— Итак… тебя отстранили от занятий, — пауза, глоток. — Почему? Что именно произошло? — в его голосе слышались стальные нотки.

— Ну, э-э-э, просто… в моей голове… то есть у меня возникло… чувство, — пробормотал Майлз. Отец знал его секрет и уже довольно долго скрывал его от жены. Но все-таки отец оставался… отцом. И не Человека-Паука, а Майлза Моралеса. Он всегда четко давал это понять.

— То есть речь о том, что ты опять должен был кого-то спасти, да? Ага, что ж, позволь задать тебе один вопрос, супергерой… — он сделал еще один глоток из кружки. — Кто спасет тебя?

Майлз сидел молча, пытаясь подобрать ответ, который удовлетворил бы старика, и в то же время молясь про себя, чтобы тот сменил тему разговора.

Солнце только начало всходить, золотая полоска света пробежала по красным кирпичикам домов, когда случилось чудо в виде с грохотом подъехавших мусоровозов. «Спасен», — подумал Майлз, когда они с отцом переключили внимание, наблюдая, как мусорщики медленно движутся вниз по улице — один едет, двое идут рядом с грузовиком, забрасывают мешки, вытряхивают мусорные контейнеры и бросают их обратно на тротуар. Одноразовые вилки, куриные косточки, втулки туалетной бумаги и другие отходы, которые выпали сквозь дырки в мешках, остались разбросанными по тротуару. Прошло десять минут, а Майлз до сих пор не мог понять, что он и его старик здесь делают — пока мусоровоз не уехал с их улицы.

— Знаешь, поговорим об этом позже. А пока, сынок, почему бы тебе не прибраться?

— Что ты имеешь в виду?

Отец Майлза встал, потянулся и сделал еще один глоток из кружки. Он махнул рукой в сторону тротуара.

— Видишь все эти мусорные баки? Побудь добрым супергероем и поставь их туда, где они должны быть. Помощь соседям — самый что ни на есть геройский поступок, верно?

Майлз вздохнул.

— Ах да, — продолжил отец, — и подбери все те отходы, что оставили наши замечательные мусорщики.

— Чем? — с отвращением спросил Майлз. Жаль, у него не было с собой вэб-шутеров, тогда ему бы не пришлось прикасаться или вообще близко подходить к пластиковым пакетам с собачьими какашками и рыбьими кишками. Правда, вряд ли бы он мог стрелять паутиной в пижаме.

— Придумай, сын.

И это было только началом его наказания. После ему пришлось убираться в доме, тащить кучу белья в прачечную и обратно, а также самому готовить себе ужин, который в итоге свелся к лапше быстрого приготовления с острым соусом и тостом. В субботу отец водил его по всей улице, стучался к соседям и спрашивал, не нужна ли им помощь. В итоге Майлзу пришлось вытаскивать старый матрас из подвала миссис Шайн, где раньше жил ее сын-наркоман Сайрус, вешать картины в доме мистера Фрэнки и выгуливать всех соседских собак. А это означало, что за ними нужно было убирать какашки. Гору какашек.

Снова и снова он совершал соседские «подвиги». Одно задание за другим. Одна работа за другой. Один пакет заварной лапши за другим.

Сегодня, во время воскресного ужина, Майлз содрогнулся от этих воспоминаний и потянулся за второй порцией риса и еще одним куском курицы. Впервые за долгое время он ел больше Ганке и отца. И дело было не только в отменном вкусе маминой стряпни, но и в сладком предвкушении конца его наказания, его мучений.

Однако тут отец Майлза решил разбавить ужин текущими событиями.

— Я тут прочитал в газете, что кто-то избивает школьников и отбирает у них кроссовки, — сказал он первое, что пришло в голову. Затем он засунул в рот пучок зелени, прожевал, проглотил. — Я с тобой говорю, Ганке.

— Со мной?

— Ага.

— Ну, у меня пока не возникало проблем. Я дошел от станции до вас как обычно, никто ко мне не лез, — сказал Ганке.

Отец Майлза наклонился и заглянул под стол, чтобы оценить кроссовки Ганке.

— Нет, я просто подумал, может, именно ты их воруешь.

— Ну конечно! — воскликнула мать Майлза, вставая из-за стола. Она поставила тарелку в раковину и бросила через плечо: — Ты же знаешь, Ганке и мухи не обидит. Так же как и Майлз.

Ганке и мистер Моралес бросили взгляды на Майлза. Отец состроил забавную рожу, но в этот момент мама обернулась.

— Джефф! — раздраженно выпалила она, заметив его гримасу. — Мне иногда кажется, что у меня два ребенка. Кстати, вот именно за это ты и будешь мыть посуду.

— Не, не буду, — сказал он словно непослушное дитя. Он усмехнулся и положил вилку на тарелку. — Твой малыш Майлз этим займется. Считай это наказанием на десерт. Вишенкой на торте. — Ганке показал Майлзу язык, и тот одарил его ледяным взглядом. — Хотя, сынок, мы можем поторговаться, если хочешь. Я помою посуду, а ты оплатишь все эти счета, — добавил он, указав на стопку перевязанных резинкой конвертов, лежавших на кофейном столике.

— Я знаю, — простонал Майлз. Он понял, что за этим последует.

— Как я всегда говорю: любишь есть, люби и посуду мыть, — добавил отец Майлза. — А еще ты вынесешь мусор.

После ужина Майлз взял мусорный мешок, вышел на улицу и швырнул его в бак. Когда он обернулся, отец уже сидел на верхней ступеньке крыльца, там же, где и в пятницу. Ситуация напоминала игру «Саймон говорит», вот только вместо Саймона был Джефф. Джефф говорит: садись, Майлз. Джефф говорит: молчи, Майлз, пока я не задам тебе вопрос.

Они оба с минуту помолчали. Тишина обжигала желудок Майлза изнутри, как если бы курица, которую он только что съел, снова зажаривалась.

— Ты же знаешь, мы с твоей мамой любим тебя, — сказал он наконец.

— Ага, — Майлз уже предчувствовал начало большого разговора.

— И ты уже вот-вот вернешься в школу, так что послушай. Я хочу, чтобы ты понял… Я просто хочу, чтобы ты, как бы это сказать… — отец Майлза заикался, подыскивая нужные слова. В конце концов он заговорил в лоб. — Ты же знаешь, твоего дядю отстраняли от занятий. Очень часто, — отец Майлза сжал кулаки. — Он думал, что правила не для него. И это его убило. В последнюю очередь мы с твоей мамой хотим, чтобы ты был… похож на него.

Ты так похож на меня.

Эти слова пронзили Майлза, застряли у него в горле. Отстранен от занятий. Правила. Убило. Майлз сглотнул, будто проглатывая чувство вины вместе с замешательством. Он привык, что о дяде упоминают в подобных ситуациях, но каждый раз это причиняло ему боль. В действительности только один раз отец упомянул о дяде Аароне, когда пытался объяснить ему, что такое хорошо, а что такое плохо. Его отец и дядя выросли на улице — бруклинская шпана, — то и дело кого-нибудь обворовывали, обманывали, попадали в суд и колонию для малолеток до тех пор, пока не угодили в настоящую тюрьму. После освобождения отец Майлза встретил его маму и выбрал другой путь, но дядя Аарон продолжил охотиться за легкими деньгами в темных переулках. Теперь дядя Аарон считался эталоном глупости, примером всех ошибок в их семье — по крайней мере, по мнению отца.

— Ты понимаешь? — спросил отец Майлза.

Майлз закусил внутреннюю сторону щеки, думая о своем дяде Аароне. О том, что знал о нем. Не только о чем ему рассказывал отец снова, и снова, и снова. А то, что знал из первых рук — он был свидетелем смерти дяди. Три года назад дядя Аарон погиб, пытаясь прикончить Майлза.

— Да, я понимаю.