Вычислить Карла было несложно, это заняло у меня один день. Проблемой стала его поимка. В Южной Каролине есть много запущенных мест, много вариантов для укрытия. В конце концов мы отыскали его в заброшенном домике у побережья. Когда он понял, что окружен, сдался без особого сопротивления.

В отличие от моего отца, Карлу не придется ждать результатов рассмотрения множества апелляций на смертный приговор. Карл — маленький и слабый человек, такой живой мертвец. Он вряд ли доживет до конца года. Вероятнее всего, его не станет уже до конца этой недели — он либо покончит с собой, либо его зарежут. Тюремное правосудие жестоко, сурово и намного более действенно, чем судебное.

И когда нужны дела, я знаю, на какое правосудие можно рассчитывать.

3

Как только мы поднялись над зоной облаков, бортпроводница предложила нам меню. Узнав наши пожелания по поводу еды и напитков, она скрылась в проходе хвостовой части. Не успел самолет полностью набрать высоту, а она уже вернулась с заказанными напитками.

«Гольфстрим» летает на высоте 15 000 метров. Это почти на 6000 метров выше, чем пассажирские лайнеры, на 6700 метров выше, чем Эверест. На такой высоте воздух более разреженный, самолет летит более плавно и с бо́льшим КПД.

Богатые люди не любят находиться в обществе бедных, даже если речь идет о полете в стратосфере. Я вновь мысленно обратился к вопросу, кто владел самолетом. Если бы он был моим, я очень тщательно выбирал бы арендаторов. Управление местной полиции уж точно не относилось бы к желанным клиентам. Проще всего было бы разузнать все у Тэйлора, но я еще не был готов задавать ему эти вопросы. Я загрузил лэптоп, открыл файл с последними минутами жизни Сэма Гэллоуэя, нажал на кнопку воспроизведения и повернул компьютер монитором к Тэйлору. Из хвоста доносился аромат говядины по-бургундски. Судя по запаху, я сделал хороший заказ.

— Смотри внимательно и скажи, что ты видишь.

— Простите, не понимаю.

— Молчи и просто смотри.

Я сделал глоток кофе. Это был «Ямайка Блю Маунтин», необычайно мягкий сорт. В этих горах идеальные условия для выращивания кофе: плодородная земля, хороший дренаж, прохладный и влажный климат. В результате получается один из лучших сортов, известных человечеству. Тэйлор пил пепси. Он даже не понимал, чего себя лишил.

В глазах у него бликовали цвета монитора. По выражению лица было понятно, что ему нелегко дается просмотр. Пару раз он сморщился, как будто бы все происходило не на экране, а с ним самим. Наверняка он, как и я, не мог не придумать свое собственное звуковое сопровождение, которое было намного страшнее, чем реальность. В его воображении сейчас слились воедино звуки из всех фильмов ужасов, которые он смотрел.

Серо-белые блики сменились на оранжево-желтые, он снова сморщился и стал тереть ладони, как будто у него горели подушечки пальцев, а он пытался их затушить. Потом оранжевый цвет сменился на черный, и он повернул монитор ко мне.

— И? — спросил я.

Тэйлор покачал головой:

— У меня не такая зарплата, чтобы иметь собственное мнение по таким вопросам, мистер Уинтер. Это точно не для человека моего уровня.

Я зевнул так наигранно, как только смог.

— Слушайте, я в полиции всего полгода. Я умею только штрафы выписывать. Я настолько незаменим, что меня отправили до самого Чарльстона вас встретить и проводить. Не знаю, заметили вы или нет, но я не в шерифской форме хожу.

Я сделал еще один глоток фантастически вкусного кофе и пожалел, что никак нельзя покурить. Сейчас как раз был момент, когда до слез хочется курить.

— Во-первых, зови меня Уинтер. Во-вторых, интересный выбор слов. Ты мог бы выбрать любое звание, но выбрал именно шерифа, верхушку пирамиды. Это значит, что ты — возможно, и не раз — стоял перед зеркалом и представлял себя в новенькой форме шерифа.

Тэйлор покраснел. Понятно, что чернокожий краснеет не так заметно, как белый, но он явно покраснел. На считаные секунды передо мной сидел не стотридцатикилограммовый великан, а школьник, который только тем и отличается, что на тридцать сантиметров выше и на двадцать килограммов тяжелее одноклассников.

— Помимо этого, — продолжал я, — ты достаточно умен, чтобы понимать, что в северной части Луизианы твои шансы равны нулю. Поэтому ты решил, что не будешь высовываться, будешь добросовестно работать и пройдешь все возможные для такого, как ты, ступеньки профессиональной лестницы, а потом, имея достаточно опыта, переедешь в более расово просвещенную часть страны.

Тэйлор отпил пепси.

— Что-то не слышу возражений, — проговорил я.

— Что плохого в том, что у меня есть амбиции?

— Совершенно ничего. Более того, обещаю, что, если ты ответишь на мой вопрос, я не стану рассказывать твоим коллегам о том, насколько ты умен.

Тэйлор опять пристально посмотрел на меня, но ничего не сказал.

— Ты ведь приемный экзамен специально написал хуже, чем мог бы, да? Тебе было нужно, чтобы твой результат не сильно отличался от среднего проходного. А ведь с легкостью мог бы сдать на высочайший балл, мог бы получить самую высокую оценку в истории отделения полиции Дейтона. Но ты не стал демонстрировать свой ум, потому что в таком случае сослуживцы чувствовали бы себя с тобой некомфортно. Предположу, что ты до мастерства отточил свою роль тупого великана. Возможностей для практики было много, так ведь?

Тэйлор не стал ничего отрицать, да это и не было нужно, потому что все было написано у него на лице.

— Джордж? — спросил я.

— Джордж, как в книге Стейнбека? — Тэйлор покачал головой. — Я думал, у вас с воображением получше.

— Ладно, вернемся к делу, — кивнул я на лэптоп. — Что думаешь?

Тэйлор вздохнул, покусал губу, покачал головой и сказал:

— Никто не заслуживает такой смерти.

— Это эмоциональный ответ. Он нам ничего не даст. Отбрось эмоции и расскажи, что ты видел.

Тэйлор хотел что-то сказать, потом заколебался и улыбнулся:

— Эмоции.

— Продолжай.

— Убийцу можно сравнить с роботом — у того столько же эмоций. Он появляется на экране, выливает на Сэма Гэллоуэя бензин, бросает на него спичку, уходит. Как будто бы это не человека он жарит, а шашлык. Он психопат. Все по учебнику.

— Ты довольно близко подошел к истине, но приза не получишь. Пока. Ты прав в одном: ключ к разгадке — отсутствие эмоций. А неправ ты в том, что наш поджигатель — психопат. Это не так.

— Как это не психопат? Он не просто убил Гэллоуэя, он его сжег. Он мог бы его убить любым другим, более быстрым способом: пустить пулю в лоб, например, но он так не поступил! Он его поджег с одной-единственной целью: он хотел, чтобы жертва страдала!

— А ты только что сложил два и два и получил пять. Иногда это хорошо, но не сейчас.

— Ну а на что тогда похоже четыре?

— Хороший вопрос.

— Вы не скажете?

— Пока не скажу.

В несколько кликов я загрузил сайт. На экране было 10:42:08. Игра в виселицу только что началась, было нарисовано только основание и вертикальная стойка. Через секунду появилась верхняя перекладина. В Дейтоне сейчас было восемнадцать минут второго. Время шло, полночь неумолимо приближалась. То, что убийца выбрал временем старта полночь, подтверждало его тягу к драматизации. Я повернул компьютер к Тэйлору.

— А что ты скажешь вот об этом?

На этот раз в глазах Тэйлора отразились белые блики — одна вспышка в секунду, как медленное, стабильное и расслабленное сердцебиение. Прошло десять секунд, двадцать. За это время повесились две фигурки. Тэйлор не сводил взгляда с экрана. Он явно глубоко задумался.

— Это своего рода обещание. Он говорит нам, что Сэм Гэллоуэй стал первым. Но не последним. Убийства будут продолжаться.

4

— Можно вопрос? — спросил Тэйлор.

Я снял наушники и открыл глаза. Вторая часть моцартовской симфонии «Юпитер» тут же превратилась в скрежет металла и потеряла свою насыщенность. Протянув руку, я выключил звук. Мы летели около часа, половина пути до Луизианы была позади, а под нами широкие пространства Алабамы готовы были сменить штат Миссисипи. Бёф бургиньон полностью оправдал мои ожидания. Он был почти под стать кофе.

Тэйлор сидел с серьезным выражением лица, и я уже знал, что будет дальше. Я этот вопрос слышал тысячу раз. История с моим отцом секретом не была, и люди не могли не любопытствовать.

Вопрос существовал в двух вариантах. Первый: как можно было не заметить? Как можно было жить под одной крышей с серийным убийцей и не знать, чем он занимался? Ответ на этот вопрос был простой. Отец был умен, умел манипулировать и вел себя очень рационально. В отличие от нашего теперешнего поджигателя, отец как раз был тем психопатом, которого описывают в учебниках. Он преподавал математику в университете, его любили студенты и коллеги. Он смог создать такую образцовую иллюзию реальной жизни, что в нее все поверили и никто ничего не заподозрил.

Второй вариант вопроса: каково это — иметь в отцах серийного убийцу? Чаще всего я задаю встречный вопрос: а каково это, когда твой отец доктор, или бухгалтер, или дворник? Этот ответ обычно воспринимается как грубость — на этом разговор заканчивается. А если бы человек задумался над моим вопросом, он бы понял, что в нем и содержится ответ.

Если вынести за скобки тот факт, что отец был серийным убийцей, он был обычным преподавателем математики, у которого были жена и ребенок. Он очень старался быть среднестатистическим человеком, интегрированным в общество. Он никогда не бил и не обижал меня или мать. Самое страшное преступление, которое он себе позволял, — отстраненность и строгость, но таких отцов — миллионы.

Пока сотрудники ФБР не ворвались к нам в дом, мы жили обычной жизнью. Есть семьи более благополучные, чем наша, но есть и менее. В нашей семье были ссоры и примирения, были праздники и хорошие времена. Плохие времена тоже, естественно, были, и их было немало. Картины Нормана Рокуэлла — это мы, но и Босх — это тоже мы. Иногда мы друг друга ненавидели, иногда — терпели, время от времени даже любили. Другими словами, самая обычная семья.

— Давай, спрашивай.

Тэйлор помедлил, что тоже было в порядке вещей в этих случаях. Он направил взор в иллюминатор и стал всматриваться в бело-голубой туман. Когда он отвлекся и повернулся ко мне, серьезное выражение лица исчезло.

— Почему у вас седые волосы?

Я засмеялся и замотал головой.

— Что? — спросил Тэйлор и снова стал похож на ребенка, заключенного в тело великана, — потерянного, неуверенного и настороженного.

— Да нет, ничего. Просто я не этого вопроса ожидал.

— Если вы не хотите отвечать, я пойму.

Я только отмахнулся.

— Седые волосы — это все генетика. Мой отец поседел, когда ему было чуть за двадцать. То же самое было с дедом. Я поседел в двадцать один.

— Я не это имел в виду. Почему вы не красите их? Вам ведь сколько — немного за тридцать? Вы можете себе это позволить. Вам же не нужно строить из себя молодого, как это делают всякие лузеры.

На этот вопрос я мог ответить с разной степенью правдивости. Самая настоящая правда снова возвращала меня в ту комнату в Сен-Квентин, где казнили отца. Его последние слова были обращены прямо ко мне. Он посмотрел мне в глаза через стекло и одними губами произнес: «Мы одинаковые». Я знаю, что он провоцировал меня, но я буду нечестен сам с собой, если скажу, что в его словах нет доли правды.

Я неспроста один из лучших криминалистов в мире. Да, я прошел хорошую школу в Куантико, но это только небольшая часть успеха. Я хороший специалист потому, что знаю образ мыслей серийных убийц. Но и это еще не все. Я не просто знаю, как они мыслят, — я могу поставить себя на их место В моей ДНК есть что-то такое, что позволяет мне быть с этими чудовищами на одной волне. И это что-то мне передал отец.

Но я не был готов делиться всем этим с Тэйлором при первой же встрече. Меньшей правдой было бы сказать ему, что я не крашу волосы, потому что так делал отец. Но и это было слишком для меня.

— Вот ты почему горбишься при ходьбе? Почему пальцы сжимаешь в кулак?

— Не понимаю, о чем вы.

— Большинство людей идут по широкой дороге жизни. Но время от времени встречаются те, кто существует с краю. Аутсайдеры. У нас с тобой больше общего, чем ты можешь себе представить.

— Ну да, сравнили, — фыркнул Тэйлор. — Вы — гениальный криминалист, и я — начинающий коп. Не сомневаюсь, нас все будут путать. И это вы еще не развернулись во всю мощь.

— Я сказал, у нас есть общее, а не то, что мы одинаковые. Это большая разница. Ты выделяешься, потому что ты размером с гору. Я выделяюсь, потому что я хороший специалист и мой отец убил пятнадцать женщин. Ты стараешься казаться меньше, поэтому горбишься и прячешь руки.

— А вы, напротив, стараетесь выделяться. Поэтому вы не красите волосы и одеваетесь, как будто гранж играете.

— Гранж? — удивился я.

— Вы понимаете, о чем я. Дизайнерские джинсы, стоптанные ботинки, футболка, кожаная куртка, волосы еще эти, — засмеялся Тэйлор. — Можно, конечно, подумать, что вы из помойки вылезли, но для создания такого образа нужно какое-то время.

Это была смешная шутка.

— Ладно, — продолжил Тэйлор. — Вот еще вопрос: у вас уже есть предположения, кто этот злодей?

— Есть пара идей, но пока я не хочу ими делиться. Не дожидаясь твоего вопроса, скажу: причина моего молчания в том, что ошибочное описание преступника — верный путь к провалу расследования. Я должен увидеть место преступления, а до этого момента даже не буду открывать рот.

— Он, по идее, умен. Непросто спрограммировать такую страничку.

— Перестань провоцировать меня.

Тэйлор проигнорировал мое замечание.

— То есть мы ищем человека с компьютерными навыками выше среднего. Я бы точно не смог сделать сайт с обратным отсчетом, не говоря уже обо всей этой виселице.

— Ты на самом деле хочешь продолжать?

Тэйлор кивнул с серьезным видом.

— Аутсорсинг, — сказал я, чем явно озадачил его. — Ты был прав только в одном: он умен. Сколько человек в Игл-Крике смогут сделать такой сайт? Скорее всего, ноль. Но так и быть, давай допустим, что двое или трое. В этом случае нужно только их найти и допрашивать до тех пор, пока кто-нибудь не расколется и не признается. Все, дело закрыто. Нет, даже если он продвинутый компьютерщик, он точно не станет рекламировать этот факт. Он гораздо умнее.

— То есть он, как и все, аутсорсит, — вздохнул Тэйлор. — Он нашел программиста где-нибудь в Мумбаи, Таиланде или на Филиппинах, который за гроши написал ему код. А мы можем потратить на его поиск год, и это все равно ничего не даст. Да, надо признать, это было тупо с моей стороны.

У Тэйлора было лицо, как у щенка, которого отругали за то, что он грыз диван.

— Не казни себя. Конечно, нам здорово облегчило бы жизнь, если бы этот парень был каким-нибудь компьютерным гением, которых в комиксах рисуют. Но, к сожалению, так просто никогда не бывает.

Тэйлор закатил глаза с видом «как будто я не знаю» и сразу стал выглядеть гораздо старше.

— А если мы не найдем место преступления, Уинтер? Что тогда?

— Найдете. Поджигатель любит устраивать шоу и работать напоказ. Он думает, что умнее нас, и захочет это продемонстрировать.

— То есть мы найдем место преступления, потому что он так хочет?

— Именно. Что ты можешь сказать мне о Сэме Гэллоуэе?

— Ничего, кроме того, что написано в документах, которые вам шериф Фортье прислал.

Я презрительно фыркнул и покачал головой.

— Что можно понять из документов? Только то, что лень родилась раньше нас. При написании отчетов все идут по пути наименьшего сопротивления. Ведь писанина отнимает уйму времени, а в сутках всего двадцать четыре часа. Никогда не верь официальным документам — это отписки.

— Хорошо.

— Сэм Гэллоуэй, — напомнил я.

— Рост метр семьдесят семь, сорок два года, черные волосы со значительной сединой.

Я еще раз наигранно зевнул:

— Скучно. Мне не нужно знать размер его рубашки, мне нужно знать, каким человеком он был. Что его мотивировало, зачем он утром с постели вставал.

— Он юрист, женат двадцать лет, трое детей — сын и две дочери.

— Ну вот, уже теплее. Враги у него были? Дети-наркоманы?

— А мне откуда знать?

— Оттуда, что в Игл-Крике живет меньше десяти тысяч человек, и Сэма только что убили. Это значит, что сейчас по городу гуляют самые разные слухи.

— Полицейские должны работать с фактами, а не со слухами.

— Узнаю чей-то поучающий голос — должно быть, Фортье?

Тэйлор кивнул.

— Забудь, что говорит Фортье. Полицейские работают не с фактами, а с информацией. Факты — это, конечно, прекрасно, но слухи могут быть не менее полезны.

Тэйлор немного подумал и покачал головой:

— Не слышал, чтобы у него были связи на стороне. Брак был крепкий. Дети тоже чисты. Им от десяти до пятнадцати лет, и они совершенно нормальные — ни наркотиков, ни арестов, ни ранних беременностей. Что касается работы, то Гэллоуэй занимался самым скучным аспектом права — разводы, наследства, собственность и все в таком духе. Он не в уголовной сфере работал, где можно было бы нажить кучу врагов.

— Ну, одного он все-таки нажил.

— Может, это было случайное убийство?

— Нет, не случайное. Совершивший это преступление человек — хорошо организованный серийный убийца. Он ничего не делает без причины.

— Разве не нужно убить хотя бы троих человек, чтобы получить статус серийного убийцы?

— Это мелочи. Поверь мне, он серийный убийца. Помнишь видео, которое пришло вместе с письмом? Я так понимаю, вы его проверили?

— Не я лично, но да, его смотрели подробно.

— И ничего не нашли?

— Ничего, — медленно покачал головой Тэйлор.

Я потер руки.

— Ладно, готов немного повеселиться? Лучше пристегнись.

— Что вы задумали? — подозрительно прищурился Тэйлор.

— И бортпроводнице скажи, чтобы пристегнулась.

— Вы же сами говорили, что ремни безопасности ничем не помогут.

— Я сказал, что они не помогут, если мы будем падать. Заверяю тебя — в ближайшее время мы точно падать не будем.

Я вскочил с сиденья и пошел в переднюю часть самолета. После 11 сентября пилоты пассажирских самолетов обязаны запирать дверь кабины. Но мы-то были не в пассажирском самолете, здесь правила были другие. Для богатых — свои законы. Я отрывисто постучал в дверь и вошел.

Пилоту было около шестидесяти, и по всему его виду было понятно, что он — бывший военный. Он оценивающе рассматривал меня, обернувшись через плечо и пытаясь понять, друг я или враг. Или сумасшедший.

— Чем могу вам помочь?

Я улыбнулся:

— Послушайте, не хочу показаться бесцеремонным, но, по сути, вы сейчас просто водитель шикарного такси. Согласны? Единственная разница в том, что водить такси в Нью-Йорке гораздо опаснее.

Он прищурился и заговорил более прохладно:

— Что конкретно вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что у вас в руках — самая лучшая игрушка для мальчиков. В ней веселья — на пятьдесят миллионов долларов, а вы летите так, будто везете группу пенсионеров на пляж во Флориду. Это же просто убийственно скучно.

Лицо пилота и все его тело расслабилось. Он понимающе улыбнулся.

— Да, сэр, бывает так, что становится несколько однообразно.

— Тогда почему бы до пункта нашего назначения нам не полететь так, как если бы это был ваш самолет?