Эллиотт улыбнулся и пошел вслед за мной по тенистой Джунипер-стрит. Мы почти не разговаривали, и Эллиотт больше не пытался взять меня за руку, но мою ладонь покалывало там, где ее недавно касались его пальцы. У калитки я в нерешительности остановилась. Рядом с «Бьюиком» стояла машина мамочки, а из дома доносились сердитые крики.

— Я могу сделать бутерброд дома, — сказал Эллиотт, — или могу зайти внутрь вместе с тобой. Тебе решать.

Я посмотрела на него.

— Прости.

— Это не твоя вина.

Он заправил за ухо темную прядь, а потом принял решение за меня: повернулся и зашагал к дому своей тети, утирая пот с виска и поправляя ремень, на котором висел фотоаппарат.

Я медленно подошла к крыльцу и вся съежилась, когда родители понизили голоса.

— Я дома, — сообщила я, закрыв за собой дверь. Потом прошла в столовую и увидела, что папа сидит за столом, сложив перед собой руки и переплетя пальцы. — Ты не получил работу?

В районе подмышек папиной рубашки темнели пятна пота, его лицо было мертвенно-бледным.

— На это место претендовала сотня других парней, и все они моложе и умнее твоего старого отца.

— Ни за что в это не поверю, — сказала я, проходя мимо мамочки на кухню. Налив два стакана холодной воды, я поставила один перед папой.

— Спасибо, принцесса, — поблагодарил он и сделал большой глоток.

Мамочка округлила глаза и скрестила руки на груди.

— Послушай меня. Это могло бы сработать. У нас столько места и…

— Я сказал нет, дорогая, — категорично ответил папа. — Туристы в этот город не приезжают, тут не на что смотреть, разве что на закрытые офисы да на пиццерию. Ночлег требуется только дальнобойщикам и тем, кто путешествует на машине по федеральной трассе. А они не станут дополнительно платить за комнату и завтрак.

— Здесь всего одна гостиница, — рявкнула мамочка. — И она каждую ночь набита под завязку.

— Не каждую ночь, — возразил папа. — Даже если бы мы собрали здесь толпу народа, этого недостаточно, чтобы бизнес удержался на плаву.

— Папа? — спросила я. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Все в порядке, принцесса. Просто сегодня я страшно устал.

— Выпей еще воды, — предложила я, придвигая к нему стакан.

Мамочка передернула плечами.

— Ты же знаешь, мне всегда хотелось устроить в своем доме нечто подобное.

— Для того чтобы начать новое дело, нужны деньги, — не сдавался папа. — И мне не по себе от мысли, что каждую ночь какие-то посторонние люди будут спать в комнатах по соседству с Кэтрин.

— Ты только что сказал, что мы не найдем постояльцев, — воскликнула мамочка.

— Мы их не найдем, Мэвис. Если бы этот дом стоял в Сан-Франциско или в любом другом месте, популярном у туристов, тогда другое дело. Но мы живем в центре Оклахомы, и в двух часах пути от нас нет никаких достопримечательностей.

— Есть два озера, — заметила мамочка.

— Люди, приезжающие на озеро, обычно едут туда на день или ночуют в палатках. Это же не Миссури. Мы не на озере Тейбл Рок, от которого до Брэнсона десять минут езды. Это не одно и то же.

— Все получится, если мы будем себя рекламировать. И если город будет с нами сотрудничать.

— Как это будет выглядеть? Не спорь, и так все ясно. Крайне рискованно и безответственно начинать такой бизнес, учитывая, что мы уже целый месяц не можем оплатить текущие счета.

Папа посмотрел на меня, видимо, только что вспомнив о моем присутствии, и пожалел о своих последних словах.

— Я могла бы найти работу, — предложила я.

Папа хотел было что-то сказать, но мамочка его опередила.

— Кэтрин могла бы работать вместе со мной в гостинице «На Джунипер-стрит».

— Нет, дорогая, — сердито возразил папа. — Ты довольно долго не смогла бы ей платить, а значит, это бессмысленно. Взгляни на меня. Ты же знаешь, что это плохая идея, ты ведь знаешь.

— Утром я позвоню в банк. Салли даст нам ссуду, уверена, она не откажет.

Папа стукнул кулаком по столу.

— Проклятье, Мэвис, я сказал нет!

Мамочка гневно раздула ноздри.

— Это ты довел нас до этого! Если бы ты выполнял свою работу, тебя бы не сократили!

— Мамочка, — пробормотала я.

— Это все твоя вина! — продолжала она, не обращая на меня внимания. — Мы того и гляди останемся без гроша, и ты должен был позаботиться о нас! Ты обещал! А теперь ты целый день сидишь дома, в то время как я единственная в семье зарабатываю деньги! Нам придется продать дом. Куда мы пойдем? И как меня угораздило связаться с таким неудачником?

— Мамочка! — завопила я. — Хватит!

Дрожащими руками она пригладила растрепавшиеся волосы, повернулась на сто восемьдесят градусов и бросилась вверх по лестнице, хлюпая носом.

Папа посмотрел на меня снизу вверх, в его взгляде ясно читались смущение и чувство вины.

— Она не со зла, принцесса.

Я села и тихо проворчала:

— Она всегда не со зла.

Папа криво усмехнулся.

— Она просто вся на нервах.

Я потянулась и взяла папу за руку. Ладонь у него была влажная от пота.

— Только она?

— Ты же меня знаешь, — он подмигнул мне. — Упасть просто, гораздо труднее снова подняться. Я все улажу, не тревожься.

Он потер плечо, и я улыбнулась.

— Я не тревожусь. Схожу в кафе «У Браума» и спрошу, не нужны ли им сотрудники.

— Не спеши. Мы все обсудим еще раз в следующем месяце. Возможно.

— Я не против помочь.

— Что ты ела на обед? — спросил папа.

Я просто покачала головой, и отец нахмурился.

— Лучше пойди и приготовь себе что-нибудь. Я схожу наверх и успокою твою мамочку.

Я кивнула, с тревогой наблюдая, как папа тяжело поднимается из-за стола. Он сделал шаг и едва не потерял равновесие. Я схватила его за руку и поддержала.

— Папа! У тебя солнечный удар?

— Возьму это с собой, — сказал он, беря со стола стакан воды.

Сунув руки под мышки, я смотрела, как он медленно поднимается по лестнице. Он казался постаревшим и немощным. Любая дочь хочет видеть своего отца исключительно непобедимым героем.

Когда папа поднялся наверх, я прошла в кухню и открыла холодильник. Тот натужно загудел, я поискала в нем мясо и сыр. Мяса не было, зато я нашла последний кусочек сыра и немного майонеза. Вытащив добычу из холодильника, я огляделась в поисках хлеба, но ничего не нашла.

На буфете стояла целая коробка соленых крекеров, так что я выдавила остатки майонеза, разломила сыр на маленькие кусочки и постаралась распределить майонез и сыр на максимальное количество печений. Мамочка так переволновалась, что забыла купить продуктов. Я невольно призадумалась: сколько еще пройдет времени, прежде чем у нас вообще не останется денег на еду.

Я села на папин стул, который скрипнул под моим весом, отправила в рот первый крекер и стала с хрустом жевать. Папа и мамочка больше не ругались. Она даже не плакала, хотя, будучи в расстроенных чувствах, постоянно заливалась слезами. Я начала гадать, что происходит и почему мамочка не на работе.

Большая люстра у меня над головой закачалась, потом жалобно загудели трубы. Я вздохнула: очевидно, папа набирает ванну, чтобы помочь мамочке успокоить нервы.

Я прикончила свой нехитрый обед, ополоснула тарелку, а затем вышла на веранду. Эллиотт уже был там. Он сидел на качелях, держа в руках два больших шоколадных пирожных, завернутых в прозрачную пленку, и две бутылки колы.

Он протянул мне и то, и другое.

— Десерт?

Я присела на качели рядом с ним, впервые с момента его ухода чувствуя покой и счастье. Развернула пирожное и вгрызлась в него, застонав от удовольствия.

— Твоя тетя испекла?

Эллиотт сощурил один глаз и улыбнулся.

— Она врет тетушкам в своей группе взаимопомощи, будто это ее рецепт.

— А это не так? В прошлом она уже пекла для нас такой десерт. Все соседи не переставая нахваливали шоколадные пирожные Ли.

— Это рецепт моей мамы. Тетя Ли очень обо мне заботится, так что я ее не выдаю.

Я улыбнулась.

— Не проболтаюсь ни одной живой душе.

— Знаю, — кивнул Эллиотт, перебирая по земле ногами, чтобы раскачать качели. — Это мне в тебе и нравится.

— Что именно?

— Ты кому-нибудь рассказала, что мой дядя потерял работу?

— Конечно нет.

— Вот видишь. — Он откинулся на спинку качелей и завел руки за голову. — Ты умеешь хранить секреты.