Джеймс Паттерсон, Крис Грабенстейн

Охотники за сокровищами

Оуэну Эллингтону Питшу — Дж. П.

Примечание от Бика

Так, объясняю сразу: рассказывать вам эту историю буду я, а картинки нарисует моя сестра-близнец Бек (она дико талантливая, ей надо учиться в художественной школе и выставлять свои картины в музеях, или где их там выставляют).

Вот, слева, видите? — это она нарисовала.

Я вам это говорю с самого начала потому, что мы с Бек хоть и близнецы, а на некоторые вещи все-таки смотрим по-разному. Я, например, совсем не такой, как она меня нарисовала. Мне двенадцать лет, усов у меня нет, а оба глаза на месте. Так что вы не очень верьте ее рисункам.

Что-что? А, Бек говорит, чтобы вы и моему рассказу не очень верили. Подумаешь! Можно я уже буду дальше рассказывать? Ага, спасибо.

Держитесь крепче.

Все вот-вот полетит в тартарары.

А в тартарарах будет мокро. Очень, очень мокро.

Пролог

Затерянные в океане

1

Я хочу рассказать, как в последний раз видел отца.

Мы были на палубе — вели нашу яхту сквозь идеальный шторм.

Ну, то есть идеальный он был, конечно, разве что с точки зрения шторма. Потому что, если вас мотает по палубе туда-сюда, как мокрые носки в стиральной машине, вам от такого идеала хочется убраться подальше.

Мы только что спустили и убрали паруса. Мачты стояли голые.

— Крепи штурвал! — хрипло крикнул отец моему старшему брату Тугодуму Томми. — Увались под ветер и крепи!

— Есть!

Томми всем телом налег на штурвал, поставил судно по ветру и набросил на деревянные рукояти штурвала специальный трос, чтобы нас не развернуло.

— А теперь ступайте вниз, ребята. Задрайте люки и помогите сестрам управиться с помпами.

Томми стал пробираться к кокпиту, цепляясь за все, что попадалось под руку.

И тут над правым бортом взметнулась огромная волна. Она сбила меня с ног. Я заскользил по палубе, словно хоккейная шайба на льду, и чуть было не вылетел за борт. Быть бы мне кормом для акул — но отец в последний миг дотянулся и удержал меня.

— Вниз иди, Бик! — закричал он, перекрикивая шторм. В лицо ему хлестал дождь.

— Не пойду! — закричал я в ответ. — Останусь тут и помогу!

— Ты лучше останься жив и не дай яхте потонуть! Больше будет пользы! А ну, вниз, быстро!

— Н-но…

— Давай!

С этими словами он слегка подтолкнул меня вверх по накренившейся палубе. Добравшись до кокпита, я уцепился за поручень, качнулся вперед и оказался внутри. Томми уже ушел вперед, в моторный отсек — помочь с трюмными помпами.

Тут в правый борт как молотом ударила соленая волна. Яхту бросило влево. Послышался треск дерева. Судно так накренилось, что меня швырнуло на стену, а левый борт мазнул по пенной поверхности моря.

Я понял: нам крышка. Оверкиль.

Но наша «Потеряшка» вновь встала и запрыгала на волнах, бросаясь то туда, то сюда, словно очень сердитый кит, которого выбросило на берег.

Я поднялся на ноги и захлопнул дверь кокпита. Пришлось налечь всем телом. В дверь лупили волны. Вода так и рвалась внутрь.

Ну нет. Не пущу.

Я даже засов задвинул для надежности.

Как только папа закончит дела на палубе, я, конечно, открою ему дверь. Но сейчас моя задача — не дать «Потеряшке» снова хлебнуть воды.

Если это вообще возможно.

Море бушевало не умолкая. «Потеряшка» то и дело кренилась набок. В каждую щелку, в каждую дырочку сочилась соленая вода. Ветер гнал ее нещадно.

Это как же так?! — испугался я. У меня внутри все перевернулось (как яхта переворачивается), и я подумал, что все, конец.

Я сейчас утону в море.

Но ведь в двенадцать лет еще рано умирать?

Впрочем, у Карибского моря явно имелось собственное мнение на сей счет.

2

Я ждал долго-долго, но папа с палубы так и не пришел.

В переднем иллюминаторе видны были волны — они били в нос, а тот то нырял вниз, то снова вздымался к небу. Я видел, что тучи становятся еще темнее. И видел, как сорвался привязанный на палубе спасательный круг, сорвался и улетел прочь, словно летающая тарелка-бублик.

А папы видно не было.

И тут я почувствовал, что носки у меня насквозь мокрые, и увидел, что пол лижут языки воды. А я ведь был на верхней палубе.

— Бек! — закричал я. — Томми! Шторм!

Обе сестры и брат были внизу, где каюты и моторный отсек, — и там воды наверняка было больше.

Они же не смогут выбраться!

Я со всех ног кинулся вниз, к каютам — четыре ступеньки круто вниз. Вода была сначала по щиколотку, потом по колено, потом по бедро, а потом по пояс. Вы когда-нибудь пробовали бегать в бассейне на мелководье? Вот в точности то же самое. Но я должен был спасти своих.

Даже если наши ряды уже успели поредеть.

Я с трудом пробирался от одной двери к другой и как сумасшедший искал сестер и брата.

В моторном отсеке пусто, в камбузе — пусто, в каюте родителей — пусто. В Той Комнате их быть не могло, потому что толстая металлическая дверь была наглухо заперта, а нам к ней запретили даже приближаться.

Я брел и брел, а судно все перекатывалось с борта на борт. В шкафах и ящиках грохотали незакрепленные вещи. Слышно было, как банки с консервами катятся по пластиковым тарелкам и брякают о позвякивающие чашки.

Коридор был узкий, и в конце концов я принялся лупить в обе стены кулаками. Вода уже доходила мне до груди.

— Эй, ребята! Томми, Бек, Шторм! Вы где?

Нет ответа.

Конечно, брат с сестрами вполне могли меня не слышать — разразившийся над нами тропический шторм завывал куда громче меня.

И тут впереди распахнулась дверь.

Ее высадил плечом Томми — ему семнадцать лет, а мускулы у него такие, какие могут быть только у человека, который всю жизнь тягал снасти на парусном судне.

— Где папа? — заорал он.

— Не знаю! — заорал я в ответ.

Тут из каюты выбрались Бек и наша старшая сестра, Шторм. Каюта превратилась в море разливанное. Мимо проплыли трехмерные очки. Бек выхватила их из воды и нацепила на нос. Она носит их не снимая с того самого дня, как пропала наша мама.

— У папы был страховочный конец? — спросила Шторм. Судя по голосу, встревожена и напугана она была не меньше моего. — Папа был привязан?

Я только головой покачал.

Бек бросила взгляд в мою сторону. Глаз из-под очков видно не было, но я понял, что она думает о том же, о чем и я. Мы близнецы, у нас так бывает.

В глубине души оба мы знали, что папы больше нет.

Потому что все непривязанное с палубы давным-давно смыло волнами.

По выражению лиц Шторм и Томми я понял, что они подумали о том же. Может, они смотрели в иллюминатор и видели, как летел спасательный круг.

Немного дрожа, мы шагнули друг к другу — получился маленький кружок — и крепко обнялись.

Из всей семьи остались только мы четверо.

Томми прожил на море дольше нас всех. Он начал вполголоса читать старинную моряцкую молитву:

— Поджидает смерть за бортом, но ее пошлем мы к черту…

Я надеялся, что так оно и будет.

Только мне почему-то казалось, что смерть так легко не послушается.

КОНЕЦ