Мы с Эллиоттом подошли к прилавку, и мой спутник жестом предложил мне заказывать первой. За кассой стояла Анна Сью Джентри, ее искусственно осветленные волосы были собраны в конский хвост, покачивавшийся всякий раз, когда она поворачивала голову.

— Кто это, Кэтрин? — поинтересовалась Анна Сью и, выгнув бровь, окинула взглядом фотоаппарат, висевший на шее Эллиотта.

— Эллиотт Янгблад, — ответил тот, прежде чем я успела что-то сказать.

Анна Сью мгновенно перестала обращаться ко мне и уставилась на стоявшего рядом со мной высокого паренька, только что продемонстрировавшего полное отсутствие страха и трепета, который ему полагалось испытывать.

— И кто же ты такой, Эллиотт? Кузен Кэтрин?

Я состроила гримасу. Интересно, что натолкнуло ее на эту мысль, ведь мы с Эллиоттом совершенно не похожи.

— Что?

Анна Сью пожала плечами.

— У вас волосы одинаковой длины, у обоих ужасные стрижки. Вот я и подумала, что это у вас семейное.

Эллиотт бесстрастно поглядел на меня.

— Вообще-то, у меня волосы длиннее.

— Значит, вы не родственники, — протянула Анна Сью. — Что, ты променяла Минку и Оуэна на нового приятеля?

— Мы соседи, — Эллиотт сунул руки в карманы своих шорт цвета хаки. Похоже, издевки моей одноклассницы нисколько его не трогали.

Анна Сью наморщила нос.

— Ты на домашнем обучении?

Я вздохнула.

— Он приехал в гости к тете на лето. Мы можем сделать заказ?

Анна Сью переступила с ноги на ногу, красиво качнула бедрами и обеими руками оперлась о прилавок. Кислое выражение ее лица меня не удивляло. Анна Сью дружила с Пресли. Они походили друг на друга — стильные блондинки с густо подкрашенными глазами, и каждая из них кривилась при виде меня.

Эллиотт, похоже, ничего не замечал. Он указал на картонный рекламный щит, висящий над головой Анны Сью.

— Я буду банановую карамель с ванилью.

— С орешками? — уточнила Анна Сью не терпящим возражений тоном.

Эллиотт кивнул, потом посмотрел на меня.

— Кэтрин?

— Апельсиновый щербет, пожалуйста.

Анна Сью округлила глаза.

— Мило. Что-нибудь еще?

Эллиотт нахмурился.

— Нет.

Мы подождали, пока Анна Сью поднимет крышку контейнера и серебристой лопаткой зачерпнет апельсиновый щербет. Скатав мороженое в шар, она закрепила его в стаканчике, сунула мне и принялась за заказ Эллиотта.

— Мне казалось, ты говорил о простом рожке мороженого? — обратилась я к Эллиотту.

Он пожал плечами.

— Я передумал. Хотя приятно немного посидеть под кондиционером.

Анна Сью со вздохом поставила на прилавок заказ Эллиотта.

— Банановая карамель с ванилью.

Эллиотт выбрал столик у окна, сел, передал мне пару салфеток и вгрызся в свое ванильно-банановое мороженое так, словно умирал от голода.

— Может, нам стоило заказать ужин? — сказала я.

Эллиотт поднял на меня глаза и вытер испачканный шоколадом подбородок.

— Мы еще можем это сделать.

Я посмотрела на свое мороженое. Стаканчик покрылся испариной.

— Я ушла, не предупредив родителей. Наверное, уже скоро мне пора будет возвращаться… хотя они даже не заметили, что меня нет.

— Я слышал, как они ругались. По части скандалов я настоящий эксперт. На мой взгляд, они всю ночь будут выяснять отношения.

Я вздохнула.

— Ничего не изменится, пока папа не найдет новую работу. Мамочка немного… нервная.

— Мои родители постоянно ссорятся из-за денег. Отец считает, что раз ему не платят по сорок долларов в час, то нет смысла напрягаться. Можно подумать, один доллар хуже, чем ничего. Еще он постоянно попадает под сокращение.

— Чем он занимается?

— Он сварщик, и это ужасно, потому что он много пьет.

— Все дело в гордости, — ответила я. — Мой папа что-нибудь найдет. Просто мамочка вечно устраивает скандалы на ровном месте.

Эллиотт улыбнулся.

— Что?

— «Мамочка». Это так мило.

Я откинулась на спинку сиденья, чувствуя, как горят щеки.

— Ей не нравится, когда я называю ее мамой. Она говорит, что я пытаюсь казаться старше, чем есть. Это уже вошло в привычку.

Эллиотт наблюдал за моими мучениями с легкой полуулыбкой, потом наконец сказал:

— Я называл маму «мама» с тех пор, как научился говорить.

— Извини. Знаю, это странно, — я отвела взгляд. — У мамочки много разных пунктиков.

— Почему ты извиняешься? Я просто сказал, что это мило.

Я поерзала на сиденье и зажала свободную руку между колен. Кондиционер работал на полную мощность. В Оклахоме так всегда было, во всех кафе и магазинах. Зимой с меня сходило семь потов, потому что в помещениях было слишком жарко, а летом приходилось носить куртку, потому что было слишком холодно.

Я слизнула с губы кисло-сладкий сироп.

— Просто на минутку мне показалось, что ты смотришь на меня свысока.

Эллиотт открыл было рот, чтобы ответить, но тут к нашему столику подошла стайка девиц.

— О, — воскликнула Пресли, хватаясь за грудь, точно заправская актриса. — Кэтрин отхватила себе парня. Мне так грустно из-за того, что все это время мы думали, будто ты врешь, что твой ухажер живет в другом городе.

Три точные копии Пресли — Тара и Татум Мартин, а также Бри Бернс — дружно захихикали и затрясли блондинистыми локонами. Близняшки Тара и Татум походили друг на друга как две капли воды, но при этом отчаянно пытались выглядеть как Пресли.

— Может, он просто живет за городом, — подсказала Бри. — Например, в резервации [Резервация — территория, отведенная для проживания сохранившихся коренных жителей страны (в США, Южной Африке и Австралии).]?

— В Оклахоме нет резерваций, — заметила я, потрясенная ее тупостью.

— А вот и есть, — возразила Бри.

— Вы имеете в виду племенную землю, — спокойно сказал Эллиотт.

— Я — Пресли, — представилась Пресли и самодовольно улыбнулась.

Я отвела глаза, не желая смотреть, как эти двое будут знакомиться, но Эллиотт не двинулся с места и ничего не сказал, поэтому я снова повернулась к ним. Парень улыбнулся мне, игнорируя протянутую руку Пресли.

Она недовольно нахмурилась и скрестила руки на груди.

— Так Бри права? Ты живешь в Белом Орле?

Эллиотт выгнул бровь.

— Это территория племени понка [Понка — индейский народ, состоящий из двух признанных на федеральном уровне племен: племя понка штата Небраска и индейское племя понка штата Оклахома.].

— И? — процедила Пресли.

Эллиотт скучающе вздохнул.

— А я — чероки [Чероки, или чироки — индейский народ в Северной Америке (США).].

— То есть ты все-таки индеец, да? Разве в Белом Орле живут не индейцы? — не отставала она.

— Просто уйди, Пресли, — взмолилась я, опасаясь, как бы она не ляпнула что-то еще более обидное.

В глазах Пресли блеснул восторг.

— Ух ты, Кит Кат, а не слишком ли ты обнаглела?

Я сердито посмотрела на нее снизу вверх.

— Меня зовут Кэтрин.

Пресли увела свою свиту в другой конец зала, и там вся компания расположилась за столиком, дабы дразнить нас с Эллиоттом издалека.

— Мне очень жаль, — прошептала я. — Они ведут себя так из-за того, что ты со мной.

— Из-за того, что я с тобой?

— Они меня ненавидят, — проворчала я.

Эллиотт повертел в руках ложку, зачерпнул мороженого и отправил в рот.

— Нетрудно понять, почему.

Интересно, как он так быстро догадался, едва поглядев на мое лицо? Возможно, именно поэтому весь город до сих пор винит мамочку и меня в ошибках моего деда: у меня вид человека, которого следует ненавидеть.

— Почему ты смущаешься? — спросил Эллиотт.

— Полагаю, я надеялась, что ты не знаешь про мою семью и завод.

— Ах, это. Несколько лет назад тетя рассказывала мне эту историю. Они задирают тебя из-за этой старой истории?

— А почему же еще?

— Кэтрин, — мое имя сорвалось с его губ словно мягкий смешок. — Они завидуют.

Я нахмурилась и покачала головой.

— Чему тут завидовать? У моей семьи почти нет денег, мы едва сводим концы с концами.

— Ты себя в зеркале видела? — спросил он.

Я покраснела и потупилась. Только папа хвалил мою внешность.

— Ты же совершенно на них не похожа.

Я облокотилась на стол и стала смотреть на красный огонек светофора, мерцавший за окном. Он был едва виден за ветвями дерева. Странное чувство: хочешь услышать что-то еще, но одновременно надеешься, что твой собеседник сменит тему.

— Тебя не задевают их слова? — удивленно спросила я.

— Когда-то задевали.

— А сейчас — нет?

— Мой дядя Джон говорит, что люди могут нас рассердить, только если мы сами им позволим. Но предоставив им такую возможность, мы дадим им власть над собой.

— Очень глубокая мысль.

— Я иногда прислушиваюсь к дяде, хотя он думает, что все его слова я пропускаю мимо ушей.

— Что еще он говорит?

Эллиотт не замедлил с ответом.

— Что ты либо научишься быть выше своих обидчиков и станешь отвечать на невежество с умом, либо ожесточишься.

Я улыбнулась. Эллиотт говорил о мнении своего дяди уважительно.

— Значит, ты решил не принимать близко к сердцу людскую молву?

— Точно.

— Как? — спросила я, подаваясь вперед. Меня охватило искреннее любопытство и надежда, что Эллиотт откроет мне волшебный секрет, с помощью которого я, наконец, избавлюсь от нападок Пресли и ее подружек.

— О, я злюсь. Ужасно раздражает, когда люди говорят мне, что их прапрабабушка была принцессой племени чероки. Или эта идиотская шутка, якобы родители назвали меня именем того, кого увидели первым, выйдя из вигвама. Я быстро закипаю, когда меня называют вождем, когда вижу людей в головных уборах с перьями, которые они надевают просто забавы ради. Но дядя говорит, что к таким людям следует относиться с состраданием и либо просвещать их, либо позволить им и дальше пребывать в неведении. Кроме того, в мире слишком много невежества, и нельзя расстраиваться по любому поводу. Если бы я огорчался из-за каждой мелочи, то постоянно пребывал бы в плохом настроении, а я не хочу быть как моя мама.