— Не молите вы о милости, не просите вы о прощении! — сквозь зубы процедил царь, вытаскивая лезвие из плеча. — Вымаливаете у меня кары для иных… Нет в сердце твоём света веры и любви.

Иоанн замахнулся и нанёс последний удар в грудь князя.

За столом воцарилось тревожное смятение — опричники переглядывались меж собою, не обмениваясь ни словом, лишь взглядами. Булатов с досады и от омерзения сплюнул на пол и опустошил чашу с питьём. Меж тем Фёдор шагнул ко столу, стянув из-под блюда чистое полотенце, оглянулся и подозвал слуг с кувшином чистой воды, сам же приблизился к Иоанну и опустился подле него на колени.

Лишь сейчас, находясь подле государя, Басманов видел, как всё тело Иоанна наполнилось дрожью. Его длинные пальцы всё ещё крепко сжимали рукоять ножа, и царь не был в силе расцепить их. Когда холоп приблизился, Фёдор повелел коротким кивком оставить кувшин на полу, подле ещё не остывшего тела князя. Иоанн обернулся на гулкий стук, когда серебряное дно коснулось каменного пола. Лишь тогда царь вытащил нож из тела и медленно протянул оружие Басманову. Фёдор молча принял его, но оставил на полу. После того взял полотенце, обмакнув его в воду, и осторожно обхватил царя за запястье. Дрожь ещё не покинула тело царя.

— Позволите? — тихо спросил Фёдор, глядя в глаза Иоанна.

Царь ничего не ответил, но не отдёрнул руки. Тогда Фёдор потянул чуть на себя и принялся смывать горячую кровь. Вода в кувшине всё сильнее окрашивалась в цвет глубокого бархата. Холод от каждого прикосновения благотворно влиял на разум Иоанна — дрожь начала стихать. Фёдор всё то время изредка поднимал взгляд на государя. Видел он, как лицо переменяется с неистовой ярости на усталую отрешённость. Глаза царя насилу держались открытыми.

Когда очередной раз Фёдор коснулся полотенцем руки Иоанна, царь точно очнулся от оцепенения и поднялся с пола. Взглянув на стражу, что стояла у входа в палату, царь коротко кивнул на окровавленное тело. Единый взмах государя — и вновь заиграла музыка, пущай и поначалу нескладно да сбивчиво, но как разыгрались, так и держали ладный строй.

Фёдор опустился на своё место, подле отца. Даже не встретившись с ним взглядом, он лишь отпил из чаши своей да и пустился обратно плясать средь скоморохов.

Глава 3

Мягкий свет золотистого неба украдкой пробирался сквозь узкие окна, что находились практически под самым потолком. Мутные стёкла будто преисполнялись янтарным светом изнутри, одаривая комнату разводами солнечного цвета на стенах и толстых столбах, из которых расходился сводчатый потолок. Особо много света лилось на стол из дерева. Сверху скатертью служило белое полотенце, исшитое красными узорами. Угловатые звери то глядели друг на друга, то отводили взгляды в разные стороны, повинуясь ритму орнамента.

За столом сидели двое — Фёдор Басманов да Андрей Штаден. Пред ними стояло два зеркала, в которые они поглядывали. Одеты оба были в шёлковые рубахи, штаны да высокие красные сапоги. Немец то и дело поглядывал на отражение друга своего да и на само зеркало. Диковинные чудовища будто бы подставляли морды утренним лучам солнца и щурились от яркого сияния.

— Мне стало сложнее уяснять для себя дух ваш, — со вздохом произнёс немец. Андрей вытер щёку полотенцем и помотал головою.

— Отчего же? — спросил Фёдор, вскинув брови. Взгляд Басманова был сосредоточен на собственном отражении. Холодная сталь касалась его подбородка.

— Уж думал, после самобичевания в банях ваших не поразят меня русичи, — произнёс Андрей. — Да вот всё в толк не возьму…

Немец умолк, будто бы подбирал слова, но не мог из-за незнания речи русской — не мог он мысль свою облечь, собрать воедино.

— Мне было дозволено покуситься на царские украшения. Иным — нельзя, — просто ответил Фёдор, проводя своей рукой по щеке. — Такова была воля царя, на том и всё.

— Откуда ведал ты, что дозволено? — спросил Андрей. — Не иначе как того же дня вора мы вешаем на воротах дома его. То в назидание иным слугам государевым учиняется, али не прав я?

Басманов улыбнулся да замер, точно мысль какую-то уловить хотел. Всё то немногое время размышлений своих глядел он в отражение.

— Ведал, — коротко ответил Фёдор. — Иначе бы не позарился.

Гладкая белая кожа блестела от тёплой воды, которой умывался молодой опричник.

— Не иначе, что ныне ты на особом счету у государя? — спросил немец столь добродушно и по-свойски, что Басманов не услышал ни ревности, ни зависти в голосе друга.

Сам Фёдор улыбнулся мысли той, решив не отвечать. Он выпрямился в полный рост и обернулся на чужестранца, который явно стоял в смятении. Не нашёл Андрей, что молвить — всё пустое. Махнул рукой, перекинул полотенце через плечо. Не проронив ни слова, Фёдор вытер лицо. Напоследок он оглядел себя в серебряной глади, после чего обернул зеркало тёмно-синим бархатом и перевязал кожаным шнуром. Припрятав своё сокровище за пазухой, он вместе с другом направился к трапезной палате.

Сводчатые потолки опирались о толстые четырёхугольные столбы. Окна лили сквозь свои мутно-молочные стёкла солнечный свет, который всё смелее и смелее вступал в свои права. На стенах, потолках и массивных столбах оставались размытые узоры-блики, нарисованные светом молодого солнца. Людей уже собралось немало — опричники сидели, неравномерно занимая места за столами. Все движения их, как и поток тихой бескостной речи, указывали на неторопливый дух, что царил в трапезной. Одеты они были не по уставу — видно, мужчины и воины оставили свои кольчуги и мрачные одеяния вне этих стен. Сейчас же они собрались с тем, чтобы звенеть не оружием, но чашами с прохладным питием, которое призвано было унять буйство вчерашнего застолья.

Царский трон пустовал. Лишь свет, мягкий да золотистый, скользил по резным узорам, то прячась в углублениях, то дерзко сияя на рёбрах. Судя по тому, что слуги государевы уже приступили к утренней трапезе, дожидаться владыки не стоило.

Фёдор мельком оглядел утреннее застолье. Он взглядом искал своего отца. Басман-отец уже с утра опохмелялся от вчерашнего пира и болтал с Афанасием Вяземским. Низкий бас их был легко различим в слабом шуме, что наполнял палату. Однако по мере того, как собравшиеся в трапезной стали замечать Фёдора, разговоры делались всё тише. Он повёл головою, оглядывая опричников да думных бояр. Считав некое недовольство и холод на суровых бородатых лицах, Фёдор лишь вскинул да изогнул брови соболиные, дивясь такому приёму.

Басман-отец, заслышав перемену в общем гуле в трапезной, умолк, не досказав мысли своей Афанасию, да и обернулся ко входу в залу. Свёл брови Алексей от чувства прескверного, видя, какого нрава опричнина ныне к Фёдору. Сам же младший Басманов будто бы и не замечал тех взглядов. С тем настроением, что было на грани холодной враждебности, и занял молодой опричник место подле отца своего.

Не успел Фёдор сесть за стол, как подле него опричник принялся охлопывать себя по карманам, по груди да проверил кольца на руках своих. После того опричнику было будто всё ещё тревожно — отсел от юноши, продолжая проверять сохранность вещей своих. Басманов-младший с любопытством глядел на это действо. Все опричники, что сидели за столом, тотчас же принялись будто бы рыскать по карманам. Движения их были широки да размашисты, точно на потеху.

Лицо Алексея всё мрачнело по мере того, как странная игра охватывала весь зал. Булатов Иван, сидя вдали от обоих Басмановых, так же принялся шарить по карманам своим. Опричники хлопали себя, даже не имея карманов. Ещё мгновение, и Алексей встал бы в полный рост, и без мордобоя не обошлось бы. Но по незримому знаку все как один унялись, оставив ту глупую игру. Фёдор, казалось, даже был несколько расстроен — он едва смог получить какое-то веселие. Коротко вздохнув, Басманов приступил к еде.

* * *

Нынче выдался день светлый да морозный. Сказочное покрывало из тысяч снежных искр ослепляло взор. Снег стал мягким и податливым — от простого шага оставался глубокий след сапога али подкованного копытца. Детвора, что служила при дворе, смогла-таки улизнуть от повинностей по хозяйству да и сбежалась во двор. Предавалась она зимним забавам — лепили кривобоких снеговиков да снежных баб, кидались снежками и валялись в сугробах, оставляя после себя чудные следы.

— Разойдись, детвора! Едут опричники государевы! — кричал привратник, надрывая ослабшее горло.

Изо рта его валил густой пар, что на солнце обращался молочным цветом и быстро возносился вверх. Хоть дети и были объяты весельем и раздольем, знали они строго, кто есть опричники. Страшные фигуры в чёрных одеяниях в глазах детворы были воплощением мрачных образов из сказок о потусторонних силах. То были стража Калинова моста, вороны Кощея али кромешники. С тем чувством страха, которое свойственно не только детям, как бы ни хотели то отрицать, ребятишки бросились бежать врассыпную, стоило привратнику возвестить о приближении опричников к воротам крепости.

Холопы, закутанные в заячьи тулупы али ещё какого зверя мелкого, принялись отворять ворота. Во двор, заснеженный и истоптанный, въехало несколько всадников. Попрятавшаяся детвора украдкой глядела на них, затаив дыхание. С громким басистым хвастовством оглядывали опричники награду свою, которую забрали они из лап опальных князей. То были и золото с тканями, и оружие искусное, да и живой товар — будь то скот али девицы — всё привозили в Слободу, в дар ли государю, себе ли в имение — всё одно.