Маус лопатку, дробовик и горсть патронов. Когда спустились к реке, солнце стояло уже высоко. Они попали к излучине: река описывала поворот, разливалась и текла медленнее. Густая трава по берегам отливала осенним золотом. Крючков Тео не нашел, зато в буфете обнаружил набор швейных инструментов, среди которых были булавки. Пока Маус выкапывала червей, он приладил булавки к леске.

— Как ловят рыбу? — спросила Маус. Червей долго искать не пришлось: земля ими буквально кишела.

— Давай закинем удочки и посмотрим.

Ничего путного не получилось: крючки попали на отмель, их было видно даже с берега!

— Отойди в сторонку, — велел Тео. — Попробую подальше закинуть! — Он смотал леску и поднял удочку над головой. Тонкий конец описал дугу и — плюх! — опустился на глубине. Леска натянулась почти сразу. — Чума вампирья! — пролепетал Тео. Казалось, его глаза вот-вот вылезут из орбит. — Что же делать?!

— Не упусти ее! Только не упусти!

Попавшаяся на удочку рыба танцевала у самой поверхности воды, и Тео начал сматывать леску.

— Она огромная!

Пока Тео тащил рыбу к берегу, Маус вошла в воду — бр-р, холодно! — и попыталась зачерпнуть ее ведром. Рыба увернулась, а вот у Маус ноги тотчас запутались в леске.