Джена Шоуолтер

Темная страсть

Глава 1

— Похоже, их нисколько не волнует, что они умрут.

Аэрон, бессмертный воин, одержимый демоном Ярости, примостился на крыше здания Бабажос в центре Будапешта и, глядя вниз, наблюдал за беззаботно спешащими по делам людьми. Они ходят по магазинам, болтают и смеются, перекусывают на ходу. Никто не падает ниц и не умоляет богов продлить существование своего бренного тела. Никто не рыдает, понимая, что не сможет жить вечно.

Он перевел взгляд с людей на их окружение. Льющийся с небес рассеянный лунный свет, смешиваясь с янтарным сиянием фонарей, ложится тенями на мощеные мостовые. По обе стороны улицы тянутся здания со светло-зелеными навесами над входом, идеально сочетающимися с изумрудной зеленью деревьев.

Симпатично, если про гробы можно так сказать.

Люди знают о своем медленном угасании. Черт возьми, они взрослеют с мыслью, что рано или поздно придется покинуть все и всех, кого любят, и тем не менее, как он заметил, не требуют и даже не просят больше времени. Это… очаровывает. Узнай Аэрон, что ему вскоре предстоит навсегда расстаться с друзьями — другими одержимыми демонами воинами, которых он защищает последние несколько тысяч лет, — он пошел бы на что угодно, включая и мольбы, лишь бы изменить свою судьбу.

Отчего же смертные этого не делают? Что они знают такого, что ему неведомо?

— Они не думают о смерти, — отозвался сидящий подле него Парис, его друг. — Они живут, пока есть возможность.

Аэрон фыркнул. Не такого ответа он искал. Как можно «жить, пока есть возможность», если эта возможность длится ничтожно короткое время?

— Они такие хрупкие. Их легко уничтожить, как тебе отлично известно.

Говорить подобное было очень жестоко со стороны Аэрона, ведь подружку Париса — или любовницу? или избранную женщину? — совсем недавно застрелили прямо у Париса на глазах. И все же Аэрон в своих словах не раскаивался.

Будучи одержимым демоном Разврата, Парис вынужден каждый раз спать с другой женщиной, иначе рискует потерять силы и умереть. Он не может позволить себе оплакивать потерю любовницы. Особенно любовницы-врага, кем и оказалась его малышка Сиенна.

Как ни стыдно было Аэрону это признать, но в какой-то степени он даже был рад тому, что эта женщина умерла. Она использовала бы страсть Париса против него самого и в конечном счете привела бы его к гибели.

«Я же буду вечным гарантом его безопасности», — поклялся себе Аэрон.

Верховный бог предоставил Парису выбор: вернуть из загробного мира душу его женщины или освободить Аэрона от ужасающей жажды крови, навязчивых мыслей о мучениях и убийстве, терзающих его разум. Мыслей, которые он — стыдно признаться — воплощал в жизнь. Снова и снова.

Из-за этого проклятия Рейес, хранитель демона Боли, едва не потерял свою возлюбленную Данику. Аэрон действительно был готов нанести смертельный удар и уже занес острый кинжал, чтобы вонзить его в ее прелестную шейку… Но за миг до трагедии Парис спас Аэрона, а не возлюбленную Сиенну, тем самым сохранив жизнь Даники, палач которой мгновенно освободился от владевшего им безумия.

Аэрон продолжал терзаться угрызениями совести из-за едва не ставшей реальностью трагедии и последствий выбора Париса. Чувство вины разъедало его изнутри, прожигая до самых костей, словно кислотой. Теперь Парис страдает, в то время как сам Аэрон наслаждается свободой. Но это вовсе не означает, что он станет щадить чувства друга. Для этого он слишком сильно его любит. Более того, Аэрон у него в долгу. И привык платить по счетам.

Именно поэтому они и сидят сейчас на крыше.

Присматривать за Парисом оказалось задачей не из легких. На протяжении последних шести ночей Аэрон приносил сюда друга, невзирая на его непрерывные протесты. Парису оставалось лишь указать на женщину, и Аэрон тут же доставлял ее к нему и стоял на страже, пока они занимались сексом. Но с каждой ночью Парис все дольше и дольше тянул с выбором.

Аэрону уже стало казаться, что на этот раз они просидят на крыше до самого рассвета, ведя пустые разговоры.

Если бы ныне пребывающий в депрессии воин по примеру самого Аэрона сторонился слабых смертных, то сейчас не томился бы о том, чего не может получить. Не впал бы в отчаяние от своего бессилия и не отрицал бы его до скончания времен.

Аэрон вздохнул.

— Парис, — начал он и умолк. Какие подобрать слова? — Пора уже перестать скорбеть. — Хорошо. Сразу по сути, как он любит. — Это ослабляет тебя.

Парис провел языком по зубам.

— Кто бы говорил о слабости. Сколько раз тобой безраздельно овладевал демон Ярости? Бессчетное количество. А сколько раз из этого бессчетного количества винить следовало богов? Лишь один. Когда демон порабощает твое тело, ты напрочь теряешь над собой контроль. Так что давай не будем добавлять к списку твоих грехов лицемерие, договорились?

Аэрон не обиделся. К сожалению, ему нечего возразить Парису. Иногда демон Ярости действительно завладевал его телом, заставляя летать над городом и нападать на любого человека в пределах досягаемости, калеча и упиваясь чужим ужасом. В таких случаях Аэрон полностью осознавал происходящее, но был не в состоянии прекратить бойню.

Которую не всегда и хотелось прекращать. Некоторые люди заслуживают подобной участи.

Но ему ненавистна потеря контроля над собой и низведение до уровня марионетки. Или пляшущей по команде обезьянки. Пребывая в подобном состоянии, Аэрон презирал своего демона — и все же не так сильно, как себя самого. Потому что с ненавистью он познал гордость. Гордость Яростью. Для того чтобы отвоевать у демона контроль над ситуацией, требуются силы, а сила любого рода есть награда.

Однако борьба между любовью и ненавистью его по-прежнему тревожит.

— Ты только что подтвердил мои слова, хоть и непреднамеренно, — сказал Аэрон, возобновляя беседу. — Слабость порождает разрушение. Это закон.

В случае Париса скорбь равнозначна рассеянности, которая может оказаться фатальной.

— Какое отношение это имеет ко мне? Какое отношение это имеет к тем людям внизу? — спросил Парис.

Аэрон понял, что пришло время обрисовать ситуацию масштабно.

— Те люди… По меркам вечности они стареют и умирают в один миг.

— Что с того?

— Дай мне договорить. Если влюбишься в смертную женщину, сможешь быть с ней всего несколько десятков лет. И то, если ее раньше не унесет болезнь или несчастный случай. Причем все эти годы ты будешь наблюдать, как она угасает, медленно приближаясь к смерти, и знать, что впереди тебя ожидает целая вечность без нее.

— Сплошной пессимизм. — Парис прицокнул языком. Не такой реакции ожидал от него Аэрон. — Ты рассматриваешь эти годы как небольшой промежуток перед неотвратимой потерей того, кого не можешь защитить. А я — как время наслаждения величайшим благословением. Благословением, которое пребудет с тобой всю оставшуюся вечность.

Пребудет с тобой? Глупости! Когда теряешь что-то дорогое, воспоминания превращаются в мучительное напоминание о том, чего уже никогда не будет. Такие воспоминания скорее осложняют жизнь, отвлекают, — в отличие от Париса, Аэрон не собирался приукрашивать ситуацию, — а не придают сил.

У Аэрона и доказательство имеется — собственные чувства к Бадену, одержимому демоном Неверия, который некогда был его лучшим другом. Давным-давно Аэрон потерял того, кого любил больше, чем мог бы любить родного брата, и теперь, оставаясь наедине с собой, часто представляет Бадена и думает о том, как могла бы сложиться жизнь, если бы тот не погиб.

Парису он подобной участи не желает.

Черт с ней, с масштабностью. Уж лучше снова обратиться к жестокости.

— Если ты способен с легкостью принять утрату, как утверждаешь, почему же тогда все еще скорбишь по Сиенне?

Свет луны озарил лицо Париса, и Аэрон заметил, что глаза у него слегка остекленевшие. Похоже, он пил. Опять.

— У нас не было нескольких десятков лет. Всего лишь несколько дней, — произнес он безжизненным голосом.

«Нужно идти до конца».

— А если бы ты прожил с ней сто лет, то смирился бы с ее смертью?

Повисла пауза.

Конечно же нет.

— Хватит! — Парис ударил кулаком по крыше с такой силой, что все здание содрогнулось. — Не хочу больше об этом говорить.

Очень плохо.

— Потеря есть потеря. Слабость есть слабость. Не позволяя себе привязываться к людям, не станем и переживать, когда они умрут. Если мы закалим свои сердца, то не будем желать того, чего не можем получить. Наши демоны преподали нам хороший урок.

Некогда их демоны обитали в аду и отчаянно жаждали обрести свободу. Объединившись, они сумели выбраться, но в конечном счете лишь сменили одну тюрьму на другую, и вторая оказалась гораздо хуже первой.

После пыток серой и пламенем преисподней демоны на тысячу лет оказались запертыми в ларце Пандоры. Тысячу лет тьмы, безысходности и боли. На сей раз они лишились не только свободы, но и надежды на лучшую долю.

Если бы демоны были сильнее и способны обуздать свои желания, не попали бы в плен.

Если бы Аэрон обладал достаточной силой воли, то не стал бы помогать открывать ларец. И тогда его не постигло бы проклятие, и тело его не превратилось бы во вместилище для величайшего зла, которое он сам же и освободил. Его не изгнали бы с небес, из единственного дома, который он знал, и не обрекли провести остаток вечности на неспокойной земле, где ничто не остается неизменным.