Он улыбнулся и дотронулся до выглядывавшего из жилетного кармана кристалла.
— Сядьте вот здесь. — Он пододвинул стул к открытому окну и поставил второй напротив. Взяв за руку, он подвел ее к стулу. Сам он сел напротив так, что их колени почти касались.
— Теперь слушай. — Его голос был тихим, нежным, успокаивающим. — Гипноз я изучал в основном во Франции. Я закончил свое образование, когда понял, что большего получить уже не могу, и отправился путешествовать, углубляя и дорабатывая свою собственную теорию гипноза.
Селена подалась вперед, не замечая, что теперь он может, заглянув в вырез платья, видеть ее грудь.
Но Густав это сразу же заметил. Его взгляд скользнул вниз и, улыбнувшись, он откинулся на спинку стула.
— Итак, моя теория. Каждый человек обладает как сознанием, так и подсознанием. Сознание контролирует слух, зрение, обоняние, осязание, одним словом, чувства. Память находится под контролем подсознания.
— И что?
— В то время как сознание способно и к анализу, и к синтезу, подсознание к синтезу не способно.
— А что такое синтез и анализ? — Селена не могла понять, хочет ли он поставить ее в неловкое положение, показав, что она ничего не понимает, или на самом деле объясняет теорию гипноза.
— Синтез это процесс, при котором происходит обобщение. Как врач ты анализируешь симптомы больного и в результате ставишь диагноз. В данном случае это и есть синтез. При анализе все наоборот. Если ты слышишь, что кто-то простудился, ты начинаешь думать о симптомах.
— Да, но…
Он поднял руку.
— Сначала дослушай. Для процесса синтеза необходимо обобщение результатов анализа. Сознание способно как к первому, так и ко второму, в то время как подсознание — только к последнему. Другими словами, в подсознании идут лишь процессы анализа без синтеза. В результате подсознание воспринимает как реальность любое предоставленное ему обобщение, так как не способно к синтезу и не может сопоставлять подобные обобщения.
Селена кивнула, желая, чтобы» он поскорее заканчивал со всей этой чепухой и переходил к сути.
— Сознание и подсознание находятся у каждого человека в определенном соответствии. Я же работаю именно с неспособным к синтезу подсознанием.
— Но каким образом? Я по-прежнему ничего не понимаю.
— Не рассчитывай, что за несколько минут ты научишься тому, чему я посвятил всю жизнь.
— Нет, конечно, я понимаю.
— Можно сказать, что гипноз — это сон наяву, во время которого функционирует подсознание. Из этого следует: все, что я скажу, впоследствии сознание принимает за правду.
Селена похолодела.
— И, просыпаясь, человек в этом даже не сомневается?
Он улыбнулся.
— Я не могу заставить человека идти против его основных желаний и принципов, но предполагаю, что могу, например, в это время чему-нибудь его научить или подтолкнуть развитие его желаний и принципов в нужном мне направлении.
— Значит, с помощью гипноза можно заставить человека забыть о мучающих его страхах, или…
— Или наоборот, вызвать из памяти страшные воспоминания, сделать так, чтобы человек не чувствовал боли во время хирургической операции. У гипноза очень большие возможности, а я делаю так, чтобы он приносил пользу мне и многим другим.
— А что насчет сеансов?
— В их основу легли работы Месмера, проводившего исследования магнетического воздействия животных друг на друга, что и положило начало изучению гипноза. Мы с Джой Мари получили некоторые весьма интересные результаты. Все ли в этих сеансах правда? Честно говоря, не знаю. Но люди рады, полагая, что разговаривают со своими усопшими близкими. Так что же здесь плохого?
— Это нечестно. Он махнул рукой.
— Честность, реальность. Все это субъективно.
— Но правда есть правда.
— Вовсе нет. На войне правой себя считает каждая из сторон. Моя дорогая Селена, правда — понятие весьма относительное.
Нахмурившись, она закусила губу. Разумеется, — .она была с ним не согласна, но спорить не хотелось. Нужно, чтобы он говорил. Однако если он и в самом деле полагал, что правда относительна, то вполне понятно, что он смог устроить себе на Мартинике такую жизнь.
— В общем, я даю людям то, что они хотят, и получаю взамен то, что нужно мне. Разве это плохо?
Селена пыталась собраться с мыслями. Слова Густава ее озадачили. Он сумел подать все так, что казалось, он никому не делает ничего плохого. И все же она не думала, что все здесь так просто. И так мило.
— Ведь так? — Наклонившись к ней, он взял ее за руки.
— Вроде и правда, в этом нет ничего плохого. Он кивнул, задержал ее руки еще на какое-то время, потом вытащил из жилетного кармана кристалл.
— Селена, лучший способ понять, что такое гипноз — испытать его на себе.
— Не знаю. Я бы лучше посмотрела, как вы это будете делать с кем-нибудь другим.
Он склонил голову набок, обдумывая ее слова.
— Хорошо.
Он встал, прошел по комнате и дернул за шнурок. Вскоре, приоткрыв дверь, в комнату заглянула горничная.
— Монсеньор?
— Зайди, Джин. Мы проводим здесь маленький эксперимент. Джин вошла.
— Закрой дверь и принеси из ванной свечу. — Густав повернулся к Селене. — Вскоре у тебя не останется сомнений насчет моих возможностей.
Джин сделала, что ей было приказано, и теперь стояла рядом с ними со свечой в руках.
Густав поднял кристалл и начал водить им у Джин перед глазами.
— Тебе хочется спать, очень хочется спать. Ты устала, очень устала. — Он говорил монотонно, снова и снова повторяя одни и те же слова.
Вдруг Селене тоже захотелось спать, и она тут же отвела глаза от кристалла. Когда она снова повернулась, Джин стояла неподвижно с закрытыми глазами и ровно дышала.
Густав взглянул на Селену.
— Конечно, с первого раза загипнотизировать ее не так уж просто. Но потом она будет входить в транс быстро и легко. — Он снова посмотрел на горничную, — Теперь, Джин, медленно проведи рукой прямо над пламенем свечи. Жара ты не почувствуешь. Наоборот, тебе будет казаться, что у тебя замерзли руки.
Джин провела над свечой правой рукой настолько медленно, что пламя непременно должно было ее обжечь, но она дрожала, будто от холода.
Селена изумленно посмотрела на нее.
— Теперь, Джин, опусти руку. Ты проснешься и будешь свежей и счастливой. Ты проснешься по моему счету.
Он сосчитал до десяти.
Джин открыла глаза, улыбнулась, посмотрела на свечу, а затем смущенно осмотрела комнату.
— Вы хотите что-нибудь еще, монсеньор?
— Нет, это все. — Густав сел напротив Селены. Поставив свечу на стол. Джин зябко потерла руки.
— Вам не холодно здесь, монсеньор? Густав улыбнулся.
— Нет, все в порядке. Можешь идти, Джин.
— Спасибо.
Джин вышла и закрыла за собой дверь.
— Ну что ты об этом думаешь? — Подняв бровь, Густав посмотрел на Селену.
— Восхитительно!
— Это точно. — Он держал кристалл у нее перед глазами. — Теперь твоя очередь, та chere.
Селена сцепила руки. Она должна узнать больше, а это единственный способ. Но она не позволит ему себя загипнотизировать. Она только сделает вид и посмотрит, что он сам будет делать в это время. Она улыбнулась.
— Хорошо. Я очень хочу научиться. Густав повернул в руке кристалл, и он сверкнул в лучах заходящего солнца.
Селена сосредоточила внимание на нем и на голосе Густава, бесконечно повторяющего одни и те же слова. Ее веки сделались тяжелыми, дыхание замедлилось. Захотелось спать. Откинув голову на спинку стула, она закрыла глаза.
— Селена, ты меня отчетливо слышишь. Я — твой друг. Я никогда тебя не обижу. Ты можешь мне доверять. Мы так с тобой похожи. Мы оба медики. Вместе мы будем помогать людям. Я обеспечиваю людей работой на полях. Это очень им помогает. Ты можешь их лечить. Это тоже очень им нужно. И ты сможешь мне помочь.
Солнечный свет померк, ветер стих, и Густав взглянул на Селену. Улыбнувшись, он убрал свой кристалл.
— Селена, ты так хорошо помогаешь людям, и я хочу, чтобы ты помогла мне. Мне нужна твоя любовь, твоя страсть, твоя сила. — Он коснулся ее лица, потом подался вперед и поцеловал ее в губы.
Она продолжала спокойно сидеть, не открывая глаз.
— Люби меня. Утоли мою страсть, наше желание, и ты станешь счастливой, твоя жизнь наполнится смыслом. Здесь, на плантации, исполнятся все твои желания и тебе будет не нужно никуда ехать.
Он коснулся халата, немного приоткрыв ей грудь.
Она по-прежнему сидела, откинувшись на спинку стула.
— Теперь, Селена, распахни халат и покажи мне свою грудь. — Он убрал руку.
Поколебавшись, она медленно подняла руки и раскрыла шелковый халат, обнажив грудь.
Взяв свечу, он поднес ее ближе, чтобы лучше ее рассмотреть.
— Очень хорошо. Селена. Правда, очень хорошо. Твое тело и впрямь прекрасно, как я и думал, и я только начал его познавать.
Поставив свечу, он запахнул ей халат и снова сел.
— Селена, ты хочешь Густава Доминика больше, чем хотела когда-либо Дрэйка Дэлтона или другого мужчину. Ты сгораешь от желания, и твое сердце открывается, едва ты меня увидишь. И когда я назову тебя «деткой», ты будешь полностью в моей власти и сделаешь все, что я захочу. Я — воплощение всего, чего ты только можешь желать от мужчины. — Подняв ее безвольную руку, он поцеловал ладонь. — Когда по счету «десять» ты проснешься, будешь чувствовать себя свежей и счастливой. — Он начал считать. — Раз…
Открыв глаза, она зевнула и улыбнулась.
— Когда же ты начнешь меня гипнотизировать?
— Уже все.
— Все?! — Она смотрела по сторонам непонимающим взглядом. — Я не понимаю.
— Селена, ты оказалась великолепной ученицей. Честно говоря, я так и думал. Мы с тобой многое сможем сделать… детка.
Она улыбнулась и наклонилась к нему. Ее халат распахнулся, обнажив грудь, но она, казалось, этого не замечает. Подавшись вперед, он коснулся ее соска, а она подняла голову, подставляя ему шею для поцелуев. Он провел пальцами по ее гладкой коже от кончика подбородка до груди.
Поднявшись, он поставил ее на ноги и, стянув с плеч платье, прижал к себе ее нагое тело. Она задрожала в его объятиях.
— Детка!
Встав на цыпочки, она обхватила его шею и всем телом прижалась к нему, взглянула на него и приоткрыла рот, приготовившись к поцелуям.
Но он остановил ее и, схватив за плечи, оттолкнул от себя.
— Ты такая же сука, как и все, или нет, Селена Морган? Стоит дать малейший толчок, и тут же рушатся все твои моральные устои. Так или нет?
На какой-то момент она смутилась, потом вновь стала распущенной. Он ударил ее по лицу. Ее голова дернулась. Из губы потекла кровь, она прикрыла рот ладонью и смущенно посмотрела на него. Толкнув, он поставил ее на колени. Она смотрела на него. В ее глазах были отчаяние и желание.
— Сейчас ты стоишь как надо. — Он улыбнулся, показав желтые зубы. — Нам с тобой будет хорошо. Я даже женюсь на тебе, потому что так хочу. Но я — хозяин плантации, и ты, как и все остальные, будешь беспрекословно выполнять все мои приказы. И делая это, ты будешь счастлива… детка.
Она протянула к нему руки.
— Густав, пожалуйста! Ты — это все, чего я хочу. — Схватив за штанину, она потянула его к себе.
Он высвободил ногу.
— Будь у меня время, я бы преподал тебе первый урок, как мне угодить. Но сейчас меня ждут к обеду. Тебе тоже нужно поесть. Теперь встань.
Она поднялась, не отводя глаз от его лица.
— Нет, детка. — С этими словами он завязал на талии пояс. По-прежнему не сводя с него глаз, она закрыла рот рукой.
Он кивнул и направился к двери.
— Поешь! Позже силы тебе еще пригодятся. — Взглянув на нее еще раз, он вышел.
Она отвернулась от двери, снова потрогала пальцем разбитую губу и тут увидела стоявшую у окна Жозефину.
Жозефина поднесла палец к губам, покачала головой и ушла по балкону.
Селена бросилась за ней, но тут же остановилась. Девочка сообщила, что Дрэйк не придет. Она снова вернулась в спальню. Взглянув на поднос с едой, она почувствовала, что умирает с голоду. Ей нужно есть и отдыхать, потому что скоро вернется Густав и продолжит обучение.
Ей и правда нужно быть сильной.
Глава 20
Стоя в тени балкона, Дрэйк смотрел на окно Селены. На столе горела свеча. Селена, завороженная, сидела на постели, подложив под спину подушки. Ее распущенные каштановые волосы падали на грудь, скрытую тонким шелком зеленой ночной рубашки.
Самое страшное произошло. Она позволила Доминику воздействовать на себя гипнозом, наркотиками, чем там еще он сводил с ума людей. Теперь она — зомби. Он сжал кулаки. То, что ему рассказала Жозефина о Селене и Доминике, было плохо, но еще хуже было то, что он видел сейчас. Он же предупреждал Селену, чтобы она была осторожна и не позволяла Доминику играть с ней в его игры. Но похоже, она его не послушалась. И вот теперь он даже не знал, что делать.
Когда Жозефина принесла эту новость, он, к счастью, еще был в доме старейшей и не ушел в Сан-Пиерре собирать информацию. Старейшая помогла ему выяснить, что власть Доминика на острове усиливается, так как он покупает все новые земли. Мулатов прогоняли, отбирая у них маленькие участки, да и с французскими плантаторами он поступал точно так же. В конце концов им всем больше ничего не оставалось делать, кроме как работать на Доминика.
Люди француза были ему преданы. Зомби, как называла их старейшая. Днем из-за охранников Дрэйк не мог приблизиться к рабочим и не знал, удастся ли ему когда-нибудь это сделать. Но Жозефина могла действовать и действовала. К тому же, люди не отказывались с ней говорить. Так он узнал намного больше и быстрее, чем мог бы выяснить сам.
Он посмотрел по сторонам и убедился, что его не заметили. Охранники ходили своими обычными маршрутами. Ему хотелось навестить и Джой Мари, но ей он не доверял. Казалось, что единственный человек, не находящийся полностью во власти Доминика — это слуга Джон. Но судя по тому, что удалось выяснить Жозефине, он был очень предан Густаву.
Дрэйку ничего не оставалось, надо говорить с Селеной. Ему очень не хотелось, он боялся услышать, что ей хорошо с Домиником, что она собирается навсегда остаться на Мартинике или еще что-нибудь в этом роде. Если действительно дошло до этого, он похитит ее, Джой Мари и Джимми и увезет их в Техас. У него, конечно, будут неприятности. Но надо наконец остановить этого француза и отблагодарить за помощь старейшую и Жозефину.
Он влез в скрытое окно.
Подняв глаза. Селена увидела его и вздохнула.
— Ты ждала кого-то другого? — Его голос прозвучал грубо.
— Да.
Он подошел к кровати и взглянул на нее злыми прищуренными глазами.
— Доминика?
— Да. — Она взяла его за руку и потянула. — Садись. — Я не думала, что ты сегодня придешь. Но очень рада тебя видеть.
— Не сомневаюсь. Именно поэтому ты и ждешь Доминика. — Он сел, по-прежнему держа ее за руку. Она улыбнулась.
— У меня хорошие новости. Это было очень трудно, но я все же выяснила, что Доминик здесь со всеми делает.
— И как же ты это выяснила?
— Я согласилась на гипноз и сделала вид, что он меня загипнотизировал.
Дрэйк ее встряхнул, схватив за плечи.
— Я тебе говорил, чтобы ты этого не делала! — Он пристально посмотрел ей в глаза, пытаясь увидеть, изменилось ли в них что-нибудь, после того как Доминик ее гипнотизировал. Ничего определенного сказать он не смог.
— Мне пришлось. — Она смутилась и попробовала отстраниться от него. — У меня не было выбора.
— Ты уверена, что он не использовал какое-нибудь произрастающее на острове растение или наркотик? Ты узнала все?
Она нахмурилась.
— Да, я знаю о растениях и травах. Но ими он не пользовался. — Она посмотрела Дрэйку в глаза, словно пытаясь найти в них ответ, как себя с ним вести.
— Ты делаешь мне больно. — Она попыталась высвободиться, но не смогла. — Отпусти меня, Дрэйк.
Он отпустил ее. Неужели теперь она во власти француза? Его охватила дикая ярость. Он снова прижал ее к себе и крепко поцеловал в губы. Когда она ему ответила, приоткрыв рот и проведя руками по его волосам, потом по плечам, крепче прижимая его к себе, он почувствовал облегчение. Потом подумал о Доминике. Этот чертов француз мог управлять Селеной и сделать так, чтобы она его приняла, надеясь сбить его с толку. Радость оставила его. Он еще не победил.
Оттолкнув ее, он с силой сжал кулаки, чтобы не было искушения вновь прикоснуться к ней.
— Что-нибудь не так?
— Черт возьми, ты не знаешь, что не так? Жозефина рассказала мне о том, что видела здесь, и я сразу же бросился к тебе.
Селена кивнула и поправила постель.
— И ты подумал, что я… и Доминик? Да как ты посмел?! — Она влепила ему пощечину. Дрэйк не пошевелился, лишь голова его дернулась от удара. Он осуждает ее напрасно? Он очень на это надеялся, но ведь она так ничего и не рассказала — ни о поцелуях Доминика, ни о том, что он ее бил. Выдумать все это Жозефина не могла. Но помнит ли сама Селена, чем они занимались с французом?
— Видишь ли, ты ошибаешься. Ничего не было. Я просто выяснила кое-что о гипнозе. Но тебе это, я вижу, совсем неинтересно. Тебя интересует…
— Я очень за тебя волновался. Я очень боялся, что он тебя обидит. — Между ними словно возникла стена, и он не знал, как ее разрушить, и даже не знал, хочет ли это сделать.
— Так что же ты выяснила? Она тяжело вздохнула.
— Я видела, как он загипнотизировал Джин. Горничную. Это действует, Дрэйк. И противопоставить этому мы можем только одно.
— Что?
— Об этом я тебе уже говорила у водопада, и по-прежнему считаю, что это — наилучший способ. Густав меня хочет, и я принесу себя ему в жертву в обмен на всех остальных.
Дрэйк даже рассмеялся.
— Ты считаешь, что стоишь так дорого? Доминик уже прибрал к рукам почти весь остров, и когда он будет полностью его, он вполне обойдется без всякого гипноза. Если люди решат остаться здесь, то они автоматически станут его рабами, поскольку все будет в его руках. Обладая такой властью, он сможет заполучить любую женщину, любого мужчину. — Он сейчас делал ей больно, но она должна знать правду. Нельзя, чтобы она вечно помогала другим, принося себя в жертву. — Так стоит ли ему ради тебя рисковать своими грандиозными планами?
Вспыхнув, Селена отвела от него взгляд.
— Когда ты это так подаешь, я чувствую себя полнейшей дурой. Наверное, ты прав. Мужчина просто не может хотеть такую женщину, как я, настолько сильно. Он должен хотеть скорее кого-нибудь, вроде Джой Мари. — Она встала.
Удивленный и смущенный ее реакцией, он смотрел, как она надела зеленый домашний халат и туго завязала пояс вокруг талии. Внезапно его охватило желание, но он тут же его поборол. Сейчас не время поддаваться чувствам. Он не должен терять голову.
Она презрительно взглянула на него.
— Нечего сказать? Ведь это правда? Ты ведь тоже любишь Джой Мари. Дрэйк просто окаменел.
— Джой Мари?
— Ты все время ее хочешь. Я же просто помогаю тебе ждать, пока ты снова ею завладеешь. Ты хочешь увезти ее обратно на ранчо и заберешь с собой Джимми, чтобы она была счастлива. А я?.. — Сжав губы, она отвернулась.
— Джой Мари? — Это имя постоянно вертелось у Дрэйка в голове, и он ничего не мог с этим поделать. Но смущение быстро сменил гнев. Он встал.
— Она моя сестра. О чем, черт возьми, ты говоришь?!
— Я говорю… Густав сказал… Я подслушала, что ты и Джой Мари… Да, что вы были…
— Любовниками? — Он прошел по комнате и остановился перед ней. Он смотрел на нее, но не отважился прикоснуться. — Я повторяю, она мне сестра, а там, откуда я приехал, мужчины никогда не трогают своих сестер. По крайней-мере, таким образом.