У НАС ВСЕ ПОЛУЧИТСЯ, БОДА.

— Надеюсь.

— СПОКОЙНО, СПОКОЙНО.

Тошка едет сам, вперед по улице, вираж за виражом.

В воздухе что-то, что Бода никак не может опознать, присутствие чего-то тяжкого смешивается с ее болью. Хорлтон-роуд, в пределах видимости гонятся за ней четыре икс-кеба. Руки по-прежнему лежат на руле, но в носу начинает свербеть, на глаза наворачиваются слезы. Запах цветов идет войной на ее ноздри. Она хочет чихнуть. Это словно заряд пороха, забитый в нос…

Вот сейчас… Но ощущение спадает, и Бода остается опустошенная, полная неутоленных желаний и размышлений о том, что скажет следующий знак.

Она делает головоломный поворот на Стретфорд-роуд. Первый икс-кеб пролетает перекресток, но остальные три легко проходят кривую. Со Стретфорда она уходит на Генриетту. Дорога к Сент-Джону — сзади троица икс-кебов: отец, сын и святой дух ее прошлой жизни. Взгляд Боды мечется туда-сюда: с дороги в зеркало, с зеркала в атлас. Первый икс-кеб толкает ее в задний бампер, когда они едут по Рассел-роуд, а потом сразу на Дадли, где она живет. Запах цветов льется из местного сада.

Бода еще раз пытается чихнуть. Сейчас… Сейчас…

Цветы на дожде.

Она хочет…

Чихай!

Чихай!!!

«Давай же, сволочь! Фигачь! Давай!»

Ничего. Не получается. Совсем погано, никак не чихается.

«Это нечестно».

Бода чувствует себя как неразорвавшаяся бомба.

Она едет по кривой Дадли-роуд, пока на горизонте не показывается ее дом. Два икс-кеба припаркованы перед ее садом. Бода вдавливает ногу в пол кеба. Тошка проносится между двумя машинами, сдирая желтую и черную краску с их боков. Она смотрит в зеркало, как два кеба пытаются сделать U-образный поворот и устраивают кучу малу, врезавшись в предыдущих преследователей. Две машины влетают друг в друга. Бода сворачивает налево — на Колледж-роуд. Направо — на Уитингтон. Жмет кнопку «смертельного ускорения», смотрит в зеркало. Двое еще преследуют ее. Направо на Уилбрехэм-роуд. Это быстрый маршрут, Уилбрехэм; Бода оставляет огненные следы, пытаясь удрать от погони. Если честно, она понятия не имеет, где находится и куда дальше ехать. Девочка просто ведет машину. Еще один икс-кеб вылетает с Уилмслоу-роуд и несется ей в лоб. Колумб по всей системе отслеживает ее маршрут. Как можно скрыться от его пристального ока? Бода на волосок поправляет руль. Машина отзывается и срывает икс-кебу крыло. И икс-кеб сминается от удара. Она видит, как остальные машины теряются, пока карта Улья приспосабливается к потере. Вот она поворачивает на Кингсвей, где бы он ни был (ее атлас упал с панели во время поворота). Бода Джонс потерялась в деревне под названием Бернэйдж, два икс-кеба все еще отчаянно пытаются догнать ее. Она поворачивает на боковую улочку под названием Кингсвей-креснт, останавливает кеб, активизирует колесные лезвия.

В зеркале заднего вида пляшут икс-кебы. Задним ходом она влетает в передок первого икс-кеба. Милый сердцу скрежет стали по стали, когда она толкает преследователя назад, сцепившись бамперами, — и вот она может снова повернуть на Кингсвей. Бода двумя колесами въезжает на тротуар, сбривает краску с припаркованной машины, одновременно делая два длинных разреза в шинах икс-кеба. С первым покончено, а второй кеб теряет запал. В машине Боды включается радио. Теперь она едет спокойно. Вниз по Кингсвей. Бездомная. Не имеющая представления, где теперь ее дом.

Шрам на голове пересекает вытатуированную Кингсвей, и дорога, по которой она едет, тоже ранена: куча разбитых машин и горящих домов. Ее разум наконец-то сосредотачивается на предательстве Колумба. «Чего хочет этот пиздюк? Босс пытался убить ее! Что случилось с миром?»

— Спасибо, Ванита, за последние новости. Твой сладкий голос может превратить в песню даже историю смерти. Ну как, плохие новости о такси-псе? Койот погиб, люди. Гамбо не раз и не два ездил на этом прелестном черном такси, когда Волшебный Автобус не работал. Зовите меня старомодным, но один хиппи всегда имел пунктик на тему ярой индивидуальности бунтарей и аутсайдеров. Для меня Койот был героем.

— И для меня, — говорит Бода.

— Езда с ним была гораздо больше похожа на путешествие, чем с этими сверхчистыми и эффективными икс-кебами. У которых, к слову говоря, сегодня маленькие проблемы с большой метакартой.

— Надо думать, Гамбо.

— Я залезу в их карту попозже, чтобы посмотреть, что у них там не так. Ну что, какие сегодня секретные коп-новости? Никаких результатов, как обычно. Да, еще одно замечательное создание приняло бесславную смерть от руки очередного собаконенавистника, а что делают копы? Совершенно ничего. Когда убивают пса, полиция закрывает глаза. Йо-Йо! Койот был отличным экземпляром, и его убийство поднимет высокие волны в собачьем королевстве. Тем временем вернемся в сады: содержание пыльцы мощно скакнуло. 195 и растет. Следующая запись памяти Койота. Пускай он найдет большую кость на собачьих небесах. «День из жизни», «Битлз». Я читаю волну — драйвер-пес был убит в своем черном-пречерном такси. Джон Леннон, как всегда, полностью в теме. Держите, ребята…

Потом звук — «битлы» творят музыку из смерти, а Бода слушает со слезами на глазах и скользит по Кингсвей. В ее сознании снова появляется Тошка:

ПОБЕРЕГИ СЛЕЗЫ, СОЛНЫШКО, — говорит он ей. — НАДО ПРЯТАТЬСЯ.

— Где, например?

Кровь из раны течет с Кингсвей на юг, вниз по шее, в темные зоны ее одежды.

ЕСТЬ ТОЛЬКО ОДНО БЕЗОПАСНОЕ МЕСТО, ДРАЙВЕР.

Вторник, 2 мая

Первое движение сканирующего ножа проделало глубокий разрез на левой щеке от уголка губ к мускулам шеи. За ним последовал другой разрез, такой же, но с другой стороны, справа. Звали полицейского доктора робо-Шкурник, и его работа вполне соответствовала имени. Я смотрела, как он срезает одинаковые лоскутки кожи, пока он не зарылся глубоко во внутренности горла жертвы. На экране появилась болезненно яркая абстракция — мышцы гортани и сломанные стебли обосновавшихся там цветов. Стебли плотно забили всю глотку. Шкурник сделал третий разрез, поперек горла слева направо, потом еще один ниже, отыскивая начало. Корень отростков-щупалец находился глубоко внутри.

Шкурник вскрыл черно-белую грудную клетку Койота видеопушкой. Сломал несколько ребер, вытащил наружу, погрузил в тело оба объектива, приласкал стебли — провел по ним телекамерами на пальцах — и отправился дальше, в темноту внутренностей по карте из плоти и крови. Я следила за процессом по мониторам в комнате наблюдения, одновременно проигрывая в памяти последние слова Койота…

«позволь мне спать… спать и расти».

Несколько разрезов глубже, еще глубже — и Шкурник добрался до корней. Они вросли в стенки легких плотным клубком, как растительная раковая опухоль.

«…Господи! Языков такой длины просто не бывает!»

Зеро Клегг, песокоп, то и дело вставал, пританцовывал на лапах, натыкаясь на вещественные доказательства. Таким я его еще не видела. Обычно он наблюдал за вскрытием, как собака за прилавком мясника.

— Пес-Христос! — прорычал он. — Ты посмотри на эти корни, Джонс! — Потом он усмехнулся, как будто уже почувствовал запах смерти, но не собирался ему поддаваться.

— Есть что-нибудь по цветам? — спросила я.

Клегг опускает забрало респиратора, жестоко чихает напоследок и, кривясь, вдыхает фильтрованный воздух.

«…цветы танцуют… танцуют…»

Запах смерти, запах цветов — тесная связь.

— Сивилла, у нас ботаники уже работают сверхурочно. — Снова мое настоящее имя, признак того, что Клегг выбит из колеи, еще не пришел в себя от наблюдений за копаниями Шкурника.

— И?

— Слушай.

Зеро включает запись. Из колонок льется бодрый голос…

«Отчет по образцу 267/54, Джей Лигаль, кафедра ботаники Манчестерского университета. Второе мая, 8:04. Первое, базовые сведения: подвид Amaranthus Caudatus. Лепестки ярко-красные, расположение спиральное, собраны в длинные кисточки. Стебель длиной пятьдесят сантиметров. Реакция цветка на тесты адекватная. Второе, дополнительные сведения, строение соцветия. Тычинки тройные. На поверхности пыльников — комочки пыльцы. Очень яркий желтый цвет. Семьдесят пять микрон. Слишком велики для данного вида. Норма — двадцать-сорок. Пылинки слипаются в группы по шесть. Похоже, они движутся. Третье: частицы пыльцы реагируют на электрические импульсы. Избегают боли и опасности. Обнаружены соединения углерода. Какие-то признаки животной жизни? Неизвестная разновидность. Примечание: может, это розыгрыш? Никогда такого не видел. Запросить результаты исследований образца, отправленного Киркпатрик, профессору цитологии университета Глазго. Черт! Пыльца исчезла со стеклышка. Где она? Черт! Она танцует. Примечание: перестать чихать невозможно. Очень жизнеспособное растение. Никогда подобного… Черт! Если мне не показалось, то пыльца движется ко мне. Господи, почему мне всегда достается такая дерьмовая работа?»

Запись завершается оглушительным чиханием.

Появился Шкурник; его камеры залиты слезами и кровью, в металлическом горле отдается чихание. Даже робо страдают. Что же это за аллергия? И почему у меня ее нет? Обычно весна для меня превращается в кошмар. Но теперь все псы и робо вынуждены страдать, а вот у женщины-тени полный иммунитет. Какая-то странная аллергия. А еще я почему-то не могла перестать думать о Боде, девушке, затерявшейся в предсмертных видениях пса, таксиста с грязных улиц. «Подумай обо мне, Бода… спой ту песню еще разок». Почему эта последняя фраза с такой силой притягивает меня?