Однако при трезвом прочтении источники рисуют совершенно иную картину. Сколь бы чудовищным это ни могло показаться, реальность такова, что нацисты проявляли постоянный, значительный и порой даже излишний интерес к американскому примеру расового законодательства. Они определенно были заинтересованы в том, чтобы учиться у Америки. Собственно, как мы увидим далее, именно наиболее радикальные нацисты энергичнее всего настаивали на использовании американских моделей. Упоминания нацистами американского закона вовсе не редки и не мимолетны, а его обсуждение проходило в контексте принятия политических решений, не имевших ничего общего с международной пропагандой от имени режима. Что важнее, нацистских юристов привлекал далеко не только закон Джима Кроу. В начале 1930-х годов нацисты обращались ко многим американским законам, как федеральным, так и на уровне штатов. Для немцев Америка являлась не просто Югом — это была расистская Америка в намного более широком понимании. Кроме того, как это ни парадоксально, нацисты порой отвергали американский пример потому, что считали американскую практику слишком жестокой; для нацистов начала 1930-х годов, даже самых радикальных, американский расовый закон иногда выглядел чересчур расистским.

Следует подчеркнуть, что среди нацистов, агрессивно отвергавших либеральные и демократические ценности американского правительства, никогда не наблюдалось чего-то хотя бы отдаленно похожего на восхищение Америкой. Они никогда не были заинтересованы в том, чтобы просто воспроизвести Соединенные Штаты в Центральной Европе. И тем не менее нацистские юристы не без причины рассматривали Америку как мирового лидера в создании расистского законодательства. И хотя многое в нем они осуждали, они также видели многое, чему стоило подражать. Возможно даже, что Нюрнбергские законы сами по себе отражают непосредственное американское влияние.

* * *

Предположение, что нацисты черпали вдохновение из американских расовых законов, создавая собственную программу расовых преследований, наверняка может огорчить многих — никому не хочется пятнать себя какими-либо связями с преступлениями нацистского режима. Но на самом деле вряд ли это должно удивлять внимательных исследователей истории нацизма. В последние годы историки опубликовали много свидетельств того, что верховное руководство Германии интересовалось и даже восхищалось различными американскими практиками, программами и достижениями, особенно в первые годы существования нацистского режима, когда он еще не рассматривал Соединенные Штаты как явного идеологического противника.

В частности, нацисты обращались к американскому опыту по тем же относительно невинным причинам, что и все остальные. Соединенные Штаты — могущественное, богатое и созидательное общество, и даже самые заклятые их враги находили поводы восхищаться им. Особенно трудно стало противостоять очарованию Америки в течение столетия, начавшегося с 1918 года. Как отмечали немецкие расисты межвоенного периода, Соединенные Штаты вышли из Первой мировой войны «главной мировой державой» [Karl Felix Wolff, Rassenlehre. Neue Gedanken zur Anthropologie, Politik, Wirtschaft, Volkspflege und Ethik (Leipzig: Kapitzsch, 1927), с. 171, 173, о широком распространении данного взгляда в Европе. Следует сказать, что Вольфф тем не менее считал, что расовое смешение обрекает Америку на упадок. О месте Америки в европейском восприятии международной обстановки см.: Adam Tooze, The Deluge: The Great War, America and the Remaking of the Global Order, 1916–1931 (New York: Penguin, 2014).]. И вряд ли стоит удивляться, что нацисты, хотя и подвергали осмеянию либеральные и демократические ценности американского общества, но, как и прочие, искали, чему мог бы научить их этот глобальный двигатель прогресса. Как и всех, нацистов впечатляли энергия, с которой шло развитие американской промышленности, и живая атмосфера голливудской культуры (хотя их вкусы в ее отношении во многом характеризовались неприязнью к «негритянской» джазовой музыке) [Напр.: Wahrhold Drascher, Die Vorherrschaft der Weissen Rasse (Stuttgart: Deutsche Verlags-Anstalt, 1936), с. 340; и трактовка в: Michael Kater, Different Drummers: Jazz in the Culture of Nazi Germany (Oxford: Oxford University Press, 1992), с. 29–56. О немецком интересе к американскому фордизму и промышленному обществу см.: Mary Nolan, Visions of Modernity: American Business and the Modernization of Germany (New York: Oxford University Press, 1994); Volker Berghahn, Industriegesellschaft und Kulturtransfer: Die deutsch-amerikanischen Beziehungen im 20. Jahrhundert (Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 2010), напр., с. 28–29.]. Гитлер, в частности, высказывал в «Mein Kampf» свое восхищение «массой изобретений», рожденных в Соединенных Штатах [Hitler, Mein Kampf, с. 143–144 ed. (Munich: Eher, 1935), с. 479 (= Hitler, Mein Kampf. Eine kritische Edition, ed. Christian Hartmann, Thomas Vordermayer, Othmar Plöckinger, and Roman Töppel [Munich: Institut für Zeitgeschichte, 2016], с. 2:1093–1095).]. Во всем этом не было ничего необычного для нацистской Германии [См.: Victoria de Grazia, Irresistible Empire: America's Advance through Twentieth-Century Europe (Cambridge, MA: Harvard University Press, 2005); Egbert Klautke, Unbegrenzte Möglichkeiten. «Amerikanisierung» in Deutschland und Frankreich (1900–1933) (Wiesbaden: Steiner, 2003).].

Историки, однако, показали, что в Америке также имелось нечто, оказавшееся более привлекательным для нацистских взглядов и целей. В числе прочего это касалось американской политики начала 1930-х годов. Давно известен странный факт, что нацисты часто превозносили Франклина Рузвельта и его правительство «Нового курса» в начале 1930-х. Нацистская пресса очень благосклонно относилась к Рузвельту, по крайней мере до 1936 или 1937 года, как к человеку, который получил «диктаторскую власть» и взялся за «смелые эксперименты в духе фюрера» [Эти цитаты взяты из нацистской партийной газеты «Völkischer Beobachter» и воспроизведены в: Hans-Jürgen Schröder, Deutschland und die Vereinigten Staaten 1933–1939; Wirtschaft und Politik in der Entwicklung des deutschamerikanischen Gegensatzes (Wiesbaden: Steiner, 1970), с. 93, и в целом с. 93–119. Детлеф Юнкер считает поворотным пунктом Карантинную речь в октябре 1937 года. Junker, «Hitler's Perception of Franklin D. Roosevelt and the United States of America», в: FDR and His Contemporaries: Foreign Perceptions of an American President, ред. Cornelius A. van Minnen, John F. Sears (New York: St. Martin's, 1992), с. 143–156, 150–151. См. также: Klaus P. Fischer, Hitler and America (Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 2011), с. 65–69. Дальнейшее обсуждение см. ниже, глава 1, примечание 28.]. Подобные высказывания звучали и в адрес того, что иногда в 1930-х годах называлось «фашистским Новым курсом» [Schröder, Deutschland und die Vereinigten Staaten, с. 93–119; и о «фашистском Новом курсе»: James Q. Whitman, «Commercial Law and the American Volk: A Note on Llewellyn's German Sources for the Uniform Commercial Code», Yale Law Journal 97 (1987): с. 156–175, 170. Европейские прогрессисты, естественно, также интересовались «Новым курсом»; см.: Daniel Rodgers, Atlantic Crossings: Social Politics in a Progressive Age (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1998), с. 410–11.]. Глянцевый «Берлинский иллюстрированный журнал», отобранный у издателя-еврея и преобразованный в некое подобие нацистского журнала «Life», публиковал героические фоторазвороты о Рузвельте [Detlef Junker, «The Continuity of Ambivalence», в: Transatlantic Images and Perceptions: Germany and America since 1776, ред. David E. Barclay, Elisabeth Glaser-Schmidt (New York: Cambridge University Press, 1997), с. 246.], в то время как нацистские газеты, такие как «Воля и власть», информационный бюллетень гитлеровского Союза молодежи, описывали его как «революционера», который мог потерпеть неудачу лишь вследствие отсутствия «дисциплинированной партийной армии, как у нашего фюрера» [Wulf Siewert, «Amerika am Wendepunkt», Wille und Macht, 15 апреля 1935 г., с. 22.]. Тем временем Рузвельт, со своей стороны, несмотря на его явное беспокойство по поводу преследования немецких евреев и жесткие высказывания о «диктаторах», осмотрительно воздерживался от выделения Гитлера из всех прочих руководителей государств до 1937 или даже 1939 года [В то время как Юнкер в «Hitler's Perception of Franklin D. Roosevelt» указывает на Карантинную речь 1937 года, в: Steven Casey, Cautious Crusade: Franklin D. Roosevelt, American Public Opinion, and the War against Nazi Germany (New York: Oxford University Press, 2001), с. 40, задокументировано нежелание Рузвельта упоминать Гитлера до 1939 года. См. также там же, с.9. Филип Гассерт, напротив, указывает, хотя и с некоторой осторожностью, на речь «О положении страны» в январе 1936 года. Gassert, «Without Concessions to Marxist or Communist Thought: Fordism in Germany, 1923–1939», в: Barclay, Glaser-Schmidt, Transatlantic Images and Perceptions, с. 238.]. Между двумя правительствами в начале 1930-х годов определенно не существовало тесных дружеских связей, но американо-германские отношения еще не омрачила атмосфера безоговорочной вражды. В этой связи стоит подчеркнуть, как недавно отметил политолог Айра Кацнельсон, что «Новый курс» во многом зависел от политической поддержки сторонников сегрегации на Юге [Ira Katznelson, Fear Itself. The New Deal and the Origins of Our Time (New York: Liveright, 2013).]. Отношения между демократами северных и южных штатов были особенно теплыми в начале 1930-х, в период, когда, как мы увидим далее, нацистские эксперты особенно надеялись, что им удастся «протянуть руку дружбы» Соединенным Штатам на общей почве идеи о превосходстве белой расы [О призыве к дружбе на основе общности взглядов на расизм см.: Waldemar Hartmann, «Deutschland und die USA. Wege zu gegenseitigem Verstehen», Nationalsozialistische Monatshefte 4 (ноябрь 1933 г.): с. 493–494.].

Естественно, можно во многом преуменьшать значимость благоприятного отношения к «Новому курсу» Америки со стороны нацистской Германии. Вряд ли кто-то станет предполагать, что пример Рузвельта вдохновил Гитлера на то, чтобы стать диктатором; и в любом случае реальность такова, что американский президент был убежденным демократом, сохранившим американское конституционное правление в период, когда оно испытывало чудовищное давление [Katznelson, Fear Itself, с. 126–127. Важно также отметить, что низкопоклонство перед американским президентом имело место и в других местах Европы. См.: David Ellwood, The Shock of America: Europe and the Challenge of the Century (New York: Oxford University Press, 2012), с. 186–193.]. Если даже Соединенные Штаты и Германия, оказавшись перед лицом жестоких вызовов Великой депрессии, вынуждены были прибегнуть к похожим «смелым экспериментам», это вовсе не делает их близкими по духу [На тему исследования сходств и влияний см.: John Garraty, «The New Deal, National Socialism, and the Great Depression», American Historical Review 78 (1973), с. 907–944; Wolfgang Schivelbusch, Three New Deals: Reflections on Roosevelt's America, Mussolini's Italy, and Hitler's Germany, 1933–1939, пер. Jefferson Chase (New York: Metropolitan, 2006); на тему Италии см.: James Q. Whitman, «Of Corporatism, Fascism and the First New Deal», American Journal of Comparative Law 39 (1991), с. 747–778.]. И как бы ни относились нацисты к расизму в южных штатах, сами белые жители Юга в большинстве своем не поддерживали Гитлера [Grill and Jenkins, «Nazis and the American South».]. Если даже нацисты и рассматривали Америку «Нового курса» как потенциального товарища по оружию, это вовсе не говорит нам о том, какого рода страной была Америка на самом деле.

Но — и здесь последние исследования германо-американских отношений внушают куда большее беспокойство — историки также обнаружили следы американского влияния на ряд однозначно преступных нацистских программ, в частности на нацистскую евгенику и смертоносные нацистские деяния в Восточной Европе.

Начнем с евгеники. Безжалостная евгеническая программа, целью которой являлось построение «здорового» общества, свободного от наследственных дефектов, стала краеугольным камнем нацистских амбиций в 1930-е годы. Вскоре после прихода к власти режим принял «Закон о предотвращении рождения потомства с наследственными дефектами», а к концу десятилетия уже вовсю работала программа систематической эвтаназии, включавшая использование газа и ставшая прообразом холокоста [На тему данной программы, проводившейся под прикрытием войны, и предпосылках ее возникновения в среде немецкой юридической мысли см.: Christian Merkel, «Tod den Idioten» — Eugenik und Euthanasie in juristischer Rezeption vom Kaiserreich zur Hitlerzeit (Berlin: Logos, 2006), с. 20–21 и др.]. Теперь мы знаем, что в основе этого кошмара лежала долгая совместная деятельность с американским евгеническим движением. В своей книге 1994 года «Нацистская общность: евгеника, американский расизм и немецкий национал-социализм» историк Стефан Кюль сенсационным образом продемонстрировал наличие активного общения между американскими и нацистскими евгениками до конца 1930-х, причем нацисты даже рассматривали Соединенные Штаты как «пример» [Stefan Kühl, The Nazi Connection: Eugenics, American Racism, and German National Socialism (New York: Oxford University Press, 1994), с. 37 и др.]. В межвоенный период Соединенные Штаты были мировым лидером не только в конвейерном промышленном производстве и популярной культуре, но также и в «научной» евгенике во главе с такими фигурами, как историк Лотроп Стоддард и юрист Мэдисон Грант, автор расистского бестселлера 1916 года «Поход великой расы, или Расовый базис европейской истории». Они продвигали идею стерилизации умственно дефективных и недопуска в страну генетически неполноценных иммигрантов. Их доктрина просочилась в иммиграционное законодательство не только Соединенных Штатов, но и в других англоговорящих странах: Британия, Австралия, Канада и Новая Зеландия начали обследовать иммигрантов на предмет здоровой наследственности [Напр.: Randall Hansen, Desmond King, «Eugenic Ideas, Political Interest and Policy Variance: Immigration and Sterilization Policy in Britain and the U.S.», World Politics 53, no. 2 (2001), с. 237–263; Véronique Mottier, «Eugenics and the State: Policy-Making in Comparative Perspective», в: Oxford Handbook of the History of Eugenics, ред. Alison Bashford, Philippa Levine (New York: Oxford University Press, 2010), с. 135.]. Кюль показал, что влияние американской евгеники сильно ощущалось и в нацистской Германии, где многие цитировали труды Гранта, Стоддарда и других американских евгеников.

Естественно, опять-таки можно попытаться преуменьшить значимость евгеники. Американские ученые, работавшие в этой области (какое бы отвращение они ни вызывали), не поддерживали массовую эвтаназию. И когда нацисты в самом конце 1930-х взяли курс на наиболее радикальные смертоносные меры, их непосредственная связь с американской евгеникой практически прекратилась. В любом случае эта наука, в свое время считавшаяся многими вполне уважаемой дисциплиной, была международным движением, влияние которого простиралось далеко за пределы как Соединенных Штатов, так и нацистской Германии. Мировую историю генетики вообще и евгеники в частности невозможно воспринимать как нечто исключительно германо-американское. Но интерес нацистов к американскому примеру не заканчивается евгеникой начала 1930-х; историки проследили также его продолжение в кошмарные годы холокоста начала 1940-х.