Он шутил в своей обычной манере, приобретенной на восточном побережье. Так он общался с теми, кто не мог равняться с ним в остроумии — то есть со всеми. Майкл Голдберг был во всех смыслах умницей — почти гением: он читал все и обладал громадной эрудицией, с ним всегда было весело (при условии, что ты ему нравишься). Мальчик сильно пострадал при родах, и с тех пор так и оставался худосочным и физически слабым, из-за чего сверстники прозвали его «Сморчок», в надежде хоть так принизить его интеллектуальное превосходство.

Порой Майкл и Мэгги ездили в школу вместе. Сегодня обоих подвез автомобиль городского отдела Секретной службы, поскольку отец Майкла был министром финансов. В этой школе не было детей обычных родителей, так что и проблемы возникали особые. Например, по окончании занятий учителя спрашивали у каждого, кто его сегодня заберет: безопасность детей была здесь заботой первостепенной важности.

— Мистер Дивайн, — ответила Мэгги педагогу, дежурившему у выхода из аудитории. Его звали Гестир, а преподавал он иностранные языки — французский, русский и китайский. Ученики прозвали его «Le Pric».

— И Джолли Чолли Чакли, — докончил Майкл Голдберг. — Секретная служба, наряд номер девять, городской «линкольн», лицензия СК-519, Северный вход, Пелам-Холл. Им предписано доставить moi в целости и сохранности, поскольку колумбийские бандиты угрожают отцу. Au revoir, mon professeur.

В школьном журнале дежурного 21 декабря была сделана соответствующая запись: «М. Голдберг и М. Р. Данн. Забирает Секретная служба. Северный вход, Пелам, в три часа».

— Вперед, Двибо Дидо. — Майкл Голдберг с силой пихнул приятельницу в спину и пропел: — «У меня быстрый автомобиль. Ха-ха! Мы смоемся отсюда за тысячу миль».

«Как он может не нравиться? Ну кому еще придет в голову назвать меня Двибо Дидо», [Игра слов. Название фирмы «Фидо Дидо» переделано в «Двибо Дидо».] — подумала Мэгги. — «Только Сморчку Голдбергу».

Слежка за ребятами началась сразу же, как только они вышли из зала. Никто ничего не заметил: это был мастерски выверенный план.

Глава 4

То утро стало незабываемым для мисс Вивиан Ким. Она задумала воссоздать на уроке Уотергейтский скандал. Питомцы обожали умную, красивую, артистичную учительницу истории США и с удовольствием дважды в неделю посещали ее уроки, где она разыгрывала скетчи на исторические темы, а иногда поручала это сделать ученикам. Получалось здорово, и никто никогда не скучал на этом предмете.

Итак, в тот день урок был посвящен Уотергейту. Мэгги Роуз Данн и Майкл Голдберг учились в третьем классе. Никто не подозревал, что за классной комнатой ведется наблюдение.

Вивиан Ким поочередно представляла генерала Хейга, Х. Р. Холденена, Генри Киссинджера, Дж. Гордона Лидди, президента Никсона, Джона и Марту Митчеллов, Джона и Морин Дин. Она великолепно изобразила всех — и Лидди, и Никсона, и генерала Хейга, но особенно удались чета Митчеллов и Морин Дин.

— Президент Никсон ежегодно обращался к согражданам с речью о положении в стране, — рассказывала мисс Ким. — Многие чувствовали, что он лжет, а когда государственный лидер допускает ложь, он совершает тяжкое преступление, поскольку люди доверились ему, полагаясь на его честность, на его слово.

Двое ребятишек засвистели и заулюлюкали — они участвовали в представлении. Мисс Ким допускала и даже поощряла такого рода вольности.

— Ваша реакция оправданна, — она возвысила голос, — потому что в тот момент мистер Никсон обращался к народу, к таким же людям, как вы и я.

Она распрямила плечи и выпятила грудь, а лицу придала мрачное выражение. Начиналось представление президента Никсона. Мисс Ким начала раскачивать головой.

— Хочу, чтобы вы знали… Я не намерен отказываться от дела, которое поручил мне народ Соединенных Штатов, избравший меня.

Вивиан Ким соблюдала все паузы, сделанные Никсоном в той памятной речи. Они напоминали музыкальные паузы в плохой, но душещипательной опере.

Двадцать учеников затаили дыхание — учительница полностью завладела их вниманием. Своего рода педагогическая нирвана, пусть даже непродолжительная. Мисс Ким наслаждалась этой минутой.

Тук, тук, тук — в дверное стеклянное окошечко кто-то постучал, и чары тут же развеялись.

— Свист, улюлюканье, — пробормотала мисс Вивиан. — Кто там? Войдите!

Деревянная дверь медленно отворилась. Кто-то пропел мелодию из «Кошмара на улице Вязов». Медленно, как будто стесняясь, бочком в класс зашел мистер Сонеджи. Напряженные лица детей прояснились.

— Есть кто-нибудь дома? — тоненьким писклявым голоском поинтересовался мистер Сонеджи.

Класс взорвался смехом.

— О! Все дома, — заключил учитель. Гэри Сонеджи преподавал математику и информатику — предметы, по популярности превосходившие даже историю мисс Ким. Крупный мужчина с лысиной и опущенными книзу усами, в ученических очках на массивном носу не пользовался успехом у женщин, зато был любим учениками. Этот вдохновенный педагог был вдобавок мастером видеоигр «Нинтендо». Ученики прозвали его «Мистер Чипс».

По пути к столу мисс Ким он поздоровался с некоторыми учениками, назвав их по именам. Оба педагога принялись вполголоса что-то обсуждать. Мисс Ким, стоявшая спиной к классу, казалась особенно хрупкой на фоне массивного мистера Сонеджи, в котором было без малого шесть футов роста.

— Мэгги Роуз и Майкл Голдберг, подойдите сюда, пожалуйста. Возьмите свои вещи.

Недоуменно переглянувшись, дети со своими рюкзаками направились к выходу. Класс начал перешептываться, некоторые подавали реплики в полный голос.

— Спокойно! Еще не перемена! — утихомиривала мисс Ким расходившихся питомцев. — Урок не кончен, уважайте наши правила!

Мэгги и Майкл, ниже девочки на четыре дюйма, подошли к учительской кафедре, и мистер Сонеджи, доверительно наклонившись, вполголоса проговорил:

— Ребята, тут возникла одна проблема, — он всегда был мягок и тактичен с детьми, — точнее, маленькая загвоздка. Ничего серьезного.

— Сомневаюсь, — покачал головой Майкл. — А в чем конкретно состоит проблема?

Мэгги Роуз молчала, сдерживая невесть откуда возникший страх. Что-то случилось, что-то не так… У нее похолодело где-то на дне желудка. Мамуля всегда говорила, что Мэгги слишком впечатлительная, поэтому девочка старалась казаться невозмутимой, холодной, непроницаемой особой.

— Нам позвонили из Секретной службы, — пояснила мисс Ким. — Им передали угрозы в ваш адрес. Конечно, это дурацкий розыгрыш. Но на всякий случай мы решили отправить вас домой. Просто потому, что так полагается. Вы же знаете, что такое дисциплина.

— Уверен, что к ленчу вы успеете вернуться, — бодро заявил мистер Сонеджи, но в голосе его прозвучало сомнение.

— А что за угрозы? — робко поинтересовалась Мэгги. — Угрожали отцу Майкла? Или моей маме?

Мистер Сонеджи ободряюще похлопал Мэгги по плечу. Не в первый раз педагоги дивились интеллекту и выдержке своих учеников.

— Да ничего особенного, все как всегда. Говорится многое, но до дела в таких случаях не доходит. Своеобразная попытка привлечь внимание к своей особе. Это, безусловно, не совсем нормальный человек. — Мистер Сонеджи изобразил некоторую озабоченность состоянием звонившего, в то же время показывая, что детям нечего опасаться.

— Тогда зачем нам тащиться домой, аж в Потомак? — Майкл Голдберг выразительно жестикулировал и гримасничал, изображая адвоката. Он очень напоминал своего отца, министра финансов.

— На всякий случай вы должны быть в безопасном месте. Все понятно? Спорить с тобой, Майкл, я не намерен. — Мистер Сонеджи умел в случае необходимости проявить твердость.

— Нет, не совсем понятно, — нахмурился Майкл. — «Нам нет пути, Хосе Кансеко». Серьезно, мистер Сонеджи, разве это справедливо, что мы должны скрываться? Почему бы людям из Секретной службы не побыть с нами, пока не кончатся занятия?

— По-видимому, это не входит в их планы, — пояснил учитель, — а правила здесь устанавливаю не я.

— Думаю, мы готовы, — робко вмешалась Мэгги. — Идем, Майкл, не спорь, видишь, все уже решили за нас.

— Да, дело решенное, — с ободряющей улыбкой заявила мисс Ким. — А домашнее задание придется прислать по почте.

— Вот спасибо! — в унисон засмеялись дети. И мисс Ким оставалось лишь весело отшутиться.

В пустынных коридорах школы их видел только один человек — чернокожий вахтер Эммет Эверетт. Опершись на щетку, он наблюдал, как троица брела по коридору. Он был последним, видевшим их вместе.

Выйдя из школы, они направились к стоянке машин, скрытой от глаз стройными березами и кустарником. Ботинки Майкла стучали по булыжнику школьного двора.

— Ай да башмачки. — Мэгги решила поиздеваться. — В жизни таких дурацких не видела.

Майклу было нечего возразить — родители покупали ему непритязательные вещи у «Братьев Брукс».

— Что прикажете носить, мисс Глория Вандербильт? — парировал он слегка обиженно. — Розовые кроссовки?

— Ну да, розовые кроссовки, — развеселилась Мэгги, — на худой конец салатовые. А ты напялил башмаки для похорон, Сморчок.

В тени дубов и вязов, доходивших до крыши административного корпуса, близ спортивного зала, откуда доносился стук мячей, стоял голубой фургон. Туда и привел ребят мистер Сонеджи.

— Ну, друзья, прыгайте назад, — скомандовал учитель, открывая им дверцу и снимая очки, постоянно сползавшие с носа.

— Мы едем домой? — поинтересовался Майкл.

— Простите, сэр, что «мерседес» не подан, — шутливо раскланялся учитель. — Мы будем действовать по инструкции, полученной мной по телефону от мистера Чакли.

— Мистера Джолли Чолли Чакли, — уточнил Майкл, называя прозвище, придуманное им для секретного агента.

Садясь в машину, Сонеджи резко захлопнул дверцу:

— Секундочку, ребятки.

Он зарылся в какие-то коробки, сваленные на переднем сиденье в беспорядке, не свойственном педантичному учителю математики. Через минуту он обернулся, и дети застыли от ужаса: Сонеджи был в безобразном противогазе из черной резины и держал в руках что-то вроде миниатюрного огнетушителя.

— Мистер Сонеджи! Мистер Сонеджи? — От волнения голос Мэгги сделался визгливым. Она в ужасе закрыла лицо руками. — Перестаньте! Прекратите пугать нас!

Учитель направил предмет прямо в лица детей.

— Что это вы делаете? — воскликнул Майкл, не успевший толком испугаться.

— Получай, гениальный ребенок. Ты мне надоел.

Он выпустил из баллончика сильную струю хлороформа. Вокруг детей, распластанных на заднем сиденье, расплылось целое газовое облако.

— Отлично, — тихо пробормотал мистер Сонеджи. — А теперь вперед. И никто ничего не узнает.

В этом и состояла вся прелесть: никто никогда ничего не узнает.

Сонеджи завел двигатель и тронулся, напевая «Волшебный автобус». У него было прекрасное настроение. Помимо всего прочего, он намеревался стать первым в истории Америки профессиональным похитителем детей.

Глава 5

Очередной срочный звонок в дом Сандерсов раздался в четверть одиннадцатого. У меня не было никакого желания с кем-либо беседовать — только что я провел минут десять наедине с журналистами, которые в преддверии новых сенсаций стали моими закадычными друзьями. Вообще в последнее время я сделался любимчиком прессы: обо мне написали даже в воскресном приложении к «Вашингтон пост». Вновь и вновь я говорил о зверских убийствах черного населения в округе Колумбия. В прошлом году из пятисот убитых в столице только восемнадцать жертв были белыми. Два-три репортера отметили сей факт. Уже прогресс.

Звонил Рахим Пауэлл, молодой проворный детектив из специального отдела. Разговаривая, я рассеянно поглаживал мячик, видимо, принадлежавший Мустафе, испытывая волнующие чувства от этих прикосновений. Ну кому понадобилось убить чудесного малыша? Не могу понять. Пока не могу.

— Сэр, это Джиф беспокоится, — говорил в трубку Рахим.

— Кросс у телефона. — Голова все еще шла кругом. От трубки пахнуло дешевыми духами, наверное, ими пользовались Пу или Сьюзетт. Хорошо бы поскорее со всем покончить.

— Говорит шеф полиции Питтмен. Как продвигается дело?

— Убита вторая семья за неделю. Мать, дочь, маленький мальчик. Полагаю, убийца тот же, что и прошлый раз. В доме отключено электричество — видимо, любит работать в темноте.

Я кратко обрисовал некоторые детали. Все равно раскручивать это дело предстоит мне одному: убийство в Саут-Исте ни для кого не представляет интереса.

После моего доклада воцарилось краткое неловкое молчание. Со своего места я видел рождественскую елку Сандерсов, притулившуюся в гостиной. Ее тщательно разукрасили блестящей мишурой, дешевыми шарами, бусами и попкорном. На верхушке красовался самодельный ангел из фольги.

— Я слышал, что жертвы — маклер и две проститутки, — сообщил Джиф.

— Неправда, это обычная бедная семья. У них стоит рождественская елка.

— Алекс, кончай пороть чушь. Только не сегодня.

Он хотел взбесить меня и добился этого.

— Вы правы. Одна из жертв — трехлетний малыш в пижамке. Видно, это он приторговывал. Я проверю.

Мне не следовало этого говорить. Вообще много чего не следовало делать, но в последнее время я был на пределе. Точнее, в последние три года.

— Вы с Джоном Сэмпсоном срочно направляетесь в Вашингтонскую частную школу, — заявил Питтмен. — Черт знает что кругом. Я говорю серьезно.

— И я говорю серьезно. — Я изо всех сил сдерживался, чтобы не заорать на него. — Это почерк опасного рецидивиста. Жуткое зрелище. Люди плачут прямо на улице. И это накануне Рождества!

Тем не менее, шеф приказал нам ехать в джорджтаунскую школу, повторяя, что кругом черт знает что. Прежде чем туда отправиться, я связался с нашим отделом, где имеют дело с рецидивистами, и с более высокой инстанцией — Федеральным бюро расследований. У них есть компьютерные данные на всех убийц-рецидивистов, включающие психологические характеристики, описание почерка преступлений, характерные детали, в том числе данные, никогда не публиковавшиеся в печати. Мне нужен возраст, пол, физические особенности…

Мне сунули отчет об осмотре места преступления. Как обычно, я поставил крестик — †, свою обычную подпись.

...

Cross. [Cross — крест (англ.).]

Я — крутой паренек из крутого района. Вот так.

Глава 6

В стенах закрытой частной школы мы с Сэмпсоном почувствовали себя малость не в своей тарелке — все разительно отличалось от школ Саут-Иста и их обитателей. Кроме нас, в вестибюле находилось всего несколько чернокожих из обслуги, и, хотя я слыхал, что здесь учатся дети африканских дипломатов, мне что-то ни один на глаза не попался. Мы пробрались сквозь толпу растерянных учителей, родителей, полицейских и детей. Некоторые в открытую рыдали на лужайке перед школой.

Среди бела дня похитили мальчика и девочку, да не откуда-нибудь, а из одной из самых престижных школ в Вашингтоне. Для всех присутствующих это сильнейшее потрясение. «Делай свою работу, не давай воли эмоциям», — уговаривал я себя. И мы приступили к работе, с трудом сдерживая возмущение. Передо мной маячили печальные глазенки убитого Мустафы Сандерса.

Нас вызвали в кабинет директора, где уже восседал шеф полиции Питтмен.

— Успокойся, повоюем с тобой в другой раз, — приветствовал он меня.

На службу Джордж Питтмен всегда надевает серый или синий деловой костюм, а еще он обожает полосатые рубашки и полосатые же серо-голубые галстуки, а ботинки у него исключительно от «Джонсона энд Мэрфи». Гладко зачесанные седые волосы плотно облегают абсолютно круглую голову. У него масса прозвищ: Джиф, Босс Боссов, Дуче, Питте, Джорджи Порджи и проч. Наши с шефом трения начались после статьи обо мне в воскресном приложении к «Вашингтон пост». Там всячески подчеркивалось, что, мол, как же так — доктор психологии, а расследует особо тяжкие преступления в самых непрестижных районах округа Колумбия. Я объяснил репортеру все наипростейшим образом:

— Мне нравится жить там, где живу, и никто не заставит меня уехать из собственного дома.

Более всего шефа (и еще кое-кого в нашем учреждении) взбесил заголовок статьи. Молодой журналист интервьюировал бабулю Нана, которая в свое время преподавала английский и литературу, так что говорить умела. Она долго разглагольствовала насчет того, что, мол, чернокожие — консервативный народ, в связи с чем именно они-то и есть хранители славных традиций, религии, моральных норм и общей культуры старого доброго Юга. Она пояснила журналисту, что по духу я — не кто иной, как истинный южанин, родом из Северной Каролины. Еще она долго удивлялась, почему в репортажах, фильмах и книгах в качестве сыщиков предстают какие-то полупомешанные дремучие личности.

В результате на первой странице «Приложения» под моей глубокомысленной физиономией красовался заголовок: «Последний джентльмен Юга». Честно говоря, среди сотрудников нашего отдела статья вызвала раздражение. Особенно оскорбился Питтмен. Точно не знаю, но почти уверен, что статью заказали по наущению мэра.

Я открыл было рот, но Питтмен поднял правую руку.

— Тихо, Кросс, слушайте меня. — Он подошел к нам вплотную. — Здесь похитили двоих детей. Очень серьезное преступление…

— Очень, очень скверно, — встрял я немедленно. — К несчастью, где-то в окрестностях Кондон-Террас и Лэнгли бродит опасный рецидивист. Шестеро убиты. Мы с Сэмпсоном ведем расследование. Только мы с Сэмпсоном. Вдвоем.

— Я в курсе дел в Кондоне и Лэнгли, — скривился шеф, — приняты срочные меры, держим ситуацию под контролем.

— У двух чернокожих женщин отрезаны груди и насильно сбриты лобковые волосы. Убит трехлетний малыш. Слыхали об этом? — незаметно для себя я сорвался на крик.

Сэмпсон лишь укоризненно качал головой. Группа учителей, находившихся в кабинете, застыла с выражением ужаса на лицах. Питтмен жестом пригласил нас в отдельную комнатушку при кабинете, но я лишь мотнул головой. Мне нужны свидетели.

— Мне известно, о чем вы думаете. Кросс, — прошипел шеф вполголоса, подойдя ко мне вплотную и дохнув прямо в лицо табачным перегаром. — Думаете, я хочу от вас избавиться, но это не так. Вы отличный полицейский и справедливый, честный человек.

— Нет, я думаю совершенно о другом. Вот о чем: убито шестеро чернокожих. Маньяк-убийца — на свободе, наслаждается содеянным и планирует новое дело. А тут — похищена парочка белых ребятишек. Это ужасно, но я обязан быть там, а не здесь! Там мое место! То, самое поганое дело я должен раскрыть.

Питтмен с багровым лицом ткнул в меня указательным пальцем и тоже заорал:

— Здесь я решаю, где и чем тебе заниматься! Только я! — Он взял себя в руки. — У вас есть опыт переговоров о возврате заложников, к тому же вы психолог. У нас найдется кого послать в Лэнгли и Кондон. А здесь на вашей кандидатуре настаивает мэр Монро.

Ax вот в чем дело. Все прояснилось — мэру нужен только я.

— А Сэмпсон? Пусть хотя бы он займется теми убийствами, — обернулся я к шефу.

— Вы оба будете расследовать похищение детей. Претензии к мэру. Это все. — Питтмен развернулся и быстро вышел.

Итак, не спрашивая согласия, нас запросто перебросили на дело о похищении Данн и Голдберга. Нам это совсем не нравилось.

— Может, просто-напросто взять и вернуться в дом Сандерсов? — предложил я.