Всякий раз, как только мне удавалось закончить дела по дому, я тихонько выскальзывала за дверь и отправлялась на могилу матери, на кладбище при церкви Святого Панкратия. Опершись спиной о надгробие, я погружалась в чтение. Вскоре мы с Шелли начали втайне встречаться. Мы сидели по краям могилы, осененные благословением моей матери, и беседовали о поэзии и революции. Он говорил, что поэты — непризнанные законодатели мира.

Помню, я думала о матери, лежащей под землей в гробу. Я никогда не представляла ее истлевшим скелетом. Наоборот, мама виделась мне живой — я ощущала это, глядя на карандашные наброски, сделанные ее рукой, и особенно, читая написанные ею книги. И все-таки мне хотелось быть ближе к маминому телу. Я чувствовала — уверена, Шелли тоже! — что на могиле нас сидело трое. Там изливался невероятный покой, не божественный или небесный, а просто от того, что для нас моя мама была жива.

Я полюбила Шелли за то, что он вернул мне мать. Он никогда не ударялся в мистику или в излишнюю сентиментальность… Место последнего упокоения. Шелли — вот мое последнее упокоение.

Отец обезопасил тело матери от копателей и воров, которые готовы добыть за деньги любое тело. Причем они рассуждают весьма рационально: какая польза от тела, если оно уже не нужно самому покойнику? По всему Лондону в моргах лежат тела матерей, мужей, детей, таких же, как я, которые нужны для того, чтобы извлечь печень или селезенку, просверлить череп, распилить кости, вытащить многометровый кишечник.

— Мы боимся не того, что мертвые мертвы, — сказал Полидори. — Скорее, нас пугает, что усопшие могут быть не мертвы, когда мы помещаем их в последнее пристанище. И тогда они проснутся в темноте, начнут задыхаться без воздуха и умрут в страшных мучениях. Я видел следы подобной агонии на лицах некоторых недавно погребенных, тела которых доставили мне в морг для вскрытия.

— Неужели вас не мучает совесть? — воскликнула я. — А как же моральные принципы?

— А разве вам не интересно будущее? Факел науки горит ярче, если фитиль пропитан кровью.

* * *

Ночное небо расколола раздвоенная молния. На мгновение возник электрический силуэт исполинской человеческой фигуры, а потом все опять погрузилось во мрак. Над озером грянул гром, небо прошил огненный зигзаг. Гигантская тень, будто сраженный воин, рухнула на землю. Да, теперь я вижу! Это дерево, в которое ударила молния. И вновь хлынул дождь — застучали миллионы крошечных барабанщиков.

Муж шевельнулся, но не открыл глаз. В свете очередной вспышки вдалеке возник отель — белые стены с черными глазницами окон, словно дворец мертвых. «Тьмы чуждых образов живут в тебе»… Наверное, я легла, потому что проснулась, сидя в кровати: волосы падали на лицо, пальцы судорожно сжимали простыню. Я видела сон. Но сон ли?


«Передо мной возник бледный ученый, последователь темных искусств, склонившийся над существом, которое он собирал воедино. Я увидела отвратительного призрака, напоминающего человека. Вскоре заработала какая-то мощная машина, и существо ожило, но движения его были скованны и неестественны. Результат эксперимента поверг ученого в ужас, и он убегает прочь от созданного им чудовища. Он надеется, что искра жизни, переданная им существу, угаснет сама собой; что созданная вопреки законам природы тварь снова превратится в мертвую материю. Он ложится спать с мыслью, что мрак могилы навеки поглотит ненадолго оживший безобразный труп, который должен был стать вновь рожденным человеком. Он спит, но что-то прерывает сон. Ученый просыпается и видит возле кровати чудовище, которое раздвигает шторы и внимательно смотрит на него желтыми водянистыми глазами» [М. Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей», Предисловие автора. Перевод О. Акопян.].

Я в ужасе открыла глаза. Утром я сообщила всем, что придумала свой рассказ.

Повествование —

цепь связанных событий,

реальных или воображаемых.

Воображаемых или реальных.


Воображаемых

И

Реальных

Реальность плавится от жары


Я смотрю сквозь зыбкое раскаленное марево на здания; монолитные громады вибрируют, словно звуковые волны. Самолет приземляется. Вот уже виден рекламный щит с надписью: «Добро пожаловать в Мемфис, штат Теннесси». Я еду на международную выставку «Тех-Секс-По», посвященную роботостроению.


— Имя, фамилия?

— Рай Шелли.

— Организатор? Участник? Покупатель?

— Журналист.

— Да, вижу вас в списке, мистер Шелли.

— Вообще-то, доктор Шелли. Научный фонд «Wellcome Trust» [«Wellcome Trust» — независимый международный благотворительный фонд с центром в Лондоне, финансирующий новейшие медико-биологические исследования для улучшения здоровья и повышения качества жизни.].

— Вы — врач?

— Да. Меня интересует влияние роботов на психическое и физическое здоровье человека.

— Хороший вопрос, доктор Шелли. И давайте не забывать о душе.

— Это уже не ко мне.

— У каждого есть душа, слава богу! Итак, с кем бы вы хотели побеседовать?

— С мистером Роном Лордом.

(Небольшая пауза, пока идет поиск в компьютерной базе данных.)

— Да, есть такой. Участник выставки, класс А. Мистер Рон Лорд будет ждать вас возле стенда «Перспективные решения для взрослых». Возьмите схему выставки. Меня зовут Клер, обращайтесь по любым вопросам.

Клер — высокая темнокожая красавица. На ней сшитый на заказ костюм: юбка цвета зеленого бутылочного стекла и бледно-зеленая шелковая блузка. Приятно, что она мой координатор на сегодня. Зажав ручку пальчиками с идеальным маникюром, Клер проворно выводит на бейджике мое имя. Надо же, мы на суперсовременной выставке по роботостроению, и вдруг такой непривычный, трогательно старомодный способ идентификации при помощи ручного письма.

— Извините, но меня зовут не Райан, а Рай.

— Прошу прощения, я не знакома с английскими именами. Вы из Англии?

— Угадали.

— У вас приятный акцент.

Мы обмениваемся улыбками.

— Вы впервые в Мемфисе?

— Да.

— Вам нравится Би Би Кинг? Джонни Кэш? А наш главный король?

— Мартин Лютер Кинг [Мартин Лютер Кинг (в переводе с английского фамилия King означает «король», 1929–1968) — американский баптистский проповедник, общественный деятель, лидер движения за гражданские права чернокожих в США с 1954 года до своей смерти в Мемфисе в 1968 году.]?

— Нет, я об Элвисе. Но вы верно подметили, у нас тут и правда много королей. Не зря же этот город назвали Мемфис, в честь столицы Древнего Египта, потому здесь и встречаются фараоны! — смеется Клер.

— В имени великая сила, — с улыбкой киваю я.

— Это Бог и сообщил Адаму в Эдемском саду.

— Верно. «Как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей» [Бытие 2:19. Библия, синодальный перевод.], — цитирую я и вдруг добавляю: — Вот интересно, а секс-роботы…

— Простите, что? — переспрашивает Клер.

— По-вашему, все названия пошли от Адама? Кошки, собаки, змея, фиговое дерево, секс-роботы?

— К счастью, нет, доктор Шелли.

— Не сомневаюсь, вы правы. Так расскажите мне, Клер, почему этот город назвали Мемфис?

— В 1819 году, когда его основали?


Перед моим мысленным взором возникает девушка, глядящая на озеро сквозь запотевшее окно.

— Да. Кстати, годом ранее появился «Франкенштейн».

— Не понимаю, о чем вы, — хмурится Клер.

— Роман «Франкенштейн». Он был опубликован в 1818 году.

— А, так вы о парне с болтом в шее?

— Более-менее.

— Я видела фильм.

— Вот для чего все мы здесь, — говорю я.

Клер вновь бросает на меня озадаченный взгляд.

— Речь не об экзистенциальном вопросе: «Для чего мы существуем». Я о здешней выставке «Тех-Секс-По», — поясняю я. — Организаторы обожают, когда название города ассоциируется с идеей мероприятия. Мемфису и «Франкенштейну» по две сотни лет.

— И какая между ними связь?

— Технологии, искусственный интеллект. Это очень созвучно роману «Франкенштейн». Книга о том, как можно создать новую, искусственную жизнь. Первая история о нечеловеческом разуме!

— А как же ангелы? — Клер смотрит без тени улыбки.

— Ангелы? — изумляюсь я. Что она такое говорит?

— Конечно. Это же нечеловеческий разум.

— Ах, вот вы о чем! Я имею в виду первый искусственный разум, созданный человеком.

— Ко мне являлся ангел, доктор Шелли, — тихо произносит Клер.

— Это прекрасно, Клер.

— Мне не нравится, что человек вздумал играть в Бога.

— Понимаю. Надеюсь, вы не обиделись?

— Нет, конечно! — Тряхнув блестящими волосами, Клер указала на карту города. — Вы спрашивали, почему в 1819 году нашему городу дали такое название. Здесь протекает река Миссисипи, а египетский Мемфис стоял на реке Нил. Помните Элизабет Тейлор в роли Клеопатры?

— Да.

— На съемках она носила собственные драгоценности. Подумайте об этом.

Я молчу, послушно обдумывая услышанное.

— Так вот, большинство украшений ей подарил Ричард Бартон, — продолжала Клер. — Он был англичанином.

— Точнее, валлийцем. Он родом из Уэльса, — поправляю я.

— А где находится Уэльс?

— В Великобритании, но не в Англии.

— О, как сложно!

— Великобритания состоит из Англии, Шотландии, части Ирландии и Уэльса.

— Ясно. Ну, я в ближайшее время туда не собираюсь, поэтому могу не вникать в эти тонкости, — смеется Клер. — Давайте взглянем на карту Мемфиса. Город расположен в дельте реки, как и египетский Мемфис, который лежал в дельте Нила.

— Вы бывали в Египте? — интересуюсь я.

— Нет, зато ездила в Вегас. Там все очень реалистично. Почти, как в настоящем Египте.

— Говорят, в Вегасе есть аниматронный Сфинкс.

— Есть, — кивает Клер.

— Наверное, его можно назвать роботом.

— Может, вы бы и назвали. Но не я.