ОЧЕНЬ СТРАННОЕ ПИСЬМО
Аттикус Хиггинботтом, получивший прозвище Тик [Tick (англ.) — клещ.] еще в первый свой день в детском саду, стоял в темноте своего собственного шкафчика, изнывая от тесноты и клаустрофобии. Ему отчаянно хотелось дернуть за ручку и шагнуть наружу, но он знал, что нужно выждать еще пять минут. Таков был указ Большого Босса средней школы Джексона в Дир-Парке [Дир-Парк — буквально: Олений парк, город в штате Вашингтон.]. А приказы Билли «Козла» Купера надо было исполнять и Тик не осмеливался поступить иначе.
Он взглянул сквозь металлическую решетку двери, раздраженный тем, что она наклонена вниз, из-за чего рассмотреть можно было лишь грязно-белую плитку пола в коридоре. Колокол, отмечающий конец школьного дня, отгремел, казалось, вечность назад, и Тим знал, что большинство школьников уже снаружи — ждут свои автобусы или отправились по домам пешком. Хотя несколько отставших продолжали бродить по коридорам — один из них, хихикая, остановился перед тюремной камерой Тика.
— Надеюсь, ты выберешься оттуда до ужина, противный Тикки Стинкботтом [Игра слов: stink (англ.) — вонь, bottom (англ.) — задница.], — произнес мальчик. А затем пнул шкафчик. Раздалось ужасное металлическое дребезжание, эхом отозвавшееся в ушах Тика. — Козел послал меня убедиться, что ты еще не сбежал — хорошо, что ты все еще там. Я вижу твои блестящие маленькие глазки. — Последовал еще один удар. — Ты там не плачешь, а? Осторожнее, а то заляпаешь соплями свой тошнотный шарфик.
Тик крепко зажмурил глаза, заставляя себя не обращать внимания на этого идиота. В конце концов хулиганы всегда уходили, если он просто молчал. Хотя, с другой стороны…
Мальчик еще раз рассмеялся, а затем ушел.
На самом деле Тик не плакал уже довольно давно. С тех пор как он смирился со своей судьбой ребенка, которого всем нравилось пинать, его жизнь стала намного проще, хотя казалось, что такое отношение Тика бесконечно раздражало Билли. «Может, в следующий раз стоит притвориться, что плачу, — подумал Тик, — чтобы Козел ощутил себя большим и крутым парнем, королем положения».
Когда шум в зале полностью стих, Тик потянулся и щелкнул задвижкой двери. Она с громким звуком распахнулась, ударив по соседнему шкафчику. Тик вышел и потянулся, разминая затекшие конечности. Он мог больше не опасаться Билли и его банды тупых хулиганов — наступила пятница, мама и папа купили ему игровую приставку последней модели на тринадцатый день рождения, да и каникулы на День благодарения были уже не за горами. Он чувствовал себя совершенно счастливым.
Оглянувшись для уверенности, что за ним никто не увязался, чтобы еще помучить, Тик поправил красно-черный полосатый шарф, который всегда носил, чтобы скрыть отвратительное пятно на шее — ржавого цвета родинку неправильной формы размером с бутылочную крышку. Это было единственное в собственной внешности, что он ненавидел, и неважно сколько раз родители пытались убедить его снять шарф — он носил его круглосуточно в любое время года, даже летом, когда пот оставлял пятна на ткани. Теперь, когда зима лютовала с удвоенной силой, люди перестали бросать удивленные взгляды на защитное одеяние, обернутое вокруг его шеи. Ну, кроме придурков, которые называли его «тошнотным шарфиком».
Тик двинулся в зал, направляясь к ближайшей двери на улицу, которая вела к его дому. Он жил в нескольких минутах ходьбы от школы, и можно было считать, что ему повезло — все автобусы давно уехали. Обогнув угол, он увидел мистера Чу, преподавателя биологии, выходящего из учительской с портфелем в руке.
— Так, неужто это мистер Хиггинботтом, — произнес долговязый мужчина, и лицо его осветила широкая улыбка. — Что ты тут делаешь? Хочешь получить еще домашних заданий? — Его прямые черные волосы ниспадали почти до плеч. Тик знал: его мама сказала бы, что мистеру Чу не помешало бы постричься, но сам Тик считал, что тот выглядит просто круто.
Тик издал короткий смешок.
— Нет, я думаю, вы и так много задали — мне повезет, если успею хотя бы половину сделать к понедельнику.
— Хм, — произнес мистер Чу. Он протянул руку и похлопал Тика по спине. — Насколько я тебя знаю, все будет сделано уже сегодня до обеда.
Тик сглотнул, почему-то смутившись: учитель был абсолютно прав. «Ну да, я ботан, — подумал он. — Однажды это сделает меня чертовски, просто отвратительно богатым». Тик был рад, что по крайней мере внешне он не был похож на заумного ботана Его каштановые волосы не были жирными, он не носил очков и телосложение у него было крепкое. Единственным его изъяном было то самое родимое пятно. И, может быть, еще то, что он был неуклюжим, будто одноногий пьяница. Но его отец всегда говорил, что он ничем не отличался от любого другого парнишки его возраста и через несколько лет полностью избавится от своей неуклюжести.
По какой-то причине Тик просто не ладил со сверстниками. Ему и разговаривать-то с ними было трудно — какая уж там дружба. Хотя он хотел, чтобы у него были друзья. Очень сильно хотел. «Ну и не везет же мне», — думал он.
— Я принимаю твое молчание и тот факт, что у тебя в руках нет книг, как доказательство того, что моя догадка верна, — сказал мистер Чу. — Ты слишком умен для седьмого класса, Тик, Нам действительно стоит перевести тебя в класс повыше.
— Ага, чтобы меня доставали еще больше? Нет уж, спасибо.
Мистер Чу нахмурился. Он виновато опустил глаза в пол.
— Я ненавижу, как эти дети ведут себя с тобой. Если бы я только мог…
— Я знаю, мистер Чу. Вы бы хорошенько поколотили их, если бы не угроза этих досадных судебных исков, — Тик с облегчением увидел, что улыбка снова вернулась на лицо учителя.
— Именно, Тик. Если бы не это, я бы отправил всех этих бездельников прямиком в больницу. Всего лишь кучка дрянных вшей — вот кто они такие. Не пройдет и пятнадцати лет, как все они будут называть тебя боссом. Запомни это, хорошо?
— Да, сэр.
— Вот и ладушки. Тогда почему бы тебе не отправиться домой? Бьюсь об заклад, у твоей мамы в духовке уже румянится печенье. Увидимся в понедельник.
— Хорошо. Увидимся, мистер Чу, — Тик взмахнул рукой, а затем побежал по коридору, торопясь домой.
По пути он всего лишь раз споткнулся и упал.
* * *
— Я дома! — завопил Тим, не успев закрыть за собой дверь. Его четырехлетняя сестра Кайла играла с чайным набором в гостиной: ее светлые кудряшки тряслись при малейшем движении. Она сидела рядом с фортепиано, по клавишам которого колотила их старшая сестра Лиза, наигрывая какую-то песню и ужасающе фальшивя (сама она явно винила в этом одно лишь расстроенное пианино). Тик сбросил рюкзак на пол и повесил пальто на деревянную вешалку рядом с дверью.
— Как дела, Тигр? — мама вышла в коридор, убирая прядь каштановых волос за ухо. Все ее узкое лицо разрумянилось от работы на кухне, лоб покрывали маленькие бисеринки пота. Лорена Хиггинботтом любила — очень любила — готовить, и все в Дир-Парке об этом знали. — Я только что поставила в духовку печенье.
В точку, мистер Чу.
— Мам, — сказал Тик, — люди перестали называть друг друга тиграми задолго до моего рождения. Почему бы не называть меня просто Тиком? Как все вокруг.
Мама деланно печально вздохнула.
— Это худшее прозвище из всех, что я когда-либо слышала Ты вообще знаешь, что делает клещ?
— Да, он сосет кровь до тех пор, пока ты его не прихлопнешь, — Тик прижал палец к ноге с притворно-зловещим выражением лица. Кайла взглянула него, оторвавшись от своего чайного набора, и захихикала.
— Прекрасно, — сказала мама — И тебе совсем не важно, что тебя называют в честь такого существа?
— Все лучше, чем Аттикус, — пожал плечами Тик. — Лучше бы меня называли… Уилбур, чем Аттикус.
Мама, не удержавшись, рассмеялась.
— Когда папа будет дома? — спросил Тик.
— Как обычно, я думаю, — ответила мама — А что?
— Он должен мне матч-реванш в «Футбол-3000».
Мама вскинула руки в шутливом отчаянии.
— Ой! Ну, раз так, я позвоню и скажу ему, что у нас чрезвычайная ситуация и ему надо срочно мчаться домой.
Лиза перестала играть — к великому облегчению Тика и, как он подозревал, к не меньшему облегчению всех в пределах четверти мили. Она обернулась на своем крутящемся стуле и посмотрела на Тика, блеснув идеальными зубами в зловредной усмешке. Волнистые каштановые волосы обрамляли ее слегка полноватое лицо, которое как будто так и не избавилось от младенческой пухлости.
— Последний раз папа разгромил тебя, забив пять голов, — произнесла она сладким голосом, сложив на груди руки. — Почему бы тебе сразу не сдаться?
— Ага, как только ты перестанешь колотить каждый день по бедному пианино, как топором по дереву. Звучит так, будто играет безрукая горилла.
Вместо ответа Лиза встала со стула и подошла к Тику. Наклонившись вперед, она крепко поцеловала его в щеку.
— Я лублу тебя, малинький братик.
— Я теперь точно заболею, мама, — застонал Тик, вытирая щеку. — Можешь дать что-нибудь, чем можно протереть лицо?
Лиза сложила руки и покачала головой, уставившись на него неодобрительным взглядом.
— Подумай о том, сколько раз я меняла тебе подгузники.
Тик фальшиво рассмеялся.
