Супруга и сподручница Адама Кадмона: Хева, обнаженная Ева. [Адам Кадмон — Человек Первый (др. — евр.), понятие каббалы, а затем многих философских, мистических и оккультных учений. Контекст предполагает, скорей всего, теософию, где Адам Кадмон — сотворенный первый человек в его совершенстве, до падения. Хева — жизнь (др. — евр.), более древний вариант имени Ева. Отсутствие пупка у Евы (и Адама) — популярный мотив оккультной и теософской литературы, а также средневековой и народной религиозности; еще в «Детстве» Горького в разговоре русского простонародья прочтем, что Адам и Ева «не родились, а созданы, стало быть, у них пупков нет».] У нее не было пупка. Всмотрись. Живот без изъяна, пергаменом крытый крупный круглится щит, нет, ворох белой пшеницы, восточной и бессмертной, сущей от века и до века. Лоно греха. [Живот без изъяна… белой пшеницы — парафразы Песни Песней 4, 7 и 7, 2; пшеницы восточной и бессмертной, сущей от века и до века — парафраза англ. мистика Томаса Трейхерна (1637–1674), Сотницы медитаций, Сотница III, разд. 3.]

В лоне греховной тьмы и я был сотворен, не рожден. [Сотворен, не рожден. — В Символе веры сказано о Христе, что Он «рожден, не сотворен».] Ими, мужчиной с моим голосом, с моими глазами и женщиной-призраком с дыханием тлена. Они сливались и разделялись, творя волю сочетателя. Прежде начала времен Он возжелал меня и теперь уж не может пожелать, чтобы меня не бывало. С ним lex eterna [Вечный закон (лат.).]. Так это и есть божественная сущность, в которой Отец и Сын единосущны? Где-то он, славный бедняга Арий, чтобы с этим поспорить? Всю жизнь провоевал против единосверхвеликоеврейскотрахбабахсущия. Злосчастный ересиарх. Испустил дух в греческом нужнике — эвтанасия. В митре с самоцветами, с епископским посохом, остался сидеть на троне, вдовец вдовой епархии, с задранным омофором и замаранной задницей. [Об Арии и единосущии. Согласно церковным авторам, смерть Ария произошла в общественном туалете. Вдовец вдовой епархии. — В 321 г. Арий был отрешен от сана пресвитера Александрийской церкви.]

Ветерки носились вокруг, пощипывая кожу преизрядно. [Пощипывая кожу преизрядно — «Гамлет», I, 4.] Вот они мчатся, волны. Храпящие морские кони, пенноуздые, белогривые скакуны Мананаана. [Мананаан Мак-Лир — в ирл. мифологии бог моря, обладавший, подобно Протею, способностью менять облик.]

Не забыть про его письмо в газету. А после? В «Корабль», в полпервого. И кстати, будь с деньгами поаккуратней, как примерный юный кретин. Да, надо бы.

Шаги его замедлились. Здесь. Идти к тете Сэре или нет? Глас моего единосущного отца. Тебе не попадался брат твой, художник Стивен? Нет? А ты не думаешь, что он у своей тетушки Салли на Страсбург-террас? Не мог, что ли, залететь повыше? А-а-а скажи-ка нам, Стивен, как там дядюшка Сай? Это слезы божьи, моя родня по жене! Детки на сеновале. Пьяненький счетоводишка и его братец-трубач. Достопочтенные гондольеры [Достопочтенные гондольеры — ироническое выражение из популярной комической оперы «Гондольеры» (1889) У. Гилберта и А. Салливана. Отец Джойса именовал так Уильяма Мерри и его брата Джона.]. А косоглазый Уолтер папашу величает не иначе как сэром. Да, сэр. Нет, сэр. Иисус прослезился [Иисус прослезился — Ин. 11, 35.] — и не диво, ей-ей. [Это слезы божьи… ей-ей — обычные выражения отца Джойса в адрес Уильяма Мерри и его семейства.]

Я дергаю простуженный колокольчик их домика с закрытыми ставнями — и жду. Они опасаются кредиторов, выглядывают из-за угла иль выступа стены. [Из-за угла иль выступа стены — «Макбет», 1, 6.]

— Это Стивен, сэр.

— Впускай его. Впускай Стивена.

Отодвигают засов, Уолтер меня приветствует:

— А мы тебя за кого-то приняли.

На обширной постели дядюшка Ричи, о подушках и одеяле, простирает дюжее предплечье над холмами колен. Чистогруд. Омыл верхний пай.

— День добрый, племянничек.

Откладывает дощечку, на которой составляет счета своих издержек, для глаз мистера Недотеппи и мистера Тристрама Тэнди [Ричи Гулдинг — неудачливый делец и юрист, оставшийся не удел, но изображающий солидность и занятость. Мистер Недотеппи и мистер Тристрам Тэнди — иронические имена мнимых лиц, выражающие насмешку Стивена над пустыми играми Ричи. Тристрам Тэнди — смесь двух имен: ирл. революционера Нэппера Тэнди (1740–1803) и Тристрама Шенди, героя романа Стерна.], сочиняет иски и соглашения, пишет повестки Duces Tecum [«Возьмешь с собой» (лат.) — повестка о явке в суд с представлением каких-либо документов или предметов.]. Над лысиной, в рамке мореного дуба, «Requiescat» [«Да почиет» (лат.).] Уайльда. [В странах Запада есть обычай вешать на стенах обрамленные тексты популярных стихов.] Обманчивый свист его заставляет Уолтера вернуться.

— Да, сэр?

— Бражки Ричи и Стивену, скажи матери. Она где?

— Купает Крисси, сэр.

Та любит с папочкой поваляться. Папочкина крошка-резвушка.

— Нет, дядя Ричи…

— Зови просто Ричи. К чертям сельтерскую. От нее тупеешь. Вуиски!

— Нет, дядя Ричи, правда…

— Да садись, черт дери, не то я сам тебя с ног сшибу.

Уолтер тщетно косит глазами в поисках стула.

— Ему не на что сесть, сэр.

— Ему некуда свою опустить, болван. Тащи сюда чиппендейловское кресло. Хочешь перекусить? И брось тут свои ужимки. Поджарить ломоть сала с селедкой? Точно нет? Тем лучше. В доме шаром покати, одни пилюли от поясницы.

All’erta! [Будь на страже! (ит.)] [All’erta! — ария из оперы Верди «Трубадур», акт I, сц. 1.]

Насвистывает из aria di sortita [Входная ария (ит.).] Феррандо. Грандиознейший номер, Стивен, во всей опере. Слушай.

Вновь раздается его звучный свист с мелодичными переходами, шумно вырывается воздух, могучие кулаки отбивают такт по ватным коленям.

Этот ветер мягче.

Распад в домах: у меня, у него, у всех. В Клонгоузе ты сочинял дворянским сынкам, [Сочинял дворянским сынкам… — Ср. «Портрет», гл. 1.] что у тебя один дядя судья, а другой — генерал. Оставь их, Стивен. Не здесь красота. И не в стоячем болоте библиотеки Марша, где ты читал пожелтевшие пророчества аббата Иоахима [Аббат Иоахим — Иоахим Флорский (ок. 1145 — ок. 1202), ит. мистик, выдвинувший модель всемирной истории из трех эпох или царств, подчиненных трем Лицам Пресвятой Троицы: царство Отца — от сотворения мира до рождества Христова, царство Сына — от рождества Христова до 1260 г., царство Св. Духа — от 1260 г. до конца времен (хотя рубежная дата 1260 г. введена не Иоахимом, а его последователем Герардино да Борго Сан-Доннино (ум. 1276)). В третью эпоху должно быть возвещено и новое откровение, Завет Св. Духа в дополнение к Ветхому Завету (Отца) и Новому Завету (Сына). Модель, осужденная в католичестве как ересь, была созвучна религиозным исканиям европейской интеллигенции начала века, и Джойс в молодости некое время увлекался ею, вслед за Йейтсом и отчасти под влиянием его рассказа «Скрижали Закона» (1897). В это же время в России Третий завет проповедовали Мережковский и его круг. Ныне идеи и движение иоахимитов вновь вызывают интерес, входя в орбиту постмодернистских деконструирующих или псевдоэзотерических фантазий на темы истории; они фигурируют в романах У. Эко «Имя розы» (1980), «Маятник Фуко» (1988) и в потоке рыночной эзотерики.]. [В стоячем болоте библиотеки Марша, где ты читал… — В «Герое Стивене» этой строчке соответствует небольшой эпизод, где, в частности, читаем: «В своих блужданиях Стивен открыл библиотеку… основанную архиепископом Маршем… и ходил туда по нескольку раз в неделю читать старинные итальянские книги Треченто». В отличие от героя, автор посетил эту дублинскую библиотеку всего дважды, 22 и 23 октября 1902 г.; читал же он там Иоахима Флорского (см. ниже).] Для кого? Стоглавая чернь на паперти. Возненавидевший род свой [Возненавидевший род свой… — Мотив мизантропии, отталкивания от окружающих как от «черни» стоит, натурально, под знаком Свифта, присяжного мизантропа ирл. культуры (хотя, кажется, эта репутация и не отвечает реальности). Джонатан Свифт (1667–1745), писатель и аббат, настоятель дублинского собора Св. Патрика, — фигура, близкая Джойсу и важная для него. Согласно «Путешествиям Гулливера», он предпочитал людскому роду лошадей, гуигнгнмов; как считали в эпоху Джойса, к концу жизни он испытывал все растущую мизантропию, перешедшую в безумие; по завещанию он оставил средства на основание психиатрической больницы в Дублине. Переход от Иоахима к Свифту — отражение упомянутого рассказа Йейтса.] бежал от них в чащу безумия, его грива пенилась под луной, глаза сверкали, как звезды. Гуигнгнм с конскими ноздрями. Длинные лошадиные лица. Темпл, Бык Маллиган, Кемпбелл-Лис, Остроскулый. [Кемпбелл-Лис, Остроскулый — прозвища о. Ричарда Кемпбелла, одного из преподавателей колледжа Бельведер, сохраненные в «Портрете художника» (гл. 4).] Отче аббат, неистовый настоятель, что за обида так разожгла им головы? Пафф! Descende, calve, ut ne nimium decalveris [Спустись, плешивец, чтобы пуще не оплешивел (лат.).]. С венчиком седовласым на главе обреченной карам вижу его себя ковыляющим вниз на солею (descende), сжимающим дароносицу, василискоглазым. [В сознании Стивена — протеические взаимопревращения двух неортодоксальных аббатов; от Свифта он возвращается к Иоахиму. Лат. цитата (несколько измененная) — из апокрифа XVI в. «Прорицания пап», который был приписан Иоахиму в том его издании (Венеция, 1589), которое читал Джойс в библиотеке Марша; в цитате — реминисценция текста 4 Цар. 2, 23–24. Глава, обреченная карам — аллюзия на преследования Иоахимова учения (не сам Иоахим, но его более радикальные последователи подверглись неоднократному осуждению в XIII в.).] Слезай, лысая башка! У рогов жертвенника хор эхом повторяет угрозу, гнусавую латынь попов-лицемеров, грузно шлепающих в своих сутанах, отонзуренных, умащенных и холощеных, тучных от тучной пшеницы. [Тучных от тучной пшеницы — Втор. 32, 12.]