— Я не могу этого сделать.

— Конечно, можете. Более того, готов поклясться, что каждый раз, когда вы садитесь за штурвал, вы мечтаете именно об этом. По сравнению с истребителем летать на этом самолете неимоверно скучно.

— Откуда вы знаете, что я управлял истребителем?

— Считайте, что у меня есть дар.

Я заговорщически улыбнулся. Пилот какое-то время смотрел на меня, а потом по его лицу медленно расплылась улыбка.

— Возвращайтесь в кресло, пристегнитесь и крикните мне, когда будете готовы.

Я бегом вернулся на место, пристегнулся и улыбнулся Тэйлору.

— Ты себе не представляешь, сколько раз я мечтал об этом, когда работал в ФБР.

— Что, черт возьми, вы затеяли, Уинтер? — Тэйлор затянул свой ремень так туго, насколько это было возможно.

— Увидишь. Готовы! — заорал я пилоту. — Мы здесь, все готовы.

От первой бочки у меня перехватило дух.

5

На подлете к Дейтону самолет снизился, и я смог рассмотреть округ во всей красе. Мы пересекли границу между Арканзасом и Луизианой на высоте всего девятисот метров, и можно было получить представление о рельефе, но без тех деталей, которые видны с трехсот метров. Мы пролетали леса, озера, фермы и холмы, которые никак не спутаешь с горами, и россыпи маленьких городков, соединенных двухполосными дорогами. Места было много, а людей довольно мало.

Считается, что у каждого штата есть своя изюминка, но все же у некоторых штатов она сильнее выражена. Луизиана — в тройке лидеров. Этой индивидуальностью гордятся и носят ее, как почетную медаль. Во-первых, это единственный штат, который поделен не на округа, а на приходы. Луизиана сложилась на месте испанских и французских колоний, и такое административное деление имеет римско-католические корни.

Французское и испанское влияние не ограничивается географическими рамками. Его можно увидеть в архитектуре, кухне и других проявлениях, заметных и не очень, которые и делают Луизиану столь непохожей на остальные сорок девять штатов.

Первое, что удивило меня в Дейтоне, — это отсутствие болот. Луизиана обычно ассоциируется с болотами и аллигаторами, каджунской кухней и Марди Гра. Фермы как-то не приходят в голову, хотя именно их я и видел — лоскутки полей разных оттенков зеленого и коричневого.

Дейтон расположен на шестьдесят метров выше уровня моря, а некоторые районы Нового Орлеана — на два метра ниже. Этот простой критерий делит штат на северную и южную части. По ощущениям, мы летели где угодно, но не над той Луизианой, которую я себе представлял.

Игл-Крик находился в самой южной части прихода Дейтон, в шестнадцати километрах к северу от шестиполосного шоссе I-20, которое пересекает северную часть штата с востока на запад. Город был организован так же, как тысячи других маленьких городов. Офисы, заводы и торговый центр находились на внешнем кольце, где земля была дешевле. Вокруг среднего кольца жили люди — там располагались многоквартирные и отдельно стоящие дома, школы, культурные центры, парки и стадион детской бейсбольной лиги. В центре находились административные здания.

К югу от шоссе раскинулись обширнейшие территории заброшенного нефтеперерабатывающего завода: серый бетон, выжженная земля и тонны стали сверкающих на летнем солнце конструкций из трубопроводов и емкостей. Параллельно шоссе I-20 шла железная дорога, делившая город четко напополам. Одна, уже не используемая железнодорожная ветка вела к нефтеперерабатывающему заводу.

В северо-западной части города, в идеально зеленом районе, стояли большие и дорогие дома. Они были достаточно удалены от шумного шоссе, от неприглядного старого завода, зато находились в непосредственной близости от полей для гольфа.

Мы повернули направо и оказались недалеко от аэродрома Игл-Крика. Несколько мгновений мы летели так низко над полями, что казалось, можно вытянуть руку и коснуться травы. Именно в такие моменты остро хочется верить, что пилот хорошо знает свое дело. Откуда ни возьмись появилась взлетно-посадочная полоса, и мы плавно приземлились.

Проехав мимо выставленных в ряд маленьких частных самолетов, мы въехали в ангар, который стоял в отдалении от других зданий. Как и «Гольфстрим», он был выкрашен в белый цвет, на нем не было никаких опознавательных знаков. Внутри него находились вертолет и черная патрульная машина, принадлежавшая, судя по надписям на ней, Дейтонскому отделению полиции. «Гольфстрим» подкатился к машине и остановился, заглушив моторы.

Было почти три часа дня. Перелет из Чарльстона до Игл-Крик занял ровно два часа. Я представил себе черный фон и белые цифры, ведущие обратный отсчет:

...
09:06:34

Выходя, мы попрощались с пилотом и бортпроводницей и сошли вниз. Меня тут же накрыла жаркая волна, как будто мы приземлились в тропиках. И пахло здесь соответствующе: керосином и изнемогающей под пеклом растительностью.

Я забрался в патрульную машину и сел на пассажирское сиденье. Тэйлор протиснулся на место водителя. Разделительной перегородки не было, и его кресло было отодвинуто назад насколько возможно, но все равно казалось, что Тэйлор пытается сесть в игрушечную машинку. Моя сумка и лэптоп были на заднем сиденье. Тэйлор завел мотор.

— Cью? — спросил я. — Ты мальчик по имени Сью.

— Вы о чем?

— О песне Джонни Кэша.

— Моим родителям больше нравится Мотаун.

— Ну, тогда Марвин? В честь Марвина Гэя. Марвин Тэйлор. Да, мне кажется, это хорошее сочетание.

Тэйлор засмеялся. Мы выехали из ангара, и звук двигателя стал больше похож на приглушенный рокот, чем на тарахтение. Солнечный свет заливал все вокруг, и я надел очки.

— Оставьте вы эту затею, Уинтер. Все равно не догадаетесь.

— Это похоже на вызов.

— Это не вызов, это факт.

— А ты готов свои слова подкрепить деньгами? Пятьдесят долларов.

— Пятьдесят? Это несерьезно. Как насчет двухсот?

— Ты уверен, что можешь позволить себе потерять двести долларов при твоей зарплате?

— Я точно не проиграю, — с утробным смехом сказал Тэйлор.

— Хорошо, вот тебе условия пари. Если я не угадаю твое имя к моему отъезду, я буду счастлив заплатить тебе двести баксов.

Я протянул руку, и Тэйлор снова мягко утопил ее в своей ладони.

— Можете прямо сейчас платить, Уинтер. Незачем зря терять время и силы.

Я улыбнулся и откинулся на спинку сиденья, наслаждаясь теплыми лучами солнца на лице.

— Будешь смеяться, я только что хотел сказать тебе то же самое.

6

Выехав с аэродрома, уже через пять минут мы были на главной улице города — Мейн-стрит. Мы двигались с юга на север и ни разу не превысили скорость. Первым зданием была церковь, а на первом же билборде красными полутораметровыми буквами было написано: «ИИСУС УМЕР ЗА ТЕБЯ! ТЫ ГОТОВ УМЕРЕТЬ ЗА НЕГО?»

Обычно, стоит только забраться так глубоко на юг, тебя со всех сторон обступает нищета. Маленькие города просто вымирают, как после чумы, и это факт. Повсюду заброшенные, полуразрушенные здания, сплошь и рядом видишь заколоченные окна и двери магазинов. Частные дома — обветшалые, с грязными, запущенными лужайками и заржавевшими заборами из проволоки.

Но в Игл-Крике все было совершенно иначе. Куда ни посмотри, везде свежеокрашенные строения, окна которых блестят чистотой. Дорога настолько ровная и гладкая, как будто ее перекладывали неделю назад.

Парк в центре города располагался в окружении сверкающих под полуденным солнцем зданий — больших и серьезных сооружений серого и белого цвета, так контрастирующих с приземистыми двухэтажными домами на всем протяжении Мейн-стрит. Это были здания суда, мэрия и библиотека.

Центральное отделение полиции Игл-Крика находилось по соседству со зданием суда. На парковке перед ним стояли несколько патрульных машин и внедорожник. Окружная полиция явно подсуетилась в свое время и закрепила за собой черный цвет, в который окрашиваются машины и форма, поэтому городскому управлению пришлось довольствоваться желтым. Черная машина смотрится более выигрышно. Как и все остальные объекты Мейн-стрит, автопарк полицейского управления сверкал так, как будто только что сошел с конвейера.

В центре парка стоял белый памятник какому-то строгому мужчине, и рядом на флагштоке висел национальный флаг. Ветра не было совсем, и флаг просто безжизненно свисал с флагштока. Его цвета были настолько яркими, что слепили глаза. Трава была пострижена так идеально, что хоть в гольф на ней играй.

Мы продолжали продвигаться на север, и здания снова сменились на двухэтажные. На первых этажах располагались магазины, на втором — квартиры. Полицейский участок окружного управления располагался в большом здании в северном конце Мейн-стрит.

Тэйлор въехал на парковку за зданием и встал рядом с другими полицейскими автомобилями. Слева от нас их было четыре, а справа — пять. Модельный ряд представляли седаны и внедорожники, при этом самой старой машине было года два, не больше. Подобный автопарк предполагал инвестиции в размере сотен тысяч долларов.

На другой стороне парковки в два ряда стояли автомобили, не принадлежащие полицейскому управлению. Среди них новых машин не было. По большей части им было больше пяти лет. Почти все были американского производства самых разных марок, моделей и состояний. За одними хозяева ухаживали любовно и ревностно, а другие машины явно требовали внимания.

Выйдя из машины, мы оказались в самом пекле. По моим предположениям, было не меньше сорока градусов. Полуденное солнце жарило так, что было трудно дышать. Я вспотел, не успев даже пересечь парковку. Оказавшись в спасительной прохладе кондиционируемого помещения, я вытер капли пота со лба. Было и впрямь очень жарко, но убивала не жара, а влажность.

Диспетчер за стойкой сообщил, что шериф Фортье нас ждет. Тэйлор повел меня через лабиринт коридоров к двери из дымчатого стекла и нанесенной трафаретом надписью: «Шериф Питер Фортье». Тэйлор постучал, и голос по ту сторону велел нам войти.

Оформление офиса Фортье было безукоризненно. Впрочем, то же самое можно было сказать и про остальные помещения участка. Львиную долю пространства занимал аккуратный дубовый стол и большое кожаное кресло. Лотки с входящими и исходящими документами были в полном порядке. Побеленные стены были и в самом деле белыми, а люминесцентную лампу явно недавно мыли.

Одна из стен была занята фотографиями лодок и рыб. На каждой из них присутствовал Фортье — либо стоя за штурвалом в потертой голубой кепке с вышитым красным якорем, либо в той же кепке, но уже демонстрируя дневной улов. Я заметил огромную разницу между хмурым человеком, сидящим сейчас за дубовым столом, и улыбающимся загорелым рыбаком на фотографиях.

Фортье вышел из-за стола и пожал мне руку. У него была медвежья хватка, и я был готов услышать хруст костей. Он исподтишка осмотрел меня с ног до головы, явно стараясь сделать это незаметно для меня. Но я привык, что меня рассматривают, поэтому никаких отрицательных эмоций не испытал.

Пока Фортье осматривал меня, я наблюдал за ним. Ему было около пятидесяти пяти, рост метр шестьдесят пять, то есть на десять сантиметров ниже меня и на целых тридцать пять сантиметров ниже Тэйлора. Поставь нас в ряд — и мы были бы похожи на трех медведей. У него были седые волосы и красноватая кожа, загоревшая за время долгих рыбалок. Кожа была упругая, сияющая, на щеках — румянец. Форма была в безукоризненном состоянии, сидела на нем идеально. Ботинки были вычищены до блеска.

При этом он выглядел уставшим, как будто из него выбили всю мощь. Вряд ли он будет выдвигать свою кандидатуру на пост шерифа на следующий срок. И даже если раньше у него были другие планы, случай с Сэмом Гэллоуэем склонил чашу весов в другую сторону. Ему явно хотелось забыть о проблемах реального мира, чем он, скорее всего, и занимался, рассматривая целыми днями фотографии на стене и мечтая о том, чтобы всю оставшуюся жизнь ловить марлинов и пить бурбон.

— Спасибо, что нашли возможность приехать так быстро, — сказал Фортье.

— Пожалуйста.

— Должен признать, я удивлен. Когда я писал вам, я почти что не рассчитывал на успех. Я знаю, что вы работаете с серийными убийцами, а в нашем случае он не серийный… Но я знал, что вы в Южной Каролине, и, раз уж от Чарльстона до нас всего один небольшой перелет, я подумал, а почему бы и нет. Я ничего не теряю. В общем, если мы чем-то можем помочь или вам что-то понадобится, только скажите.

Речь звучала заранее отрепетированной, будто он все утро ее повторял.

— Серийные преступники, — сказал я.

— Не понял?

— Любые серийные преступники — я работаю со всеми: похитители детей, насильники, поджигатели, убийцы. Неприятно приносить плохие новости, но и в вашем случае речь идет именно о серийном убийце.

— Как вы это поняли?

— Потому что убийство Сэма — театральное представление. Вот вам вопрос: что случится, когда обратный отсчет закончится на нуле? — по его выражению лица было видно, что этот вопрос уже приходил ему в голову, и он пришел к тому же ответу, что и я. — Если его не поймать, причем быстро, он будет убивать снова и снова. Он будет продолжать до тех пор, пока его не остановят. Поверьте, Сэм — это только начало.

— То есть вы не думаете, что это разовый случай?

— Без вариантов.

Фортье на глазах как будто уменьшился в размерах. Очевидно, он надеялся на другой ответ. В то же время ничего из сказанного мною не стало для него сюрпризом. Если бы это убийство было разовым, это облегчило бы ему жизнь. Одно убийство — это, безусловно, головная боль, но серия грозила стать настоящим кошмаром.

— Как отреагировала пресса? — спросил я.

— Пока все тихо. В городе выходит еженедельная газета «Вестник Игл-Крика». Ее чуть ли не в одиночку издает Гарри Спиндлер, и он чаще пьет, чем пишет. Следующий номер выйдет только на следующей неделе. И если к тому времени у него будет что поместить на первую полосу, у нас никаких проблем возникнуть не должно.

— А окружная пресса?

— Ближайшие крупные города — Шривпорт и Монро. В Игл-Крике редко что-то происходит, поэтому сомневаюсь, что тамошние журналисты найдут наш город на карте.

— Но наш случай грозит стать исключением.

— Я уверен, что, если они появятся здесь, я все улажу.

Я не сомневался, что так оно и будет. Мой опыт говорил о том, что среднестатистический шериф на пять процентов является полицейским и на девяносто пять — политиком. Хоть Фортье и производил впечатление человека в безнадежной ситуации, он накопил достаточно опыта, чтобы, не напрягаясь, общаться с прессой.

— Задача — избежать огласки дела как можно дольше, — сказал я. — Этому парню нужна аудитория, а если мы оставим его без зрителей, то, возможно, заставим его совершить какую-нибудь глупость для привлечения внимания. А чем больше ошибок он совершит, тем легче будет его поймать.

Фортье улыбнулся и на долю секунды превратился в себя тридцатилетней давности — амбициозного и целеустремленного мужчину, не ограничивающегося мечтами о рыбацком счастье.

— Сделаю, что смогу.

— То же касается и сайта. О нем никто не должен знать, потому что он тоже служит для привлечения внимания. На данный момент кто знает о его существовании?

Улыбка тут же исчезла, и передо мной снова стоял пожилой человек, мечтающий о марлинах и бурбоне.

— Слишком многие. Все отделение, и я сказал начальнику полиции. И конечно, мэр — ему нельзя было не сказать.

— Наша задача — свести ущерб к минимуму. Попросите никого не распространяться на эту тему. Сомневаюсь, что все так и сделают, но мало ли.

— Лошади в любом случае выскочат из незапертой конюшни, — покачал головой Фортье. — Надо было мне все продумать.

— Судя по тому, что у вас на парковке не высадился десант СМИ, они еще не знают о сайте. Он заинтересовал бы их гораздо больше, чем убийство адвоката, это точно. Кто знает, может, и удастся избежать утечки информации. — Я немного подумал и добавил: — Глупый вопрос, но я правильно понимаю, что в городе уже все знают об убийстве Сэма Гэллоуэя, так?

— А вы как думаете? — фыркнул Фортье.

— В таком городке, думаю, было бы чудом, если бы не знали. А в чудеса я не верю.

— Мы еще ваш гонорар не обсудили.

— Не волнуйтесь. Я обычно исхожу из цифры, которую люди могут себе позволить. Для меня дело важнее денег. Обещаю, я вас не разорю.

— Хотел бы я посмотреть на вашу попытку, — захихикал Фортье.

— В каком смысле?

Шериф отмахнулся от моего вопроса.

— Пришлите чек, когда закончите, и включите в него все свои расходы. Я так понимаю, вам понадобится какое-то время на раскачку, прежде чем вы готовы будете дать нам поисковый портрет.

Я посмотрел на Тэйлора, подождал, пока он поймает мой взгляд, и сказал:

— Офицер Тэйлор меня уже раскачал во время полета. Я готов озвучить портрет в любое удобное вам время.

7

Шериф Фортье провел нас по коридору и остановился перед такой же дымчатой дверью с такой же золотой надписью, как и у него. Только эта надпись гласила: «Капитан Энтони Шеперд, уголовный розыск». Шериф постучал в дверь и вошел. Шеперд говорил по телефону. Взглянув на нас, он дал понять, что заканчивает разговор, и через несколько секунд повесил трубку.

Мы прошли процедуру знакомства и рукопожатий. Шеперд не стал исключением и с любопытством уставился на меня. Ему было около сорока пяти, он был строен, подтянут, черные с проседью волосы напомнили мне соль с перцем. Усы были аккуратно подстрижены, он носил очки в черной толстой оправе. На нем был коричневый костюм из льняной полосатой ткани, белая рубашка и красный галстук.

В отличие от Фортье, у Шеперда было еще немало пороха внутри. Я не удивился бы, если бы узнал, что он иногда пробирается в офис Фортье и примеривается к его большому кожаному креслу.

Шеперд выглядел напряженным, но причина лежала на поверхности. В Дейтоне последний раз человека убивали десять лет назад. За весь прошлый век было зафиксировано всего двадцать убийств — одно в пятилетку. И все прошлые убийства были совершены людьми, которые были знакомы с жертвами, — мужем, братом, другом. Два раза жены убили мужей. Ничего необычного — в большинстве случаев жертвы знают убийц.

Убийство Сэма Гэллоуэя было не похоже ни на одно из них. Хотя на двери Шеперда и висела красивая золотая табличка с его именем, но в реальности отдел уголовного розыска дейтонской полиции состоял из Шеперда и двух следователей, и, в основном, им приходилось заниматься редкими случаями краж со взломом и продажей наркотиков старшими школьниками.

— Мистер Уинтер готов дать поисковый портрет, — сказал Фортье.

— Так скоро?

— Я работаю быстро, — сказал я и почувствовал, как Тэйлор сверлит мне глазами затылок. — И, пожалуйста, зовите меня просто Уинтер. Когда слышу «мистер», чувствую себя старым.

— Пусть будет Уинтер. Нам будет удобнее в соседнем кабинете. Там больше места.

Фортье взглянул на часы.

— К сожалению, сейчас у меня встреча. Тони, ты мне обо всем расскажешь.

— Да, сэр.

На этот раз Фортье правой рукой пожал мне руку, а левой похлопал по плечу. Так обычно делают политики, как бы говоря: «Я к вашим услугам».

— Уинтер, было очень приятно познакомиться. И не забывайте о том, что я сказал. Если вам что-то понадобится, только скажите.