— Собственно говоря, — сказала Кассаветес, которая, несмотря на свои сто шестьдесят лет, с улыбкой намекнула, что ее интерес к Таттлу ограничивался спальней, — я даже не помню, чтобы хоть раз входила в его кабинет.

Никто не был в состоянии объяснить, откуда могла взяться плита.

— Да, — сказал Брайс, высокий и неуклюжий, со слишком длинными руками и ногами; он выговаривал каждую фразу так, будто нам следовало ее конспектировать, — эти символы отдаленно напоминают позднекорбанские. Но взгляните на подлинную позднекорбанскую письменность…

В день, когда мы разговаривали с Брайсом, позвонила Одри. Когда она появилась посреди зала, мы сразу же поняли, что хороших новостей ждать не приходится.

— Ребята, — сказала она. — похоже, вы были правы: вашим источникам не стоит доверять. В окрестностях Трафальгарского моста нет никаких следов плиты.

— Может, ты ее просто не заметила?

— Вполне возможно. Как раз перед началом поисков случился сильный шторм, который мог взбаламутить ил. К тому же на дне полно камней. И все-таки…

— Ты считаешь, что ее там нет.

— Именно. Хотите, чтобы я вернулась и поискала еще? Могу, но только за дополнительную плату.

— Нет. Оставь это.

— Что ж, извините. Если передумаете, свяжитесь со мной.

Когда она исчезла, Алекс пробормотал что-то об идиотах, сбрасывающих в реку ценные вещи, и попросил Джейкоба показать ему родословные Ары и Дуга Баннистер.

— А они тут при чем? — осведомилась я.

— Помнишь, кому изначально была нужна плита?

— Тете Дуга.

— Возможно. Ара сказала — «нашей тете». Посмотрим, кто это может быть.

Нашлись две тети со стороны Дуга и три со стороны Ары. Джейкоб проверил каждую из них. Одна была замужем за археологом, но тот специализировался на первопоселенцах Окраины, — связи с нашей историей, похоже, не было. На трех других тоже не нашлось ничего существенного. А вот пятая представляла куда больше интереса.

Ее звали Рэчел Баннистер. До ухода на пенсию она работала межзвездным пилотом и в свое время была знакома с Сансетом Таттлом.

— Насколько близко? — спросил Алекс.

— Пока ищу.

Алекс удовлетворенно кивнул.

— Я начинаю думать, что они нам солгали.

— Не сбросили плиту в реку?

— Именно. Что еще, Джейкоб?

— Упоминаются ее хобби: садоводство и римрод. — Римрод был популярной на рубеже веков карточной игрой. — Увлекается музыкой, сотрудничает с фондом Трента.

— В качестве волонтера?

— Да. Судя по имеющимся сведениям, несколько часов в неделю Рэчел обучает девочек, у которых есть проблемы в школе. Вообще-то, она работала в нескольких андикварских благотворительных организациях.

— И давно она этим занимается?

— Лет тридцать.

— Похоже, добрейшей души женщина, — заметила я.

— Четыре года работала в туристической компании «Край света», а весной тысяча четыреста третьего года уволилась. Именно тут и обнаруживается связь с Таттлом.

— Только не говори, что она была его подружкой, — сказал Алекс.

— Ты угадал.

— Так вот, наверное, зачем ей плита, — сказала я.

— Сентиментальные чувства?

— Да.

Он с сомнением посмотрел на меня:

— Чейз, он скончался больше четверти века назад.

— Не важно, Алекс. Люди влюбляются, некоторые — навсегда.

— Через двадцать пять лет после того, как он ушел в мир иной?

Я не смогла удержаться от смеха.

— Ты безнадежный романтик. Знаешь?

— Все равно не верю, — ответил он.

Для меня все было более или менее ясно.

— Но это никак не объясняет, почему она решила избавиться от плиты, — добавила я.

— Нет, — покачал головой Алекс. — Она от нее не избавилась. Плита и сейчас у нее. — Он посмотрел на часы. — Джейкоб?

— Да, Алекс?

— Можешь соединить меня с Дутом Баннистером?

Через несколько минут послышался писклявый голос Баннистера:

— Алло?

Изображения не было.

— Дуг, это Алекс Бенедикт.

— Кто?

— Алекс Бенедикт. Мы с вами несколько дней назад говорили о плите. После игры.

— О плите?

— Каменной плите, которую вы забрали в Риндервуде.

— Ах да. Извините. Вы ее нашли?

— Нет. Мы обшарили дно Мелони в окрестностях Трафальгарского моста, но плиты там не оказалось.

— В самом деле? Странно. Наверное, вы ее просто не заметили. Где именно вы искали?

— Дуг, давайте исходить из того, что плита где-то в другом месте.

— В каком смысле?

— На случай если плиты в реке нет. но вы почему-то не желаете об этом говорить, хочу сделать вам предложение. Найдите ее, чтобы я смог на нее взглянуть — не оставить себе, а просто взглянуть, — и я щедро вас отблагодарю.

— Прошу прощения, Алекс, но она в реке, как мы сказали.

— Я не стану упоминать вашего имени. Никто ничего не узнает.

— Алекс, если бы я мог, то пришел бы вам на помощь.

— Ладно. Срок действия моего предложения ограничен.

— Я не стал бы вам лгать.

— Надо пообщаться с Рэчел, — сказал Алекс. — Но сперва следует больше узнать о Таттле.

У Таттла был младший брат по имени Генри. Связаться с ним удалось не сразу — он был государственным служащим и находился в командировке на островах Корбеля.

— Не беспокойтесь, Генри, — сказал Алекс, когда мы дозвонились до него в отель. — Все, что вы скажете, никуда дальше не пойдет.

Генри был совершенно не похож на Сансета Таттла, голограмму которого мы видели, — рослый, широкоплечий, со спокойным взглядом карих глаз, вполне довольный жизнью. Он считал, что брат сделал отличную карьеру и что пути их неизбежно должны были разойтись. Генри рано женился и уехал, и братья с тех пор практически не общались.

— Даже если бы я жил через дорогу, это не имело бы значения, — сказал он. — Сом почти не бывал дома. — Брата он называл Сомом. — Он всегда был где-то там, среди звезд. Просто не мог иначе. — Наконец Генри перешел к сути дела: — Что я могу сказать? В присутствии Сома я всегда чувствовал себя стесненно, мне не нравилось проводить время в его обществе. Он говорил только о том, где побывал со времени нашей последней встречи и куда собирается теперь. Ни разу не спросил, как у меня дела, что меня интересует. Даже уйдя на пенсию, он не мог разговаривать ни о чем другом. А под конец впал в уныние, так и не найдя своих гремлинов.

— Наверное, со временем это вас утомило?

— Да. Но ко времени выхода на пенсию он, казалось, выгорел изнутри.

— Он сам вам об этом сказал?

— Нет. Поймите, господин Бенедикт, я почти не видел брата с тех пор, как покинул родной дом.

— А после его выхода на пенсию ничего не изменилось?

— После этого он прожил недолго — два или три года. Но все по-прежнему крутилось вокруг него, это верно. Знаете, я занимаюсь экономическим анализом для Государственного казначейства. В свое время я был журналистом, написал несколько книг по экономике — в общем, сделал вполне приличную карьеру, конечно, не такую, как Сом, но все же получил пару-другую наград. Впрочем, об этом мы с ним не говорили. И вообще никогда не говорили о том, чем я занимаюсь. Ни разу.

Мы показали ему фотографии плиты.

— Вам это ничего не напоминает?

— Нет, — ответил он. — Никогда не видел эту штуковину. Что это такое?

— Генри, полагаю, вы знаете Рэчел Баннистер? — спросил Алекс.

— Да, встречался с ней пару раз. Она была подругой моего брата. — Он улыбнулся. — Прекрасная женщина.

— Вы знали, что она работала в «Крае света»?

— Да.

— Можете еще что-нибудь рассказать о ней? Она имеет пилотскую лицензию, но, похоже, никуда больше не летает.

— Я давно ее не видел, Алекс.

— И ничего о ней не знаете?

— Только то, что у них с Сомом были тесные отношения.

— В «Крае света» она возила людей на экскурсии?

— Да.

— А с ней не случалось ничего необычного во время полетов?

— Нет. Ничего.

— Вообще?

— Ну…

— Да, Генри?

— Так, мелочь. Помню, я слышал, что после одного из полетов она уволилась. Вернулась домой и уволилась. Не знаю почему, но даже если и знал, уже забыл. Не помню даже, кто мне это сказал. Скорее всего, Сом.

— Ладно. Еще один вопрос, Генри, и мы больше не будем вас задерживать. Вы знаете Хью Коновера?

— Знаю, что есть такой.

— Но никогда с ним не встречались?

— По-моему, нет. Кажется, он был археологом.

— Скорее антропологом. И вы, конечно, не подскажете, как с ним связаться?

— Нет. Попробуйте поискать в справочнике.

Вечером позвонил Робин Симмонс и спросил, не хочу ли я пообедать с ним на следующий день. Робин мне нравился, и я ответила согласием, что в итоге спасло мне жизнь. И Алексу тоже.

Робин начинал карьеру как адвокат, но в какой-то момент понял, что предпочитает общаться с учениками средней школы, которые еще способны непредвзято смотреть на мир. Теперь он читал курс политики и истории в Маунт-Кире. На вопрос, почему он перешел из адвокатов в преподаватели, Робин отвечал, что преподавателям лучше платят.

У него были каштановые волосы и карие глаза. Робин принимал жизнь такой, как она есть, и ничем особенным не выделялся — пока не познакомишься с ним поближе. Ума и чувства юмора ему было не занимать. Я начинала думать, что мне будет не хватать его, если он уйдет.