А может быть, вот в эту минуту священник где-то рядом возносит дары. Динь-динь! А через две улицы другой запирает их в дарохранительницу. Дон-дон! А третий в часовне Богородицы заправляется всем причастием в одиночку. Динь-динь! Вниз, вверх, вперед, назад. Досточтимый Оккам думал об этом, непобедимый доктор. [От церковной сцены мысль Стивена переходит к совершаемому в церквах таинству евхаристии (тема о нем есть и в эп. 1; видно, что Джойс о нем думал пристально и натуралистично, концентрируясь на его физической стороне). Есть проблема: как совмещается единственность Христа со множеством совершаемых пресуществлений? Стивен воображает это множество и вспоминает, что проблему решал Вильям Оккам (ок. 1285–1349), англ. философ, один из крупнейших схоластов, прозванный «непобедимым доктором».] Английским хмурым утром чертячья ипостась щекотала ему мозги. Когда он опускал свою гостию и становился на колени он слышал как второй звонок его колокольчика сливается с первым звонком в трансепте (он поднимает свой), а поднимаясь, слышал (теперь я поднимаю) как оба колокольчика (он становится на колени) звенят дифтонгом.

Кузен Стивен [Кузен Стивен… — с заменой святого на поэта, а Стивена на Свифта — фраза, сказанная последнему его кузеном, драматургом Джоном Драйденом, после знакомства с его поэтическими попытками.], вам никогда не бывать святым. Остров святых. [Остров святых — средневековое прозвание Ирландии — «остров мудрецов и святых»: в раннем Средневековье оттуда на континент являлось много подвижников, целый ряд из коих стали святыми.] Ведь ты был прямо по уши в святости, а? Молился Пресвятой Деве, чтобы нос был не такой красный. Молился дьяволу на Серпентайн-авеню, чтобы дородная вдова впереди еще повыше задрала бы юбки из-за луж. О si, certo! [О да, бесспорно! (ит.)] Продай за это душу, продай, за крашеные тряпки, подоткнутые бабенкой. И еще мне порасскажи, еще! На верхней площадке трамвая в Хоуте один вопил в дождь: голые бабы! Что скажешь про это, а?

Про что про это? А для чего еще их выдумали?

А не набирал что ни вечер по семи книг, прочесть из каждой по две страницы? Я был молод. Раскланивался сам с собой в зеркале, пресерьезно выходил на аплодисменты, поразительное лицо. Ура отпетому идиоту! Урря! Никто не видел — никому не рассказывай. Собирался написать книги, озаглавив их буквами. А вы прочли его «Ф»? Конечно, но я предпочитаю «К». А как изумительна «У». О да, «У»! Припомни свои эпифании [Припомни свои эпифании. — Рождение этого жанра Джойс описывает в «Герое Стивене». Там развита и его эстетика, включающая такую, не слишком внятную, дефиницию: «Под эпифанией он понимал внезапное явление духовного, передающееся в вульгарности слова или жеста или же в какой-либо памятной фазе самого духа».] на зеленых овальных листах, глубочайше глубокие, копии разослать в случае твоей кончины во все великие библиотеки, включая Александрийскую. Кому-то предстояло их там прочесть через тысячи лет, через махаманвантару [Махаманвантара — великий год (санскр.), по учению индуизма, мировая эпоха длиной в 4320 млн лет.]. Как Пико делла Мирандола [Пико делла Мирандола (1463–1494) — одна из ярких фигур ит. Ренессанса, философ и ученый, юноша с огромными талантами и познаниями, с тягой к тайноведению, горделивый и амбициозный.]. Ага, совсем как кит. [Ага, совсем как кит — «Гамлет», III, 2.] Читая одну за одной [Читая одну за одной… — пародийная стилизация эссе «Пико делла Мирандола» Уолтера Пейтера (1839–1894), влиятельного английского культурфилософа, эссеиста, стилиста. Эссе вошло в его известную книгу «Ренессанс» (1873, рус. пер. 1912).] страницы одинокого однодума кого уж нет не одну сотню лет будто сливаешься заодно с тем одиночкой который как-то однажды…

Зернистый песок исчез у него из-под ног. Ботинки снова ступали по склизким скрипучим стеблям, острым раковинам, визгливой гальке, что по несметной гальке шелестит [Что по несметной гальке шелестит — «Король Лир», IV, 6.], по дереву, источенному червями, обломкам Армады [Обломки Армады. — В 1588 г. испанский флот Великая Армада был разбит англичанами, и поздней некоторые из его судов потерпели крушение у берегов Ирландии.]. Топкие окошки песка коварно подстерегали его подошвы, смердя сточными водами. Он осторожно обходил их. Пивная бутылка торчала по пояс в вязком песочном тесте. Часовой: остров смертельной жажды [Остров смертельной жажды — аллюзия на выражение «остров неутолимого голода» в Песни IV «Одиссеи».]. Поломанные обручи у самой воды, на песке хитрая путаница почернелых сетей, подальше задние двери с каракулями мелом и выше по берегу веревка с двумя распятыми на ней рубахами. Рингсенд: вигвамы бронзовых шкиперов и рулевых. Раковины людей.

Он остановился. Прошел уже поворот к тете Сэре. Так что, не иду туда? Похоже, нет. Кругом ни души. Он повернул на северо-восток и через более твердую полосу песка направился в сторону Голубятни [Голубятня — прозвание форта, где размещалась дублинская электростанция.].

— Qui vous a mis dans cette fichue position?

— C’est le pigeon, Joseph [— Кто же тебя привел в это положеньице? — Да голубь, Иосиф (фр.).]. [«Кто же тебя… Иосиф» — цитата из «Жизни Иисуса» (1884), одного из антирелигиозных сочинений, которые под псевдонимом Лео Таксиль выпустил француз Габриэль Жоган-Паже (1854–1907).]

Патрис, отпущенный на побывку, лакал теплое молоко со мной в баре Макмагона. Сын дикого гуся [Дикими гусями называли ирландских политических эмигрантов, начиная со сторонников Якова II, покинувших страну в конце XVII в.; бо́льшую часть их составляли военные, а поздней — террористы.], Кевина Игена Парижского. Отец мой был птицей, он лакал lait chaud [Теплое молоко (фр.).] розовым молодым языком, пухлая мордочка, как у кролика. Лакай, lapin [Кролик (фр.).]. Надеется выиграть в gros lots [Лотерея (фр.).]. О женской природе он читал у Мишле [Имеется в виду, вероятно, книга «Женщина» знаменитого французского историка Жюля Мишле (1798–1874).]. Но он мне должен прислать «La Vie de Jésus» [«Жизнь Иисуса» (фр.).] мсье Лео Таксиля. Одолжил какому-то другу. — C’est tordant, vous savez. Moi, je suis socialiste. Je ne crois pas en l’existence de Dieu. Faut pas le dire à mon père.

— Il croit?

— Mon père, oui.

Schluss [— Знаете, прямо обхохочешься. Я сам социалист. Я в существование Бога не верю. Только отцу моему не говорите. — А он верующий? // — Отец-то, да (фр.). // Закончили (нем.).]. Лакает.

Моя шляпа в стиле Латинского квартала. Клянусь Богом, мы же должны держаться в образе. Желаю бордовые перчатки. А ты ведь учился, верно? Чему только, ради всех чертей? Ну как же: эфхабе. Физика-химия-биология. А-а. Съедал на грош mou en civet [Похлебка из легких (фр.).], мяса из котлов фараоновых [Мясо из котлов фараоновых — Исх. 16, 3.], втиснувшись между рыгающими извозчиками. Скажи этак непринужденно: когда я был в Париже, знаете, Буль-Миш [Буль-Миш. — Изображая заправского парижанина, Стивен употребляет фамильярное название бульвара Сен-Мишель, любимого места студентов и богемы.], я там имел привычку. Да, привычку носить с собой старые билеты, чтобы представить алиби, если обвинят в каком-нибудь убийстве. Правосудие. В ночь на семнадцатое февраля 1904 года арестованного видели двое свидетелей. Это сделал другой: другой я. [«Это сделал другой: другой я» — ироническая адаптация афоризма «Государство — это я» Людовика XIV; вероятен и отзвук Флоберовой вариации этого афоризма, тоже иронической: «Мадам Бовари — это я» (постмодернистское наслоение многократной и многонаправленной иронии).] Шляпа, галстук, пальто, нос. [В ночь на семнадцатое… — реминисценция дела об убийстве, бывшего в феврале 1904 г. в ирл. газетах. Мотив преступника — двойника Стивена, возможно, связан с тем, что убийство произошло на Стивен-стрит. Комментаторы с большой фантазией видят тут серию из русских аллюзий: «другой я… пальто, нос» — на «Двойника» Достоевского, «Шинель» и «Нос» Гоголя.] Lui, c’est moi [Он — это я (фр.).]. Похоже, что ты не скучал там.

Гордо вышагивая. А чьей походке ты пробовал подражать? Забыл: кто-то там обездоленный. [Кто-то там обездоленный. — Тема обездоленности, лишенности законного достояния и наследства — важный элемент самоощущения Стивена и темы отца и сына в романе. Начало темы — в «Портрете», дальнейшее продолжение — в эп. 9, где этот мотив — одна из параллелей Стивена с Гамлетом. Ср. также «Зеркало», эп. 10.] В руках перевод от матери, восемь шиллингов, и перед самым носом швейцар захлопывает дверь почты. Зубы ломит от голода. Encore deux minutes [Еще без двух минут (фр.).]. Посмотрите на часы. Мне нужно получить. Fermé [Закрыто (фр.).]. Наемный пес! Ахнуть в него из дробовика, разнести в кровавые клочья, по всем стенкам человечьи клочья медные пуговицы. Клочья фррр фррр щелк — все на место. Не ушиблись? О нет, все в порядке. Рукопожатие. Вы поняли, о чем я? О, все в порядке. Пожапожатие. О, все в полном порядке.

Ты собирался творить чудеса, да? В Европу миссионером, по стопам пламенного Колумбана. На небе Фиакр и Скот [Фиакр и Скот — наряду с Колумбаном известнейшие из ирл. миссионеров: св. Фиакр — умер ок. 670 г.; Скот — Иоанн Дуне Скот (ок. 1266–1308), крупнейший философ-схоласт; ирл. происхождение его — спорный факт. Джойс говорит об обоих в лекции «Ирландия, остров святых и мудрецов»; образ святых в небесах на табуретках — из заметок к «Портрету» («Триестская записная книжка»).] даже из кружек пролили, громопокатываясь с латиносмеху на своих табуретках: Euge! Euge! [Славно! Славно! (греч.)] Нарочно коверкая английский, сам тащил чемодан, носильщик три пенса, по скользкому причалу в Ньюхейвене. Comment? [Как? (фр.)] Привез знатные трофеи: «Le Tutu» [«Балетная пачка» (фр.).], пять истрепанных номеров «Pantalon Blanc et Culotte Rouge» [«Белые панталоны и красные рейтузы» (фр.).], голубая французская телеграмма, показать как курьез: