— Даже если указ мой и будет разиться с волею Божьей, не окончишь ты службы, покуда не дам на то добра, — оборвал его на полуслове царь.

В покоях вновь повисло молчание. Свеча дрогнула, хоть ветра и не было, точно невидимый дух посетил эту обитель. Неведомое чувство наполнило сам воздух, затаившийся в царских покоях, и опричник вместе со своим владыкой одновременно же и рассмеялись, беззлобно и легко.

Глава 6

Коридоры вторили гулким эхом шагу князя Василия Грязного. Его походка, лёгкая да чуть шаткая, знакома была всей царской дворне, да оттого и заприметить можно было его издалека. Как-то завелось уж, зачастую Васька был навеселе — то с пиру али застолья, то с похмелья, то просто случай выдался заложить за воротник. Оттого и теперь шёл князь, размахивая руками, точно пустыми рукавами.

Шатался он всюду, но не направленно шёл куда-либо. Взгляд его плавал из стороны в сторону, то и дело оглядывая пролёты каменных лестниц, устланных красными коврами с узорами, глядел он и на высокие расписные своды, которые переплетались ветвями лозы над головою. Наконец сие праздное блуждание и обрело цель — в дальней зале, ежели следовать по коридору, слышна была музыка да звонкий смех. Васька верно смекнул, что именно то он и искал. Открылась ему картина, ослепляющая расслабленный ум его.

Ещё до того, как князь переступил порог, звуки музыки да смеха заполнили весь слух его. Пёстрые пятна не давались взгляду и продолжали метаться причудливыми формами меж собою. Лишь с усилием Василий стал угадывать в этой цветной круговерти пляски сарафанов да развивающихся атласных лент, вплетённых в длинные девичьи косы, человеческие фигуры.

Вглядываясь меж этих пёстрых верениц юных прелестниц, углядел Васька и музыкантов, что не раз играли на застольях для братии опричниной да самого государя. Девицы пересмеивались меж собою, и лёгкий смех их подобен был звону серебряных колокольчиков, столь резв он да переливист. Васька Грязной так и стоял на пороге, не смея войти, да всё глядел и глядел на сей круговорот.

Девицы подхватывали юбки свои, чтобы отпрыгивать друг от друга да бегать, точно дети по зале. И всё никак не мог смекнуть, от кого же разбегаются девицы, покуда не заприметил в самом кругу Фёдора Басманова. Молодой опричник был разодет в шёлковую рубаху, исшитую серебром поверх тёмно-изумрудной ткани. Глаза его скрывала повязка-пояс из бордового бархата. Девицы подбегали, касались его плеча, вьющихся волос и тотчас же отбегали, отдёрнув руку точно от огня.

Фёдор же, видно, давал им приблизиться, да ровно настолько, чтобы игра продолжала звенеть юным веселием. Очередная прелестница была не столь резвой, нежели подруги, да всё же Басманов перехватил руку её. Девушка остановилась, перевела дыхание, убирая пряди, что растрепались в забаве, за уши.

Басманов снял повязку да вложил в руку девицы, а сам запрокинул голову, убирая волосы от лица. Забава притихла, и вся зала переводила дыхание. Фёдор перевёл взгляд на Ваську Грязного, который был всё это время будто бы и вовсе незрим. Фёдор отдал знак скоморохам да девицам, дабы продолжилась игра, а сам отошёл к столу да махнул Ваське, чтобы тот подошёл.

— Боюсь даже думать, чем ты маешься, Федька! — с усмешкой молвил князь, да потирал уж руки, завидя, как Басманов наливает в две чаши вино из изящного серебряного кувшина, ручка какового изгибалась лебединой шеей.

— Что ж тут думать? — с улыбкой ответил Фёдор, протягивая чашу другу своему. — Служба такая. Исполняю волю светлого царя нашего.

Фёдор произнёс эти слова будто бы с сожалением, хотя улыбка на его лице была тому супротивна.

— Али нужна помощь моя, ты только свистни! — Васька залпом опустошил чашу свою в два больших глотка да обернулся на забаву девиц.

Они ловко перебегали с места на место, сторонясь той, что была в центре с завязанными глазами. Она вслепую оборачивалась каждый раз, когда иная подбежит да коснётся платья её, плеча али косы.

— А знаешь, Вась, можешь и помочь мне, — ответил Фёдор, взяв чашу свою да воротив её на стол.

Скрестив руки на груди, молодой опричник опёрся спиною о стол да поглядывал за пляской пёстрых сарафанов.

— Какая девица боле всех тебе по нраву? — спросил Фёдор, взглядом провожая то одну, то другую.

— Ишь чего! — вздохнул Василий, стараясь разглядеть всех девушек, да ловки они были и проворны.

Изредка та или иная прелестница, запыхавшись средь забавы, отходила от игрища, да не боле чем на минуту, а после того пускалась вновь, да пуще прежнего. Разбегались глаза Грязного, как вглядывался он в череду этих нежных рук, что тут же одёргивались, этих кос, что едва ли не волочились по полу. Васька уж и не силился выделить одну красавицу, а просто наслаждался этой забавой не меньше, чем сами девицы, что предавались игре. Обернувшись к другу своему, замотал Грязной головой да принялся наливать себе вновь вина в чашу.

— Уж и не скажу тебе, не скажу… Да каждая бабёнка-то, точно мёдом напоена, да пляшут как! Не скажу, мне любы все. Тяжкая служба у тебя же… — усмехнулся Василий.

— Тяжкая, — кивнул Фёдор, — куда деваться!

— Тебе уж приглянулась какая? — спросил Грязной.

Фёдор мотнул головою да лишь вздохнул, продолжая следить за игрою.

— Так бери любую, — просто ответил князь, пожав плечами.

— Так не для себя ж присматриваю, — ответил Фёдор, да тон его переменился.

Хоть Грязной уж испился вином, да всё же уразумел — боле не скажет ничего Басманов, да и ясно ему стало, о чём речь-то и идёт.

— А… — молвил он в ответ, почёсывая затылок. — Так то не нам, псам дворовым…

— А ты уж было губу раскатал? — усмехнулся Фёдор да повёл бровью своей соболиной.

— Да катись ты к чёрту! — Васька ткнул локтем в бок Басманова. — Да перед тем загляни к отцу своему, искал он тебя.

— Будто бы прячусь я, — якобы удивлённо ответил Фёдор, пожал плечами да хлопнул в ладоши.

Музыка тотчас же стихла, и последний её отзвук прокатился под сводами. Девицы одна за другой поднимали свои светлые головы да глядели на опричника. Жестом отдал приказ свой Басманов, и через несколько минут скоморохи да прелестницы, краснощёкие да с вихрами растрепавшимися, покинули светлую залу.

* * *

— Если это ты, Васька, пошёл вон, кровопийца! — рявкнул было Алексей, да лишь отворил дверь, завидел на пороге сына своего.

Суровое лицо воеводы тотчас же переменилось, он улыбнулся и махнул внутрь покоев своих. На большом сундуке, что служил зачастую столом для Алексея, уж накрыто было кушанье — печёная рыба, деревянная миска с ломтями хлеба, несколько кусков вяленого мяса протянулось полосами на длинной деревянной тарелке. Над тем возвышался высокий медный кувшин, снизу которого цвели диковинные узоры листьев и бутонов.

— И чем же Грязной намучил тебя? — спросил Фёдор, занимая место, укрытое бархатом.

— Да проклятому ни черта поручить нельзя! — буркнул Алексей, садясь с сыном за трапезу. — От сколько он искал тебя?

Юноша пожал плечами, отламывая себе от ломтя хлеба.

— Первым делом тебя искали подле царя, — с некоторым довольством произнёс Алексей, откидываясь чуть назад на своём деревянном кресле.

Фёдор вскинул бровь и, будто бы удивлённо, спросил:

— Отчего же там?

Басман-отец усмехнулся да мотнул головой.

— Сам не знаю я, отчего нынче ты на особом счету. Ну ясно-то дело, отцу родному чего не быть радостным за сына-то своего? — спросил Алексей.

— И в самом деле, — кивнул Фёдор, слегка усмехнувшись.

— Да много подле нас с тобою, кто не рад тому, — продолжил Алексей. — Больно много зависти поднялось, особенно у старика Афоньки. Ох, и не по сердцу же ему нынешний расклад!

— Ежели мог бы я помочь ему, неужто думаешь ты, не сделал бы я того? — спросил Фёдор.

Алексей тихо рассмеялся себе в бороду да замотал головой.

— Да право, полно! — Басман-отец взмахнул рукой. — Не браню я тебя, Федька, никоим образом. Однако знай, кто друг тебе, а кто враг.

— Неужто Вяземский враг нам? — спросил Фёдор.

— Не ведаю я, да отныне — держи с ним ухо востро. Уж пёс этот стар, да куснёт — так бишь с рукой прощайся! — наставлял Алексей, запивая трапезу вином.

Фёдор понимающе кивнул, слушая речь отца, да потягивал из чаши напиток. Алексей уж было тоже принялся пить сладкое вино и залпом осушил чашу свою.

— Да боле того, — продолжил старый воевода. — Горжусь я тобою, Федька. Право, горжусь. Я в твоём возрасте был рындой… али воевал уж в поле? Уж и не припомню. Да и не о том я. Нынче ты свойство с самим царём имеешь, да такое, что воеводы старше старика твоего уж изошлися завистью.

Фёдор слушал отца, поглядывая на тёмную гладь вина, волновавшуюся в его чаше.

— Видно, — всё говорил отец, — знаешь ты толк в службе, да едва ли не лучше моего. Али так — горд я, аки превосходит меня кровь и плоть моя.

Фёдор поднял взгляд на отца и, верно, хотел молвить слово, да не стал, лишь отпил вновь из чаши да поставил её на стол. Алексей умолк, давая время сыну своему дать ответ, который, казалось, вот-вот сорвётся с его губ. Не услышав ни слова, Басман-отец глубоко вздохнул.