— Лучше бы пирог. Мы все знаем, что на солнцеворот тут что-то происходит. Как в сезон горячих ветров, все взвинчены. Люди прячутся в проулках, залезают на крыши. Слышат голоса по ночам. Жители начинают болтать на каких-то смешных языках. А поезд с луна-парком, пришедший по разрушенным путям, — откуда он взялся? Что с ним случилось? Макуилту показалось, будто он увидел что-то — что именно? Вот что я хочу знать. Что он увидел?

— Могу поспорить: он увидел собственное лицо, — предположила Хелен, — отраженное в стеклах. Представь, какое это могло произвести на него впечатление. Представь, какое бы это впечатление произвело на тебя. Посмотри на это и заткнись. Это все про легенды, связанные с этим «множеством миров», как она их называет…

— Кто? — спросил Скизикс.

— Не поняла?

— Кто эта она?

Хелен подняла голову и усмехнулась.

— Догадайся.

Скизикс устало покачал головой, давая понять, что и не собирается. Но Хелен знала, что ему ужасно хочется знать. Как и Джеку. Но дразнить Джека было совсем не так интересно, как дразнить Скизикса. Хелен вела себя так, словно принимает его напускное безразличие за чистую монету. Джек заглянул через ее плечо, он и вполовину не был настолько мистифицирован, насколько, по его собственному признанию, был заинтригован Скизикс.

Джек был привычен ко всякой мистике. Он много лет знал, что смерти его отца сопутствовали странные обстоятельства — или исчезновению, что уже должно было означать это слово, — которые скрывались от него, возможно, потому, что и сам Уиллоуби не вполне их понимал; доктор Дженсен, вероятно, думал, что так будет безопаснее. И дело было не только в голых фактах того случая. Джек всегда держал уши на макушке в надежде услышать какие-нибудь крохи той истории то здесь, то там. В ней не было ничего постыдного, по крайней мере в его понимании. В том факте, что его мать любили или домогались трое мужчин, включая его отца, не было ничего такого, что нужно было бы скрывать. Одним из этих мужчин был доктор Дженсен. Ну и что? Джек давно знал, что она умерла четыре года спустя после его рождения и что отец утверждал, будто ее смерть была намеренным деянием одного доктора — некоего Алджернона Харбина, — который был отвергнутым претендентом.

Подробности убийства на отвесном берегу в луна-парке солнцеворота были достаточно скандальны, чтобы удовлетворить всех жадных до сплетен жителей городка, даже если им и без того хватало тем для чесания языков — монстр Макуилта, канареечная цыганка и сын таксидермиста. Ларс Портленд вызвал убийцу на бой и застрелил его — пуля с близкого расстояния попала Харбину в голову, но и сам Портленд был убит — ему пуля попала в сердце. Это, по мнению закона, было хладнокровное убийство. Но, по мнению Джека, и вполовину не такое хладнокровное, как убийство его матери, и ради чего? Ради мести ее мужу? Ради мести ей самой за то, что она отвергла мрачного и умного Алджернона Харбина?

Тело убитого доктора Харбина исчезло. Предположительно он упал с утеса в залитый лунным светом Тихий океан. Его тело, вероятно, унесло на юг прибрежным течением, и в конечном счете оно стало пищей для рыб и крабов, а затем для морских птиц, селящихся на песках пустынных мысков к северу от Сан-Франциско. Оператор карнавала исчез в это же время, а вместе с ним и сам луна-парк. Шериф округа искал его несколько недель, хотя поиски вряд ли проводились с надлежащим усердием. В конечном счете обе стороны были мертвы. Предъявлять обвинение было некому. Коронером в то время служил доктор Дженсен, он и похоронил Ларса Портленда на кладбище рядом с женой, придя к заключению, которое трудно было оспорить.

Настоящей жертвой Джеку всегда представлялся доктор Дженсен: он получил отказ от женщины, которую любил, он похоронил своего лучшего друга, который тоже получил отказ от этой женщины. И Джек много лет подозревал, что доктор знает больше, чем говорит, что существуют некие части этой тайны, которые не погребли под последним комком земли, брошенным с лопаты на могилу кладбища Рио-Делла. Джек всегда подозревал, что доктор Дженсен по прошествии времени откроет их, но теперь ему уже стало казаться, что некоторые из этих откровений унесло ветром или по разрушенным ныне путям железной дороги, которая много лет простояла в запустении.

— Сдаюсь. — Скизикс скорчил Хелен гримасу. — Ты победила. У тебя есть книга, а у меня нет. Я не стану ее отбирать, потому что ты девчонка и можешь заплакать.

— Ты хочешь сказать «потому что я сверну тебе набок нос». Забудь. Спроси меня по-хорошему или отправляйся есть щи.

Скизикс неторопливой походочкой подошел к ней, ухватил за косички по одной в руку, принялся сплетать их над ее головой так, чтобы тени плясали по стене.

— Вот тебе Нос, а вот тебе Рог, боевые косичные парни, воссоздают побоище на пристани, — сказал он, после этих слов косички отвесили друг другу поклоны и бросились в бой, принялись колотить друг друга, а он тем временем воспроизводил звуки драки языком.

Хелен развернулась на стуле и два раза ударила его по животу, что заставило его отскочить назад, но при этом он успел зацепить ногой стул Хелен и перевернул его вместе с ней под звонкий треск и смех. Хелен прижала одну руку ко рту, а другой умудрилась нанести Скизиксу еще один — последний, — удар, а потом оторвалась от упавшего стула и встала.

Пока продолжалась эта потасовка, Джек схватил книгу, а потому от Хелен досталось и ему — книгу она у него отобрала. Скизикс победно затрубил, приложив руки ко рту, а потом разразился смехом.

Снизу до них донесся пронзительный голос:

— Кто там? — Это был голос мисс Флис. — Это ты, Бобби? Ты на чердаке? Кто там на чердаке? Я узнаю, кто! А ну, спускайся сюда. Это ты, Хелен?

Голос смолк — мисс Флис прислушивалась. Скизикс, Джек и Хелен стояли бездвижно, почти не дыша, но улыбаясь друг другу. Джек подкрался и взглянул вниз через вентиляционное отверстие. Там, склонив голову набок, стояла мисс Флис с деревянной ложкой в руке. Пиблс сидел рядом на табурете.

Джек дал знак Хелен рукой, и та — очень тихо, чуть ли не по-птичьи — начала подражать голосу чердачного призрака миссис Лэнгли, повторяя, как это нередко делал и призрак, отрывки из романтических стихов о мертвых влюбленных и разрушенной жизни. Ее голос то повышался, то понижался на безмолвном чердаке. Мисс Флис стояла в той же позе и слушала. Хелен резко замолчала и свирепым взглядом посмотрела на Скизикса, словно оповещая его о том, что она сделает с ним, если он не удержится и рассмеется.

Мисс Флис постояла еще несколько мгновений, а потом, явно удовлетворенная, вернулась к тому, что делала прежде, до начала потасовки на чердаке. Джек недоумевал, чем же таким она занималась. Она склонилась над большой оцинкованной лоханью, внимательно разглядывая что-то внутри. Вместе с ней смотрел и Пиблс, он то засовывал конец ложки в лохань, то выдергивал, его плечи сотрясались, причиной тому, вероятно, был едва сдерживаемый смех. Мисс Флис распрямилась и пошла к двери, чтобы запереть ее. В лохани, описывая неторопливые круги, плавала та самая тварь из океана, чье существование послужило причиной отвратительной стычки, случившейся этим утром.

Джек прищурился, глядя на это существо. Оно странным образом не походило на рыбу при свете газовой лампы на кухне — мясистое и розовое, с плавниками, которые легко можно было принять за руки, — словно сотворенное кем-то, кто желал создать человеческие существо, но на полпути забыл, что хотел сотворить человека, и принялся создавать рыбу, а получилось вообще бог знает что. Теперь, когда Джек смотрел на это существо, в нем зашевелилось смутное подозрение, что гнев Макуилта на пристани был порожден страхом, а не был всего лишь реакцией на оскорбление. Хелен подошла к нему, за ней медленными и огромными шагами последовал и Скизикс, расставив руки в стороны и шевеля пальцами, словно изображая тайного заговорщика в каком-то безвкусном театральном представлении. Возникало впечатление, что его выходки не кончатся ничем хорошим, разорвут его изнутри, и потому Хелен посмотрела на него строгим взглядом: только вздумай зашуметь. В конечном счете она поставила на кон больше, чем Джек и Скизикс вдвоем.

Мисс Флис раскрыла маленькую полотняную сумочку, замаранную кровью, и вытащила из нее части курицы, принесенной Пиблсом из проулка. Могло показаться, что эта курица вызывает у нее отвращение, словно не так уж и хотелось мисс Флис делать то, что она делала. Пиблс смотрел, как зачарованный. Он снова предложил ложку существу в лохани. Ложку тут же вырвали из его руки, из-за чего мисс Флис на него зашипела. После этого они оба попытались достать ложку, осторожно засовывая в лохань руки, и тут же отдергивали их — словно пытались схватить что-то с раскаленной сковороды.

Мисс Флис в конечном счете удалось вытащить ложку; она недовольно посмотрела на Пиблса и убрала ее от греха подальше в раковину. Она пригасила газовую лампу и зажгла с полдесятка свечей, которые, по существу, представляли собой комки черного воска. После этого послышались стоны — своего рода заклинания. Джек прислушался внимательнее. Поначалу эти звуки напоминали вой ветра под карнизами, ветра, несущего с собой темноту. Эти звуки исходили от мисс Флис. Она стояла с закрытыми глазами и напевала то, что, видимо, было песней. Потом она взяла сахарницу, взяла горку сахара и просыпала ее тонкой линией в виде круга на пол кухни. Она положила внутренности курицы посредине круга, а пять черных свечей расставила по его периметру через равные интервалы, не забывая при этом напевать. Пиблс наблюдал за происходящим со своего стула.