— И это подвело тебя к ТЕМЕ?
Я кивнул.
— У моих родителей совсем разные профессии, но они оба берут за основу идею, что мелочи очень важны. Однажды я даже использовал ТЕМЕ, чтобы помочь отцу поймать преступника.
— Эту историю я точно должна услышать, — заявила Маргарет, хватая очередное печенье и радостно им хрумкая. — Как ты это сделал?
— Один музей в Испании грабили трижды за год. Вещи, которые крали, были малюсенькими, но жутко ценными. И никто не мог сообразить, как ворам это удается. Музей нанял моего отца, и он проверил там все на свете, но точно так же ничего не выяснил.
Но в один прекрасный день он оставил на столе кипу отчетов, и я начал их рассматривать. По большей части там была типичная писанина, непонятная мне, но я заметил, что во всех ограблениях встречаются два общих момента.
— Какие? — нетерпеливо спросила Маргарет.
— Музей грабили по субботам и только в дождливую погоду.
С минуту она переваривала это сообщение.
— И, узнав о субботе и дожде, ты раскрыл дело?
— Нет, — сказал я. — Я просто обратил на это внимание отца, благодаря чему он сумел помочь следствию. Видишь ли, по выходным охрану в музее обычно удваивают.
— В этом есть смысл.
— И, когда столько народу да еще идет дождь, все плащи и дождевики не вмещаются в гардероб. Приходится открывать дополнительное помещение, чтобы вешать их туда. Отпирая это помещение, они отключали часть сигнализации, иначе она вопила бы весь день.
— Блестяще, — признала Маргарет.
— Отец у меня сообразительный, — отозвался я.
— И ты научишь меня своей теории?
— Конечно, — сказал я. — Но в другой раз.
— Почему?
— Потому что прямо сейчас, как мне кажется, ты должна куда-то идти.
— А который час? — внезапно всполошилась Маргарет. — У меня же футбольная тренировка!
Она вскочила, но затормозила на полпути и обернулась на меня.
— А это ты как узнал? — требовательно спросила она: — Опять проТЕМил меня, да?
Я рассмеялся:
— Слово ТЕМЕ — это же не глагол. И — нет, я не ТЕМил. Просто из окна мне видно подъездную дорожку, и там только что встала ваша машина. Предполагаю, что женщина, которая идет к нашему дому, — твоя мама.
В тот же миг затрезвонил дверной звонок.
— Увидимся, — бросила Маргарет и вылетела из кухни. У входной двери она опять обернулась и добавила: — Кстати, на случай, если тебе интересно, считаю ли я тебя крутым или придурковатым…
Я нервно вздохнул. Маргарет послала мне сияющую улыбку:
— Очень, очень крутым.
Глава третья. Свеча Наполеона
Некоторые вещи вы делаете автоматически. Например, дышите или ходите. И, поскольку вы не думаете о них, им трудно научить других. Вот как вы объясните кому-то, что нужно делать, чтобы дышать? Составите пошаговую инструкцию?
1. Вдохни воздух через нос.
2. Выдохни воздух обратно через нос.
3. Повторяй ежедневно по двадцать тысяч раз.
Может, оно и сработает. Но это будет жульничество, поскольку «вдохни воздух» и «выдохни воздух» — по сути то же самое, что и «дыши». То есть вы толком ничего и не объяснили. Просто заменили слова.
То же самое и у меня с ТЕМЕ. Скорее инстинкт, чем навык. Так что, когда Маргарет попросила меня научить ее, я просто не представлял, как сформулировать это более-менее осмысленно. Поэтому начал с того, что повел Маргарет в Национальную галерею искусств, где работает моя мама, и показал ей портрет рыжеволосого бородача.
— Маргарет, хочу представить тебя Винсенту Ван Гогу, — сказал я.
— Эй, Винс, как жизнь? — подыграла она. Затем повернулась ко мне: — Ну и зачем ты хотел нас познакомить?
— Потому что этого художника я знаю лучше всего. Мама по нему с ума сходит, так что она много мне рассказывала. К примеру, о том, что он рисовал всего десять лет или около того и создал за это время более двух тысяч шедевров.
— Удивительное дело.
— И, как правило, он не мог себе позволить нанимать натурщиц, так что нарисовал множество автопортретов вроде этого. Обожаю эти цвета: оранжевая борода, синий фон, легкие зеленоватые тени на лице.
Маргарет изучала портрет:
— Очень круто. Только выглядит он что-то грустновато.
— Думаю, он часто грустил, — сказал я.
— И поэтому оттяпал себе ухо?
— Откуда ты знаешь?
— Да кто не знает, что Ван Гог отрезал себе ухо? — удивилась она. — Это общеизвестный факт.
— Наверное, — кивнул я. — Но вот что забавно: на этот счет все неправы.
Она с любопытством глянула на меня:
— Что, не отрезал?
— Может, отрезал. А может, и нет. Трудно сказать. Но дай-ка я представлю тебя еще кое-кому. — Я подвел ее к автопортрету на противоположной стене: — Это Поль Гоген.
— Ну, этот парень выглядит нечистым на руку.
— Почему ты так говоришь?
— У него над головой нимб, но в руке — змея. Так кто он? Ангел или дьявол? Герой или негодяй?
— Возможно, и негодяй, — ответил я. — Есть вероятность, что это он отрезал ухо Ван Гогу. Они жили вдвоем и постоянно ссорились. Гоген любил фехтование, так что мог посреди спора выхватить рапиру и угрожать ей Винсенту. Согласно этой теории, в один прекрасный день он так и сделал и случайно отрезал ему ухо.
— Если все было так, то почему Ван Гог никому не рассказал? — спросила она. — Почему позволил всем думать, что он сам это с собой сотворил?
— Он преклонялся перед Гогеном. Так что, возможно, произошедшее привело его в замешательство. Или, может, он не хотел, чтобы у друга были неприятности. Все, что мы знаем наверняка, — после того вечера они больше никогда не виделись.
Маргарет обдумала эту информацию:
— Интересно. Но, как ты и сказал, могло быть так, а могло и этак. Это просто теория. Если ты не знаешь наверняка, то нельзя утверждать, что все остальные неправы.
— Я не говорю, что они неправы, потому что верят, что Ван Гог отрезал себе ухо сам, — попытался объяснить я. — Я говорю, что они неправы, потому что они уверены, что он это сделал. Когда ты в чем-то уверен, ты больше не задаешь вопросов. А если не задавать вопросов о том, что кажется тебе известным, то видишь только то, что бросается в глаза. И ТЕМЕ для тебя бесполезна.
— Давай-ка проясним, — сказала она. — Ты говоришь, что бросающееся в глаза — типа того, во что все верят, — скрывает из виду важные детали?
— Вот-вот, — подтвердил я. — И теперь, раз ты поняла, мы можем начинать.
Мы прошли через зал, и я показал Маргарет большущий портрет Наполеона в его кабинете.
— Итак, вот Наполеон, — произнес я. — Сколько там, на картине, времени?
— Это просто, — сказала она, глядя на напольные часы, изображенные на холсте. — Тринадцать минут пятого.
— Дня или ночи?
Маргарет наморщилась, подумала с мгновение и призналась:
— Без понятия.
— Давай посмотрим, сможешь ли ты это вычислить, — предложил я. — Воспользуйся ТЕМЕ.
Ей понадобилась около минуты, но затем на лице Маргарет вспыхнула улыбка озарения:
— Ночи.
— Как ты узнала?
— По зажженной свече, — ответила Маргарет. — Значит, на картине — середина ночи. Четыре часа.
— Это и есть ТЕМЕ, — сказал я. — А теперь давай попробуем на живых людях.
Музей был превосходным местом, чтобы попрактиковаться. Его заполонили самые разные люди, что предоставляло нам обширную выборку для исследования. Посетители двигались достаточно медленно, так что у нас было время понаблюдать за ними. Мы начали с парочки в зале Рембрандта. Женщина в черном платье и мужчина в рубашке с галстуком.
— Что можешь о них рассказать? — шепнул я, когда мы встали напротив этих двоих.
Маргарет глянула на пару и быстро ответила:
— Обоим за двадцать. Она шатенка, примерно метр пятьдесят. Он брюнет, почти метр восемьдесят.
— Так, я перефразирую вопрос. Что ты можешь рассказать… ну, такого, что не указано в их водительских правах? Игнорируй то, что бросается в глаза. Что сообщает тебе ТЕМЕ?
Она посмотрела еще раз. Но через полминуты снова повернулась ко мне с разочарованным видом:
— Знаешь, если бы я уже умела это делать, я бы не просила меня научить.
— Справедливое замечание, — признал я. — Что, если я буду задавать тебе вопросы?
— Может помочь.
— Видишь ли ты какое-нибудь несоответствие?
— Типа одежды? — спросила Маргарет.
— Почему ты сказала про одежду?
— Они одеты для работы, а не для осмотра достопримечательностей.
— Хорошо, — одобрил я. — От этого и отталкивайся. По-твоему, здесь, в музее, они работают?
— Нет, — ответила Маргарет. — Они бродят вокруг и смотрят картины как посетители, а не как сотрудники.
— Назови мне еще одну деталь, которая выделяется.
Она посмотрела на пару подольше и ответила:
— Ее обувь. Платье на ней миленькое, а на ногах — кроссовки. Одно с другим не сочетается.
— Очень хорошо, — похвалил я. — У тебя уже есть две мелочи, которые не вяжутся с остальным. Если сложить их вместе — о чем они расскажут?
Маргарет какое-то время думала:
— Она едет на метро, а потом идет до работы пешком. Хочет, чтобы ей было удобно, и не хочет поцарапать свои миленькие туфли, так что держит их в офисе, а на улицу надевает кроссовки. А сейчас, уверена, у этих двоих обеденный перерыв.