Смотрю в ее ласковые карие глаза. Такие же, как мои. Но волосы у нее темнее моих и вьются больше. Не больно-то мы с ней похожи.

— Я не собираюсь с ним разговаривать! — И я направляюсь в ванную.

— Если Макс не хочет, чтобы Джеб пришел, ему здесь не место.

Я оборачиваюсь на голос Дилана и вижу, как он грациозно влетает в большое распахнутое настежь окно. Кто его просил мне поддакивать? Все было бы много проще, если бы мы с ним во враждующих лагерях были. Тогда бы сразу было понятно, где черное, а где белое.

— Не беспокойся, Макс. — Ангел подходит ко мне и берет меня за руку. — Что бы Джеб ни говорил, мы с тобой заодно. Мы твоя стая.

С трудом подавляю тяжелый вздох. Каково мне слышать это от моей крохи? Она то супернадежна, то предаст ни за что ни про что. То опора мне на все сто, а то, чуть отвернешься, нож в спину всадит. Уж и не знаю, могу я ей теперь верить или не могу.

Оглядываюсь вокруг. Я в стае командир, и все ждут моего решения. Появись здесь Джеб — не миновать хаоса, неопределенности и, может быть, даже опасности.

Это меня подбодрит. Вот и повеселимся.

Я передергиваю плечами:

— Ладно уж, впустите его.

6

Мы все услышали его, мерный гул маленького самолета, приземлившегося на ровном выгоревшем поле за маминым домом. Газзи всегда втайне надеется на взрыв. Он был явно разочарован тем, что самолет не врезался в ближайшие деревья или не сорвался с соседнего обрыва.

Минуту спустя Джеб уже стоит в дверях, а рядом с ним профессор Ханс. Когда я в последний раз сверялась со списком моих смертельных врагов, имя Г-Х красовалось там в первых строках. Да-да, к несчастью, список врагов — печальная реальность моей жизни. Без него и со счета сбиться — раз плюнуть.

Джеб и Ханс еще и в дом войти не успели, а меня уже замутило от ненависти. Джеб и Ханс вместе. Неувязочка получается по всем статьям. Это тот самый Джеб, который бросил нас маленьких на произвол судьбы в горах Колорадо. Выживайте, мол, крылатые, как знаете. С тех самых пор мои с ним отношения и отношениями-то назвать трудно. Все равно что отношения паука с мухой. И муха, между прочим, это я.

Искоса взглядываю на Г-Х и перехватываю на себе его такой же осторожный взгляд. Он недавно Клыка чуть не убил. Пришлось мне самой полный шприц адреналина Клыку прямо в сердце всадить. Не то бы он умер. До сих пор как вспомню, так вздрогну.

Оба они, и Джеб, и Ханс, возможно, гениальные ученые, возможно, исследования их полезны для человечества, возможно, ими движет идея служения миру. А возможно, они продали душу дьяволу. Возможно, только и думают, что о воцарении над миром. Или даже хуже: хотят заставить меня действовать против моей воли.

— Вот и кончились мои каникулы, — цежу я сквозь зубы, уперев руки в боки. К моему удивлению, Ангел в той же самой угрожающей позе встает со мной плечом к плечу. Один за другим к нам подстраивается вся моя стая. И Дилан. Мы с Ангелом в последнее время не раз оказывались по разные стороны баррикад. Не раз и даже не два. Но не могу не признать, с тех пор как Клык отвалил, она со мной слаще меда. Вот и сейчас от ее поддержки у меня на глаза слезы навернулись.

О боже! Опять слезы! Прав был Дилан. Я, видно, и впрямь являю собой жалкое зрелище.

— Каникулы — это громко сказано. Я бы назвал это передышкулы. — Газзи, видать, решил испробовать свои силы в словотворчестве.

— Простите за беспокойство, — начинает Джеб, — но нам очень надо переговорить со всеми вами. И особенно с Макс.

— Давайте, валяйте! — милостиво разрешаю я. — Мы что, теперь потребовались для экспедиции на Северный полюс?

— Нет! — говорит Джеб. — Эта миссия важнее, чем ты, важнее, чем стая, важнее всех нас вместе взятых. Выслушай нас спокойно. Надеюсь, ты сможешь взглянуть на дело без всякого предубеждения.

— Что-то мне кажется, я недавно пыталась тебя послушать — так ты гипнозом со мной стал заниматься. Иначе откуда бы у меня галлюцинации взялись? — ядовито напоминаю Джебу. Я ничего не забываю. И ничего не прощаю. Пусть на мой счет не заблуждается. — Что, опять какой-нибудь маньяк в подводной пещере засел и радиоактивными мутациями занялся? Новых морских чудищ вывели?

— Не вывели. — В голосе Джеба начинает проскальзывать раздражение.

— Да уж, конечно. Теперь, когда мы то логово разворошили, у вас это вряд ли получится.

— Хватит ерунду молоть. Послушай лучше меня. Эволюционная революция уже во всем мире идет.

— И что именно это значит? — спрашиваю я без особого энтузиазма.

— В разных концах мира, — вступает профессор Г-Х, — появилось новое поколение детей со сверхъестественными возможностями.

— Это мы уже проходили. Считай, что пока тебе не удалось захватить мое внимание.

— Макс, ты знаешь, что по всей планете рассеяны школы-лаборатории, задача которых ускорить процесс эволюции человека, — снова подает голос Джеб.

— Ну, знаю. И что с того?

— Люди, посвятившие себя служению науке, пытаются найти пути к спасению человечества. И их работа идет успешно. Более того, впервые за всю историю развития генетики они добились исключительных результатов.

У меня по спине побежали мурашки. И я, и вся моя стая созданы в одной из лабораторий, в кошмарном месте, названном Школой. И это над нами экспериментировали так называемые «люди, посвятившие себя служению науке», а я бы сказала, жаждущие власти маньяки-белохалатники, без стыда и совести.

— Ты знаешь и то, что исторически вы были одной из самых успешных рекомбинантных форм жизни, — продолжает Джеб. — Вы были пятьдесят четвертым поколением генетических экспериментов.

Вот-вот, и я об этом. Каких-то детей зовут «мое солнышко», каких-то — «светик мой», каких-то — «подарком судьбы» называют. А мы — «пятьдесят четвертое поколение генетических экспериментов». Что-то мне в этих словах не слышится особого тепла и умиления. Но, может, я чего недопонимаю. Или у меня чувствительность атрофирована.

— Ирейзеры были семнадцатым поколением, — говорит Джеб, и мы все невольно поежились. (Если кто из читателей новенький, любопытную информацию о гибриде по типу человеко-волк найдете в предыдущих томах моей хроники.)

— Только ты, Джеб, не подумай, что здесь эти экскурсы в прошлое кому-нибудь удовольствие доставляют, — обрываю я его ностальгические порывы. — Боюсь, твои «лирические отступления» никакого света на цель вашего с Хансом визита не проливают. Наоборот, лично меня раздражают до бесконечности. К тому же лишний раз напоминают, почему мне с тобой разговаривать противно.

Джеб смотрит на Г-Х, потом переводит взгляд на маму. На лице у нее явственно написано: «Что заслужил, то и расхлебывай». Наконец он откашливается:

— Я к тому, что вы — наша гордость. Хотя вы, конечно, помните и результаты неудачных опытов.

— Не беспокойся, уж что-что, а эти катастрофические картины до гробовой доски у меня в мозгу отпечатались. — Терпение мое подходит к концу. — Ты закончил?

— Нет, — делает шаг вперед профессор Кошмарик. — Когда вы спасете мир, эти новые дети — то новое поколение, которое вам предстоит повести за собой. Настало время становиться истинными лидерами. Сейчас, сегодня, безотлагательно.

7

Так-так. Крупицу интереса им все же удалось во мне заронить. Эти штучки со спасением мира мне давно хорошо знакомы. Я ими уже изрядное время занимаюсь. Только уж больно мир по кусочкам спасать хлопотно. А здесь, похоже, «общей картиной мира» запахло. Посмотрим-посмотрим.

— О чем это вы? — нарушает молчание мамин вопрос.

— Что ж это, выходит, вы уже тьму новых мутантов настрогали? — Глаза у Надж округлились от удивления.

— Слово «мутанты» устарело. Мы его больше не используем, — поправляет ее профессор Ханс.

— Это новое поколение, — поясняет Джеб. — Дети, продукты генной инженерии и многомиллионное число индивидов с самопроизвольными генетическими изменениями…

— Скажи лучше честно, мутациями, — обрываю я Джеба, но он не обращает внимания.

— Мы называем их детьми поколения GEN77. Они семьдесят седьмое поколение генетически усовершенствованных людей. И, можете мне поверить, их очень и очень много. Профессор Гюнтер-Хаген правильно говорит, пора вам, Макс, взять на себя бремя ответственности. Более чем вероятно, что среди выживших в апокалипсисе останутся главным образом генетически усовершенствованные люди. То самое поколение GEN77.

— Дети по субботам мультики смотрят. Про апокалипсис по телику в детское время особо не распространяются. Так что я на эту тему не слишком осведомлена. — Я пытаюсь увильнуть от навязшей в зубах темы, но мне не удается.

— Ты, Макс, давно уже не ребенок. И сама прекрасно об этом знаешь, — парирует Джеб.

— А что это за новое поколение детей? Они какие? — спрашивает мама. Она и сама — человек науки. Ветеринар. Вот смех-то, согласитесь. Самая подходящая для МОЕЙ мамы профессия.

— Они совершенно непредсказуемы, — сыплет информацией Ханселатор. — Одни под водой дышать умеют, другие — летать. Телепаты, телекинетики, короче, огромный спектр способностей.

Эка невидаль, все эти хваленые таланты и у нас имеются. Хотя и не у всех в полном наборе. Но Ангел классная телепатка, Надж металлические предметы только так притягивает, даже не дотрагивается.

— Некоторые просто гениальные, — продолжает профессор Кошмарик, — у кого-то теплоизоляционная кожа и рецепторы, воспринимающие тепловое излучение живых существ.

О'кей! Давай-давай, распинайся.

— Но самое главное, — Джеб многозначительно повышает голос, — это то, что их несметное число.

— Макс, ты исключительный лидер, — добавляет профессор. — Мы ведем тщательное наблюдение за поразительным прогрессом этого нового поколения. Теперь объединить их всех под командованием единого лидера — задача первостепенной важности. И этот жизненно необходимый лидер — это, Макс, ты! Какие бы опасности ни сулило человечеству будущее, Макс, соединив наши усилия, мы сможем подготовить GEN77 к любым неожиданностям.

— До сих пор, Макс, ты отлично прогрессировала. Ты и вся твоя стая успешно прошла все тесты. — Джеб склонил голову набок. — Но это только начало длинного пути. Чтобы спасти человечество, еще многое предстоит сделать.

— Все человечество? — вступает в разговор молчавший до сих пор Дилан. — Многие люди считают, что мутантам в жизни не место. Я уж не говорю о том, чтоб спаслись только мутанты.

— Давайте забудем слово «мутанты», — напоминает ему Джеб. — Конечно, нет правил без исключений. И среди нового поколения окажутся те, кто не заслуживает места в будущем. Тем более важно, чтобы Макс именно сейчас стала лидером. Важно, чтобы именно она заложила основы Нового Мира. Тогда наша сила и наш вес небывало возрастут с появлением этого нового поколения.

— Но это, Макс, еще не все. — Чем дольше мы разговариваем, тем больше профессор ХГХ нервничает. И вот теперь он устремляет на меня свои горящие нетерпением глаза. — Развитие дошло до кульминационной фазы…

— Ханс! — резко обрывает его Джеб. — Я же сказал тебе, она еще к этому не готова.

— К чему не готова? — ползут вверх мои брови. У Ангела отвисает челюсть, и она падает с ручки дивана на пол.

— Нет! Нет! Только не это! — Она всплескивает руками и хватается за голову. — Вы с ума сошли!

Я, по-моему, уже говорила про всю эту петрушку с ее чтением мыслей. Похоже, она уже просекла намерения парочки наших визитеров.

8

— Только не что? — Я уперла локти на стол и вперилась в Кошмарика.

Джеб и Ханс пристально смотрят друг на друга, будто ведут ожесточенный мысленный спор. Неизвестно, сколько бы они еще препирались, если бы Ангел наконец не выдержала:

— Да скажите же вы ей, в конце концов!

— Не стоит вдаваться сейчас в ненужные дебаты, — уклончиво мямлит Джеб.

— Но время-то уходит, — настаивает Кошмарик.

— Ей всего четырнадцать!

— Пятнадцать, — поправляю я Джеба. Мог бы и сам запомнить, что совсем недавно у всей стаи был день рождения и мы все сразу стали на год старше.

— Не вмешивайся, когда старшие разговаривают, — огрызнулся Джеб. — Пятнадцать, четырнадцать — какая разница. Все равно ты еще до этого не доросла.

— До чего это я еще не доросла?

Ханс снова поворачивается и смотрит на меня в упор:

— Макс, ты знаешь, мы считаем, что землю ждет неминуемая катастрофа. Очень и очень скоро. И что выживут в ней только лишь немногие.

— Да слышала я уже это, слышала, — раздражаюсь я. Чего повторять-то по тыще раз одно и то же.

— Ну, и что потом произойдет, это ты понимаешь? — Г-Х пристально на меня уставился.

— Дальше мы все будем жить долго и счастливо и умрем в один день. Так, что ли?

— Нет. Скажем так. Ты станешь лидером. Но мы же не знаем, сколько ты проживешь…

Вот это да! С каких это пор Г-Х правду-матку в глаза резать стал. У рекомбинантных форм жизни имеется срок годности. Хотя когда он у кого наступает, не знает никто. Все это мы уже давно проходили. Так что мы все уверены, что этот самый срок годности и у нас тоже имеется.

— Ну и что с того?

— А что случится, когда ты умрешь? Хаос начнется? Или война? Группировки образуются, за власть сражаться начнут? Об этом ты подумала?

Кто, к черту, вообще так надолго вперед задумывает? Уж точно не я. Я пока что застряла на верхней строчке списка намеченных действий. На той, где спасение мира обозначено. Мне остается только неуверенно предполагать:

— Может, выборы учредят?

— Выборы действенны только в устойчивых обществах, — начинает ликбез профессор Ханс. — История показывает, что на стадии формирования общества гораздо эффективнее линейная последовательность наследственной власти правящей верхушки. Потому-то короли и королевы играли такую важную роль в истории человечества. Вождей начали избирать совсем недавно, да и то, по сути дела, только в небольшой горстке стран, и далеко не всегда это приводит к успеху.

— Ну и что ты хочешь сказать? — настаиваю я. — Что я буду королевой?

Боже, спаси и сохрани меня от всяких тиар и корон. Сами посудите, какая корона, если я вечно в джинсах и куртке с капюшоном.

— Что-то вроде того. — Профессор помолчал немного и наконец решился. — Главное, мы хотим, чтобы ты основала династию. Династию, которая бы правила миром до тех пор, пока общество не разовьется настолько, что оно будет в состоянии…

— Свергнуть династию путем кровавого революционного переворота, — бодро подхватывает Игги.

Все как один удивленно смотрят на него, и он смущенно принимается жевать печенье.

— Это я так, к слову… Я по истории учил…

— Слушайте, что-то вы, по-моему, ушли в сторону. — Мама нервно поднимается со своего места и начинает ходить по комнате. — Скажите лучше прямо, к чему вы клоните?

— Все очень просто, доктор Мартинез, — продолжает Г-Х как ни в чем не бывало. — Мы хотим, чтобы Макс произвела потомство. Наследников, которые будут править миром, когда она умрет.

В комнате воцаряется гробовое молчание. С отвисшими в разной степени челюстями все мы уставились на профессора. Что еще нам прикажут делать по команде?

Кровь бросилась мне в лицо. Еще недавно где-то в глубине души я надеялась, что, если мы с Клыком проживем долго, мы поженимся. Может, заведем нашу собственную маленькую стайку. Но это даже планами не назовешь. Так, мечты… А теперь он вообще улетел. Какой теперь может быть разговор о…

Мои глаза непроизвольно натолкнулись на лицо Дилана. По всему видно, как он смутился.

— Нет, только не это! — вскрикнула я в испуге.

— Вот именно, это, — подтверждает мою догадку Ангел. — Хотите верьте, хотите нет.

У меня голова идет кругом, а профессор Кошмарик продолжает:

— Макс, ты пойми. Это самый оптимальный вариант. Вы буквально созданы друг для друга. Вы идеальная пара. Я бы хотел, чтобы ты и Дилан полетели со мной в Германию. Там для вас приготовлено уютное гнездышко. Хотите — женитесь, хотите — так живите. Все от вас зависит. Только со временем, будьте любезны, произведите на свет потомство, наследников правящей династии. Чтобы они подхватили знамя вашего лидерства.

— Вы что, шутите, что ли? — Мама даже не замечает, что она кричит. — Через мой труп, Ханс.

— Спасибо, ма. Слава богу, не только мне одной это дико слышать.

— Этот ваш план — сплошное безумие. — Мама подходит ко мне и кладет руки мне на плечи. — Макс только-только пятнадцать лет исполнилось. Мало того что вы девочку спасением мира нагрузили. А теперь еще хотите, чтоб она с ребенком на руках этим занималась! Вы совсем спятили!

Молодец мама. Как я ее за это люблю!

— Я же не говорю, что она должна этим заняться прямо сейчас, — стоит на своем Гюнтер-Хаген. — Даже не завтра. Но скоро. Мы уверены, продолжение ее рода — это единственный залог сохранения всего человечества.

— Нет и все. Закрыли тему. Мы этот вопрос больше не обсуждаем! — вне себя от гнева кричит мама. — Джеб, как ты посмел! Я больше вообще не хочу ничего подобного слышать! Ни о каком продолжении рода, ни о каких наследниках! Ни о какой династии! Или сейчас же убирайтесь вон из моего дома! Оба!

Похоже, Ханс хочет что-то еще сказать, но вовремя закрывает рот.

А знаете, что самое ужасное? Я исподтишка бросила взгляд на Дилана. В его небесно-голубых глазах сквозь смущение и стыд сверкнул проблеск надежды.