Забыв об осторожности, Кейт допустила ошибку:

— Ах, Брайди, если бы можно было придумать такую формулу! Что касается нас с Бэзилом, мы пришли к обоюдному выводу, что нам лучше расстаться…

— А со мной Гай обошелся как с собачонкой, и я как дура попалась на его крючок! — с горечью воскликнула Брайди.

— Ничего подобного! — с жаром возразила Кейт. — Он изо всех сил старался обольстить тебя и привлек для этого все свое обаяние. Ты была бы попросту неполноценной, если бы не увлеклась им. Поэтому, ища ответа на свой вопрос, смотри, что получилось у него, а не у тебя. Он прогадал, ты — нет. Брайди, дорогая, пойми, ты не должна приучать себя к мысли, что мужчины не любят тебя. Понимаешь, не должна!

Брайди вздрогнула, но не от холода.

— Но я не могу не думать так, — сказала она. — Даже когда я оправлюсь после Гая, в следующий раз мне будет очень страшно. Я это точно знаю!

— Не будет! Говорю тебе, не будет! Ты уже достаточно много узнала, чтобы распознать такого, как Гай. А когда какой-нибудь мужчина по-настоящему полюбит тебя, тебе и в голову не придет бояться.

— А ты откуда знаешь? Разве ты сама не боишься, что тебе снова причинят боль?

Кейт задумалась, потом ответила:

— Думаю, нет. Один неудачный роман не заставит меня разувериться в любви, и я уверена, что среди ста настоящих мужчин найдется всего один такой, как Гай Дэвенпорт.

— Когда ты говоришь о настоящих мужчинах, ты имеешь в виду таких, как Деннис и Конор? Добрых, таких, которым можно верить? — Брайди грустно вздохнула. — Представляешь, каким мужем будет Конор для той, кого он изберет? Как он будет заботиться о ней и защищать! Она будет жить как за каменной стеной, зная, что он выдержит все и не даст слабины. Ну скажи, Кейт, разве ты не завидуешь ей? Я завидую.

Кейт задумалась.

— Теоретически, в общем, завидую. Только такие мужчины, как правило, любят принимать решения сами, и я сомневаюсь, что могла бы все время послушно подчиняться.

Брайди даже хихикнула:

— Да, подчиняться у тебя бы точно не получилось. Я согласна: такой, как Конор, тебе не подходит. Он и сам так считает: что ты, похоже, понятия не имеешь, зачем вообще нужен мужчина — чтобы быть как раз такой каменной стеной, монолитной глыбой, бастионом.

Кейт выпрямилась:

— Ты хочешь сказать, что вы с Конором обсуждаете меня?

— Ну, разумеется, разговор иногда заходит о тебе. Только это не обсуждение, а просто интерес — ты нам небезразлична. На самом деле мы беседовали о Деннисе, когда Конор сказал это, а именно что тебе нужно перестать жалеть его, если ты не хочешь, чтобы это превратилось в дело всей твоей жизни… Кстати, Кейт, что нам делать с Деннисом, если он не сможет или не захочет вырваться из-под власти гнетущих его переживаний? — озабоченно прибавила Брайди.

На этот вопрос Кейт не могла ответить, хотя знала, что и сам Деннис нередко задается им. Она полагала, что без особого результата, пока однажды не приплыла к нему на лодке, чтобы передать письмо из литейного цеха в Корке, пришедшего на ее адрес для него.

Он будто бы работал над какими-то чертежами, но по готовности, с которой он отложил их в сторону, Кейт поняла, что не оторвала его ни от чего. На письмо он отреагировал вяло.

— Ах это! — небрежно проронил он и отложил его в сторону. — Как они раздражают меня! Ты же знаешь, о чем они, — об этом конкурсе в Америке. Им почему-то непременно хочется, чтобы я участвовал. Только присылают вечно в последний момент.

— Ах, Деннис, ну почему тебе это неинтересно? Разве это не имеет прямого отношения к тому, чем ты занимаешься, — непромышленному художественному литью? — увещевала его Кейт.

— Да, и в награду — тур по Соединенным Штатам и гарантированный денежный приз. Тогда, быть может, скажешь, какую фигуру мне отлить или где взять сил на то, чтобы стоять целыми днями у печи? И потом, на что мне эти деньги? Мне и так хватает, — ворчал Деннис.

Кейт попыталась иронизировать.

— Ты, похоже, считаешь, что уже выиграл, — сухо заметила она.

— Вовсе нет. Но какой смысл участвовать в конкурсе, если ты заранее знаешь, что не победишь? Или, по крайней мере, не надеешься победить? Но именно этого-то у меня и нет, Кейт. У меня нет желания победить, потому что некому потом будет сказать: «Смотри, я это сделал!»

Зная, что ничем не порадует его, Кейт все же ответила:

— Мы будем радоваться за тебя. И все твои друзья. И дело даже не в туре и не в призах. Разве ты не гордился бы одержанной победой?

Он покачал головой:

— Нет. Потому что мне не с кем было бы разделить радость победы или разочарование поражения. — Он встал, пошевелил в печи угольки и поставил на них почерневший чайник. — Нет, такая гордость не для меня, а для эгоистов типа Берка. Он никогда бы не произнес вслух слово «неудача», даже если бы ему пришлось написать его на бумаге сотню раз, и с удовольствием отполировал до блеска луну, лишь бы показать, что и он причастен к освоению космоса…

Кейт промолчала, и некоторое время они пребывали в тишине, слушая деловитое ворчанье закипающего чайника. Все это время Деннис стоял у печи, глядя на огонь, и, когда крышка чайника начала приподниматься, махнул рукой в сторону.

— Заварочный чайник, Кейт. И заварку. Ты знаешь, где они.

Кейт принесла, он заварил чай. Но, поворачиваясь, чтобы поставить его, задел за угол печи и чуть было не упал, если бы Кейт вовремя не поддержала его за локоть.

Он нахмурился:

— Видишь? Я способен держать равновесие не лучше волчка… — начал было он и осекся, удивленно уставившись на руку Кейт, поддерживавшую его.

Кейт посмотрела на него и отвела глаза. Он вдруг протянул к ней руки, и Кейт прильнула к нему, словно ища поддержки, виновато осознавая, что не найдет ее здесь.

Они долго стояли, обнявшись, но Деннис так и не поцеловал ее, а когда она пошевельнулась, он выпустил ее из своих объятий.

— Скажи честно, Кейт… Ты предвидела, что так случится? — спросил он.

— Нет…

— Но ты допустила, чтобы это произошло. Почему?

— Не знаю. Наверное, и в самом деле не нужно было.

— Быть может, и мне тоже. Хотя когда ты прижималась сейчас ко мне, мне вдруг стало ясно, как много в моей жизни зависит от тебя. Интересно, могло бы быть между нами что-нибудь другое? Ты понимаешь, о чем я?

— Понимаю. Только ничего другого быть не могло. Правда же?

— Правда. Извини, Кейт…

— Не надо извиняться. Наверное, я могла бы сказать, что если бы мы сейчас занялись любовью, то я для тебя была бы Эйлин, а ты для меня…

— Бэзил Кент, да? — закончил он за нее. — И все же, Кейт, почему бы нет? Что мы теряем, если попробуем? Оба одиноки и к тому же старые друзья. Разве половина ломтя не лучше, чем вообще ни крохи?

Кейт покачала головой:

— Если речь идет о любви, то нет. Нас бы это не сделало счастливее.

— Не знаю. У нас много общего, и, быть может, со временем это переросло бы во что-нибудь серьезное? Знаешь, Кейт… — Он взял ее руку и начал бережно перебирать пальцы. — А что, если мы не станем отказываться от этой идеи навсегда? У нас впереди много времени, и мы могли бы еще договориться. А, как ты думаешь?

— Мне кажется, я не очень хорошо понимаю, о чем мы сейчас говорим. Ты предлагаешь что-то вроде испытания или помолвки?

— Нет. Если ты не захочешь, то нет. Просто я хочу, чтобы мы признали, что могли бы со временем пожениться и что это не такая уж гиблая затея.

— Но мы ведь не любим друг друга, Деннис! Между нами ничего нет!

— А разве можно полюбить во второй раз? — И после этого риторического вопроса он прибавил: — Но так мы хотя бы будем честны сами перед собой. И мне так нужна твоя вера в меня, Кейт! Так нужна!

Кейт знала, что этого недостаточно и что он тоже наверняка понимает это. Ей вспомнились слова Конора, переданные ей сестрой: «Кейт должна перестать жалеть Денниса, если она не хочет, чтобы это превратилось в дело всей ее жизни». Если бы она дала согласие Деннису, то только из жалости. Но к чему это могло бы их привести? Это был опасный путь, лишенный будущего. И все же уже через мгновение Кейт как бы со стороны услышала собственные слова: «Хорошо. Мы попробуем». Они улыбнулись друг другу, так, в сущности, и не поняв, о чем только что договорились, но в чем бы ни заключался этот пакт, он был закреплен коротким поцелуем.

Потом они перекусили, и Кейт слушала Денниса, впервые за многие месяцы рассказывавшего ей о своих творческих планах без малейшей тени былого цинизма.

Значит, ее помощь действительно нужна ему, радостно думала Кейт. Но позже она с ужасом поняла, что наделала своим опрометчивым обещанием, за которое впоследствии, быть может, придется расплачиваться. Она не смогла понять этого тогда, в объятиях Денниса, но сейчас это было очевидно. Его истосковавшаяся по любви душа скучала по Эйлин, и он искренне верил, что сама Кейт мечтает о Бэзиле. Но это было не так, и Кейт знала это. Мысли ее были поглощены другим — Конором Берком. Да, Конором — прямолинейным, резким, самонадеянным и надежным как скала. Конором, так легко умеющим справляться с ее неподатливым нравом, таким нежным и участливым по отношению к Брайди. Конором, этим огромным оводом, так раздражающим ее отца. Конором, которому нет до нее никакого дела, но который однажды, поддавшись внезапному импульсу, поцеловал ее с такой искренней страстью. Конором, для кого она всего лишь объект его бескорыстной и безграничной заботы и доброты. Конором, которого весь ее здравый смысл запрещал ей полюбить. Но — невероятно, безумно — она полюбила его. И все же позволила глупой жалости возобладать, заставив ее дать Деннису туманное обещание разделить с ним будущее. Что же она наделала?!

Кейт не спрашивала, мучили ли Денниса подобные сомнения, она лишь видела, что он в буквальном смысле ожил, и не решалась подать голос сердца.

У них впереди было много времени, он сам это сказал. Так что же тут плохого, особенно если они будут хранить свой договор в секрете? Так увещевала себя Кейт. Многие вещи проходят сами собой, даже вопреки твоим планам, и если Деннис сейчас искренне верит, что их дружба может перерасти в любовь, то, быть может, со временем он передумает, вновь станет самим собой, и все это окажется для него уже не важным.

Деннис отправил заявку на участие в конкурсе и приступил к работе. Он усердно корпел над набросками, стараясь успеть к решающему дню. Его первоначальным замыслом были резные ворота, но он все же отверг эту идею в пользу витого канделябра, который мог отлить у себя в мастерской без посторонней помощи. От былого равнодушия к работе не осталось и следа. Его дом превратился в настоящий хаос, где повсюду в беспорядке валялись наброски и пробные материалы. Но в том, что он снова чувствовал себя почти счастливым, вне всякого сомнения, была заслуга Кейт.

Во время его нового краткого визита на север по окрестностям озера прокатился слух о том, что прилегающие к нему земли объявлены к распродаже. Из уст в уста люди передавали друг другу эту новость, нередко фантазируя — дескать земли уже проданы. Разумеется, это было не так. Ибо кто стал бы покупать — и за немалые деньги — ни к чему не пригодные земли? Слишком большая роскошь. Все же, земли были выставлены на продажу, и именно тогда в дом Рутвенов повидаться с профессором заехал Конор.

Кейт, впустившей его на порог, пришлось побороть не только удивление, но и знакомый прилив щемящего чувства, охватившего ее при виде Конора.

— Отец? — Она стояла в нерешительности. — Да, он дома, только…

Конор усмехнулся:

— Успокойтесь, все в порядке. Я не взламывал ворота, а пришел сюда по его просьбе.

— Он просил вас прийти?!

— Да. Царственным указом, который оставил для меня в магазинчике Хэллоранов.

— Но зачем? С какой целью?

— Он не упомянул, хотя я догадываюсь…

Конор осекся, потому что дверь профессорского кабинета отворилась и он сам появился на пороге.

— Что тут за трескотня, Кейт? Шумят, балаболят… Имеет, в конце концов, человек право поработать в тишине? — возмутился он и тут же приспустил на нос очки, устремив на Конора пристальный взгляд.

— Вы, судя по всему, Берк? — проговорил он. — И что вам, интересно, нужно от Кейт?

Конор лукаво посмотрел в ее сторону:

— От Кейт? Да нет, ничего такого, что бы я осмелился спросить. Да и потом, разве я пришел сюда по ее, а не по вашей просьбе?

— Вы говорите, я просил вас прийти? — В голосе профессора слышалось сомнение, потом он кивнул, глядя на Кейт. — Ах ну да, я и забыл. Я же хотел его видеть. Впусти его, тогда мы хотя бы сможем узнать правду о тех варварствах, которые он тут еще планирует.

Кейт предложила им сигареты, Конор взял одну, а отец раздраженно отодвинул пачку в сторону. Некоторое время они сидели: Конор — свободно, раскрепощенно, отец — натянуто, с суровым лицом, пока наконец он не спросил:

— А ну-ка скажите нам, это правда, что вы сделали заявку на покупку этой земли и собираетесь купить ее по удобной вам цене?

— Правда, — ответил Конор. — Но я не только сделал заявку, но уже и купил ее. Она моя.

— Вот как? Тогда позвольте поинтересоваться, что вы собираетесь с нею делать?

— Я мог бы не отвечать, но раз уж вы спросили, то скажу. Я собираюсь разбить на ней поле для гольфа для моих постояльцев, — вежливо пояснил Конор.

— Поле для гольфа?! — Тон, с каким профессор Рутвен произнес это слово, не оставлял сомнений, что он предпочел бы арену для петушиных боев или медвежьей травли. — Это ж надо, поле для гольфа! Вы хотя бы знаете, докуда она простирается, эта ваша земля?

— Конечно. Я не раз объезжал ее. Она начинается прямо за землей, принадлежащей вам, за фермами О'Шиэза и Хинана и тянется к западу.

— Совершенно верно. И вы считаете для себя приличным допустить, что спокойные люди, такие, как те, кого вы сейчас перечислили, будут приветствовать эту идею и радоваться тому, как полчища горластых туристов играют в гольф чуть ли не под самыми их окнами?

Конор поднял брови:

— С «приличным» я бы еще согласился, со «спокойными» — нет. Может, о вас, профессор, и можно так сказать, но никак не о ребятах Хинана. Разве все трое не гоняют на мотоциклах как сумасшедшие и разве всем на озере неизвестно, что восемь молодых О'Шиэзов орут во всю глотку чуть ли не с тех пор, как их крестили?

Профессор только развел руками, а Конор невозмутимо продолжал:

— Мне известна ваша точка зрения. Озеро видится вам прелестным уголком, где, по вашему мнению, должна царить старина. Но как бы вы ни старались, профессор, вы не можете остановить будущее. И раз уж мы тут не особо стесняемся в выборе слов, я скажу: если бы судьба Ирландии была в руках таких людей, как вы, мы бы все и поныне сидели на картофельной диете и лишь по праздникам получали бы миску каши.

— А что плохого в картошке и каше? Разве поколения здоровых ирландцев не росли на этой пище в течение многих веков?

— Разумеется, росли, — согласился Конор. — Только тысячами умирали от голода в неурожайные годы и последние гроши отдавали лендлордам за пригоршню овсянки. Вам наверняка известно о голодном море 1848 года, не говоря уже о более мелких.

Профессор метнул на Конора суровый взгляд:

— У нас сейчас нет голода. А вы, молодой человек, если бы действительно пеклись о будущем страны, то не стали бы уродовать ее лицо своими отелями и площадками для гольфа и всякими там ночными клубами и игорными домами, которые наверняка собираетесь построить в будущем.

Конор встал и загасил сигарету.

— Здесь вы не правы. Лишь именно потому, что меня заботит будущее страны, я считаю необходимым дать возможность увидеть ее красоту людям, не имевшим счастья родиться здесь. У нас сказочная природа, волшебный климат, гостеприимный народ, и наша страна ни в чем не отстает по красоте от заморских далей с их пальмами и орхидеями. Но тем, кто едет к нам, нужны такие же хорошие отели и места для отдыха, какие они находят в других странах. И поскольку это мой бизнес, я хочу спросить вас, согласны вы, чтобы за вашими угодьями была выстроена площадка для гольфа?

Профессор изумленно смотрел на Конора.

— Согласен ли я?! У меня что, есть выбор? Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду вот что. Если я не смогу разбить на этой земле поле для гольфа, я попросту не буду заинтересован в ней. В этом случае я продам ее тем, кто стоял следующим по списку среди желающих.

— Кому же?

— Английской фирме, которая планирует урезать свои расходы, построив здесь пуговичную фабрику. Вы когда-нибудь видели, как дымит пуговичная фабрика, профессор? А если их не устроит мое предложение, то следующими по списку были какие-то бандиты-немцы со своей строительной компанией. Им получить любое разрешение на любое строительство так же просто, как помахать кулаками. Теперь ясно?

— Пуговичная фабрика?! Строительная компания?! Да вы что, мистер Берк, шантажируете меня?

— Называйте как хотите, — невозмутимо ответил Конор.

— В таком случае вы можете поступать со своей собственностью как вам угодно, но я ни в какие сделки с вами вступать не буду. Впрочем, раз уж мы затронули эту тему и вряд ли еще когда-либо увидимся — во всяком случае, у меня такого желания нет, — то, быть может, вы ответите мне честно — это правда, что вы купили также еще и угодье Спеллейн?

— Спеллейн? Да. А у вас, профессор, хорошая разведка. От вас, похоже, ни одна новость не ускользает. И поскольку я вижу, вам интересно, то могу сказать, что думаю построить там дом.

— Всего один? А не улицу из коттеджей и небольшой мотель?

— Нет. Просто один дом.

— Для чего, позвольте узнать?

— Чтобы жить. Для чего же еще?

— Кому жить? Вам? А разве вы не живете в этом принадлежащем вам публичном месте, что находится на том берегу?

— Живу. Но здесь вы правы — это действительно публичное место. Человеку, когда он женится, — а я собираюсь, — нужен собственный дом. Поэтому я и приобрел Спеллейн.

— Понятно. Ну что ж, спасибо, мистер Берк. По крайней мере, вы были честны.

Профессор поднялся и тяжелой походкой направился к двери. Дойдя до нее, он обернулся и сказал, обращаясь к Кейт:

— Мы забыли о гостеприимстве, дочка. Ты простишь мне, я знаю, но тебе следует предложить нашему гостю чего-нибудь выпить.

С этими словами он вышел.