— Все будет в порядке, — сказал Майлс Кроуфорд уже несколько спокойней. — Можешь не волноваться. Привет, Джек. Тут все в порядке.

— Здравствуйте, Майлс, — произнес Дж. Дж. О’Моллой, выпуская из рук страницы, мягко скользнувшие к остальной подшивке. — Скажите, это дело о канадском мошенничестве [Дело о канадском мошенничестве — слушалось в дублинском суде 17 июня 1904 г. Аферист, известный под именами Шапиро, Спаркс и Воут, сулил своим жертвам (в числе коих был некто Зарецкий) проезд в Канаду за полцены. См. также эп. 12.] — сегодня?

В кабинете зажужжал телефон.

— Двадцать восемь… Нет, двадцать… Сорок четыре… Да.

УГАДАЙТЕ ПОБЕДИТЕЛЯ

Ленехан появился из внутренних помещений с листками бюллетеней «Спорта» о скачках.

— Кто хочет верняка на Золотой кубок? — спросил он. — Корона, жокей О’Мэдден.

Он бросил листки на стол.

Крики и топот босоногих мальчишек-газетчиков, доносившиеся из вестибюля, внезапно приблизились, и дверь распахнулась настежь.

— Тсс, — произнес Ленехан. — Слышится чья-то пустопь.

Профессор Макхью пересек комнату и ухватил съежившегося мальчишку за шиворот, а остальные врассыпную бросились наутек из вестибюля и вниз по лестнице. Сквозняк с мягким шелестом подхватил листки, и они, описав голубые закорючки в воздухе, приземлились под столом.

— Я не виноват, сэр. Это тот длинный меня впихнул, сэр.

— Да вышвырни его и закрой ту дверь, — сказал редактор. — А то целый ураган поднялся.

Ленехан, нагибаясь и покряхтывая, начал подбирать листки с пола.

— Мы ждали специального о скачках, сэр, — сказал мальчишка. — Это Пэт Фаррелл меня впихнул, сэр.

Он указал на две рожицы, заглядывающие в дверную щель.

— Вон тот, сэр.

— Ладно, проваливай, — сердито скомандовал профессор Макхью.

Он вытолкал мальчишку и крепко захлопнул дверь.

Дж. Дж. О’Моллой шелестел подшивкой, что-то отыскивая и бормоча:

— Продолжение на шестой странице, четвертый столбец.

— Да, это из редакции «Ивнинг телеграф», — говорил мистер Блум по телефону из кабинета. — А хозяин?.. Да, «Телеграф»… Куда? Ага! На каком аукционе?.. Ага! Ясно. Хорошо. Я найду его.

ПРОИСХОДИТ СТОЛКНОВЕНИЕ

Когда он положил трубку, телефон снова зажужжал. Он быстро вошел и натолкнулся прямо на Ленехана, боровшегося со вторым листочком.

— Пардон, месье, — сказал Ленехан, на миг ухватившись за него и скорчив гримасу.

— Это я виноват, — отвечал мистер Блум, покорно перенося цепкий зажим. — Я не ушиб вас? Я очень спешу.

— Колено, — пожаловался Ленехан.

Он сделал смешную мину и захныкал, потирая колено:

— Ох, набирается годиков нашей эры.

— Прошу прощения, — сказал мистер Блум.

Он подошел к двери и, взявшись уже за ручку, немного помедлил. Дж. Дж. О’Моллой захлопнул тяжелую подшивку. В пустом вестибюле эхом отдавались звуки губной гармошки и двух пронзительных голосов мальчишек, усевшихся на ступеньках:

Мы вексфордские парни
В сраженье храбрецы. [Мы вексфордские парни — из баллады о восстании 1798 г. «Вексфордские парни» ирл. врача и поэта Р. Дуайера Джонсона (1830–1883).]

БЛУМ УХОДИТ

— Я должен бежать на Бэйчлорз-уок, — объяснил мистер Блум, — насчет этой рекламы для Ключчи. Надо договориться окончательно. Мне сказали, что он там рядом, у Диллона.

Какой-то миг он смотрел на них в нерешительности. Редактор, который облокотился на каминную полку, подперев голову рукой, внезапно широким жестом простер руку вперед.

— Гряди! — возгласил он. — Перед тобою весь мир. [Перед тобою весь мир. — Хотя фраза довольно обычна, комментаторы склонны видеть здесь аллюзию на последние строки «Потерянного рая» Мильтона, об Адаме и Еве после изгнания из Эдема.]

Дж. Дж. О’Моллой взял листки у Ленехана из рук и начал читать, осторожными дуновениями отделяя их друг от друга, не говоря ни слова.

— Он устроит эту рекламу, — сказал профессор, глядя через очки в черной оправе поверх занавески. — Полюбуйтесь, как эти юные бездельники за ним увязались.

— Где? Покажите! — закричал Ленехан, подбегая к окну.

УЛИЧНОЕ ШЕСТВИЕ

Оба посмеялись, глядя поверх занавески на мальчишек, которые выплясывали гуськом за мистером Блумом, а у последнего белыми зигзагами мотался под ветром шутовской змей с белыми бантиками по хвосту.

— Поглядеть на свистопляску этих разбойников, — объявил Ленехан, — и тут же загнешься. Ох, пуп с потехи вспотел! Подхватили, как тот вышагивает своими плоскостопыми лапищами. Мелкие бесенята. Подметки на ходу режут.

Вдруг с резвостью он принялся карикатурить мазурку, через всю комнату, мимо камина скольженьями устремляясь к О’Моллою, который опустил листки в готовно протянутые его руки.

— Что это здесь? — спросил Майлс Кроуфорд, словно очнувшись. — А где остальные двое?

— Кто? — обернулся профессор. — Они отправились в Овал малость выпить. Там Падди Хупер, а с ним Джек Холл. [Падди Хупер, Джек Холл — дублинские журналисты.] Приехали вчера вечером.

— Пошли, раз так, — решил Майлс Кроуфорд. — Где моя шляпа?

Дергающейся походкой он прошел в кабинет, отводя полы пиджака и звеня ключами в заднем кармане. Потом ключи звякнули на весу, потом об дерево, когда он запирал свой стол.

— А он явно уже хорош, — сказал вполголоса профессор Макхью.

— Кажется, да, — раздумчиво пробормотал Дж. Дж. О’Моллой, вынимая свой портсигар. — Но знаете, то, что кажется, не всегда верно. Кто самый богатый спичками?

ТРУБКА МИРА

Он предложил сигареты профессору, взял сам одну. Ленехан чиркнул проворно спичкой и дал им по очереди прикурить. Дж. Дж. О’Моллой снова раскрыл портсигар и протянул ему.

— Мерсибо, — сказал Ленехан, беря сигарету.

Редактор вышел из кабинета в соломенной шляпе, криво надвинутой на лоб. Продекламировал нараспев, тыча сурово пальцем в профессора Макхью:

Да, мощь и слава завлекли тебя,
Империя твое пленила сердце. [Да, мощь и слава… — из арии кастильского короля в акте III оперы «Роза Кастилии» (1857) ирл. композитора М. У. Уолфа (1808–1870).]

Профессор усмехнулся, не разомкнув своих длинных губ.

— Ну что? Эх ты, несчастная Римская Империя! — сказал Майлс Кроуфорд.

Он взял сигарету из раскрытого портсигара. Ленехан тут же гибким движением поднес ему прикурить и сказал:

— Прошу помолчать. Моя новейшая загадка!

— Imperium Romanum, — произнес негромко Дж. Дж. О’Моллой. — Это звучит куда благородней, чем британская или брикстонская [Брикстон — рабочий пригород Лондона, название которого стало символом убогой и неестественной городской жизни, лишенной корней и смысла.]. Слова чем-то напоминают про масло, подливаемое в огонь.

Майлс Кроуфорд мощно выпустил в потолок первую струю дыма.

— Это точно, — сказал он. — Мы и есть масло. Вы и я — масло в огонь. И шансов у нас еще меньше, чем у снежного кома в адском пекле.

ВЕЛИЧИЕ, ЧЬЕ ИМЯ — РИМ [Величие, чье имя — Рим. — В стихотворении Эдгара По «К Елене» (1831) есть строки: «…Ко славе, имя чье — Эллада, / К величию, чье имя — Рим».]

— Одну минуту, — сказал профессор Макхью, подняв два спокойных когтя. — Не следует поддаваться словам, звучанию слов. Мы думаем о Риме имперском, императорском, императивном. [О Риме имперском, императорском, императивном. — Ср. в «Герое Стивене»: «Греческое искусство, — объявил Хилан, — не принадлежит какому-то времени… Оно является имперским, императорским, императивным».]

Он сделал паузу и ораторски простер руки, вылезающие из обтрепанных и грязных манжет:

— Но какова была их цивилизация? Бескрайна, согласен: но и бездушна. Cloacae: сточные канавы. Евреи в пустыне или на вершине горы говорили: Отрадно быть здесь. Поставим жертвенник Иегове. [Отрадно… Иегове — свободная вариация библейских мотивов (ср., напр., Быт. 12, 7; Мф. 17, 4).] А римлянин, как и англичанин, следующий по его стопам, приносил с собою на любой новый берег, куда ступала его нога (на наш берег она никогда не ступала) [На наш берег она никогда не ступала. — Римляне не делали попыток завоевания Ирландии, но торговые отношения с ней имели.], одну лишь одержимость клоакой [Одержимость клоакой — выражение из рецензии Герберта Уэллса (в 1917 г.) на «Портрет художника в юности»: «Подобно Свифту, а также еще одному современному ирландскому писателю (комментаторы предполагают здесь Джорджа Мура. — С. X.), мистер Джойс имет одержимость клоакой».]. Стоя в своей тоге, он озирался кругом и говорил: Отрадно быть здесь. Соорудим же ватерклозет.

— Каковой неукоснительно и сооружали, — сказал Ленехан. — Наши древние далекие предки, как можно прочесть в первой главе книги Пития, имели пристрастие к проточной воде.

— Они были достойными детьми природы, — тихо сказал Дж. Дж. О’Моллой. — Но у нас есть и римское право.

— И Понтий Пилат пророк его, — откликнулся профессор Макхью.

— А вы слышали историю про первого лорда казначейства Поллса? — спросил О’Моллой. — Был парадный обед в королевском университете. Все шло как по маслу…

— Сначала отгадайте загадку, — прервал Ленехан. — Как, готовы?