Дженнифер Бенкау
Одна истинная королева. Книга 2. Созданная из тени
Всего-то одна жизнь
Разве одна-единственная жизнь что-нибудь значит?
Глава 1
Как же их много…
Они повсюду. Они прячут лица под масками, их сердца непоколебимы, а стремительные мечи несут смерть. Мой собственный меч дрожит в руках, после каждого отраженного удара боль пронзает руку, плечо, грудь и отдается в голове. Я двигаюсь все медленнее.
Вокруг — влажные холодные стены. В трещинах на каменном полу бурые капли крови. От камней веет безысходностью. Отсюда не выбраться. Мне-то уж точно. Стены давят…
Меня атакуют безликие противники, похожие один на другого. Королевские воины. Быстро они раскусили, что я не из их числа. Уже долго я слепо машу мечом — забыты все разученные техники. Паника взяла надо мной верх. Слышу лишь собственное тяжелое дыхание, стук сердца и кровь, бурлящую в жилах. Кровь, которая сочится из ран, пачкает одежду. Все это слишком… надеяться не на что.
Чудеса закончились. Желание, загаданное на звезду, оно так далеко… Да и не заслуживаю я чуда.
Звуки доносятся будто издалека. Слышу крики словно сквозь толщу воды.
Это меня окунают в воду. Жесткая хватка на волосах, во рту металлический привкус крови.
Вдох-выдох. Жадно глотаю воздух. Нет здесь никакой воды. Это страх, и на вкус он, как река Лирия.
Продолжай дышать! Продолжай. Дышать.
Плечо обжигает болью: меня ранили. Безликий воин передо мной заносит меч. Если не отражу этот удар, он размозжит мне голову…
Кто-то нападает со спины, пытается перехватить мою правую руку. Не успеваю ничего сообразить, реагирую инстинктивно. Будто со стороны вижу, как перехватываю меч другой рукой и вскидываю его, защищая голову от удара. Одновременно с этим бью правым локтем назад и попадаю — кто-то отступает. Отразив удар меча спереди, я стремительно оборачиваюсь к противнику за спиной…
Глава 2
— Майлин?
Люсинда смотрит на меня, широко распахнув глаза. У нее из носа на светлые половицы капает кровь.
Меч выскальзывает из руки. Бамбуковый синай — а не тот двуручный меч. Ну конечно. Я же в додзе, а не во дворце. Но почему у Люсинды идет кровь? Проклятье! Что тут случилось? Я… ранила ее?
Смотрю в испуганные лица других бойцов. Вижу страх даже у тех, чьи лица скрывает защита: страх проступает сквозь маски, словно свет сквозь тонкую ткань. И в лучах этого страха — я.
— Я… я тебя?.. Боже мой! Я не хотела, прости!
Да что на меня нашло?
Я уже собиралась броситься прочь, но тут Люсинда подняла руку. Никто, кроме нее, не смог бы меня остановить. Однако она — моя наставница, а проигнорировать указание наставницы еще неуважительнее, чем ударить ее по носу. Люсинда вытерла кровь, но это не помогло, кровь не остановилась. Какая-то женщина протянула Люсинде носовой платок. Поблагодарив, та приложила его к лицу.
Никак не пойму, что все-таки произошло…
— Мне очень жаль, — лепечу я.
Другие бойцы перешептываются. В ушах у меня шумит, и это даже хорошо — так я не слышу, о чем они говорят.
Что сказать в свое оправдание? Мы просто отрабатывали атаки и техники защиты. Но в какой-то миг я очутилась в другом месте. Очутилась в Лиаскай…
И я перестала быть собой.
— Все в порядке, — говорит Люсинда, обращаясь к другим, не ко мне. — Такое случается. Закончим на сегодня, идите переодеваться.
Нос у нее распух, поэтому голос звучит приглушенно. Я-то знаю: ничто меня не извинит. Да, Люсинда сказала правду, такое бывает, и во время занятия кендо можно ненароком получить по лицу. Но со мной произошло совсем другое. Я потеряла контроль. Человек в подобном состоянии и с мечом в руке… Нельзя, чтобы такое случалось.
Бросив на меня многозначительный взгляд, Люсинда выходит из додзе в коридор и направляется в комнату отдыха для персонала, расположенную напротив офиса. Я следую за наставницей.
Окно в помещении приоткрыто, и висящая над ним музыкальная подвеска тихонько позвякивает на ветру.
— Садись, — распоряжается Люсинда.
И скрывается в соседней комнате — наверное, там ванная. Вернувшись с чистым, смоченным в воде носовым платком, Люсинда садится на диван рядом со мной.
— Мне правда очень жаль, — в который раз повторяю я.
Хотелось бы сказать что-то другое, но на ум ничего не приходит.
— Я не хотела, — шепчу я.
— Это не самое страшное, что случалось с моим носом. Смотри, кровь перестала. — В подтверждение своих слов Люсинда ненадолго убирает платок и успокаивающе улыбается. Но у нее из носа все еще идет кровь. — Лучше скажи, что все-таки произошло?
Отмолчаться? Ага, не хватало еще разозлить Люсинду. Но что ей ответить? Что мне привиделся дурной сон и в последнее время мне часто снятся кошмары? Только грежу я наяву. И раньше это были обрывочные видения, короткие флешбэки, врывавшиеся в реальность. Но на этот раз я перестала быть собой, и мир вокруг тоже изменился. Это хуже. Гораздо хуже.
И я просто говорю:
— Я больше не приду сюда. На мгновение я потеряла контроль над собой.
Опустив платок, Люсинда выгнула бровь, будто я неудачно пошутила.
— Ты почувствовала, что потеряла контроль над собой? Серьезно? Ты?
Вместо ответа я горько усмехнулась. Неужели я так сильно стукнула ее по голове и она ничего не помнит?
— Тебе не свойственна агрессия, Майлин. Уж поверь, я разницу знаю. Ты боялась. У тебя была паническая атака?
Я вздрогнула: видимо, в предположении Люсинды есть доля правды. Паническая атака — да, похоже на то. Это было воспоминание. Только вот не мое. У меня не может быть таких воспоминаний.
Люсинда положила руку мне на колено:
— Майлин, за последние полгода тебе пришлось многое пережить… Это любого выбило бы из колеи. От этого не избавишься, просто делая вид, будто ничего не произошло.
Я не ответила, лишь покачала головой.
— Эй, следующие три дня я буду ходить со сливой вместо носа! Другие тренера же засмеют. Не хочу такое говорить, но ты задолжала мне объяснение.
Молча смотрю на висящую у окна музыкальную подвеску. Люсинда права. Но, увы, у меня нет объяснения. Могу ли я рассказать ей о своей связи с человеком, которого не существует в этом мире, а связь, может, воображаемая? Вряд ли.
— Ты изменилась.
Я не смотрю на Люсинду, но чувствую, что она посерьезнела.
— Это связано с твоим исчезновением? — допытывается Люсинда. — Тогда что-то случилось?
Она не в первый раз спрашивает об этом. Мы с Натаниелем отправились в Лиаскай, а сами утверждали, что ездили в Лондон. О нашем исчезновении ходило много слухов, и даже Люсинда, которой обычно нет дела до сплетен и болтовни, не осталась в стороне. После нашего возвращения из Лиаскай Натаниель больше не появлялся в додзе, мы старательно избегали друг друга, и все это лишь подлило масла в огонь подозрений Люсинды. Она решила: между нами что-то произошло.
— Я влюбилась, — признаюсь я.
С Люсиндой не поспоришь: я задолжала ей правду.
— В Натаниеля, — не спрашивает, а утверждает Люсинда, с босыми ногами забираясь на диван и откидываясь на спинку.
— Нет. В кое-кого другого.
Придвинувшись ближе, Люсинда приобнимает меня за плечи:
— И в кого же?
Ах, сколько всего прозвучало в ее вопросе… Кто это? Что он натворил? Что между вами случилось?
— Его зовут Лиам.
Как и всегда, от звука его имени по телу будто прокатывается ударная волна. Хочется свернуться калачиком на полу — сколько же невыносимой боли причиняет тоска… Но, как это обычно бывает после взрыва, боль сменяется оглушением, тупым и беззвучным, и я могу вымученно улыбнуться.
— Может, расскажешь что-нибудь про него? — с любопытством спрашивает Люсинда.
И тут мое желание хоть немного поговорить с Люсиндой о Лиаме растаяло, словно сон в миг пробуждения. Она не поймет, в чем тут загвоздка, и, сама того не желая, лишь разбередит рану.
— У тебя есть его фото?
— Нет, не расскажу. И фото тоже нет. Мы не можем быть вместе, он живет бесконечно далеко отсюда…
— Как насчет скайпа? Вы хоть изредка созваниваетесь?
Качаю головой:
— Это невозможно.
Люсинда умолкает, хотя с ее губ уже было готово сорваться: «Но…» Все же она поняла, что проблема у меня посерьезнее, нежели просто любовь на расстоянии.
— Он не отвечает тебе взаимностью? — осторожно интересуется Люсинда.
— Увы! Я сломала ему нос, и с тех пор он меня ненавидит, — шучу я.
Шутка вышла слабая, но мы с Люсиндой натянуто улыбнулись.
— Нет, все не так, — объясняю я. — К сожалению, он тоже меня любит. Любил. Но прошло целых полгода, может, он обо мне и думать забыл.
Для Лиама так было бы лучше всего… И это самое малое, что я могу ему пожелать. Пусть он будет счастлив, не одинок. Но интуиция, наша с Лиамом связь и мои узы с Лиаскай — с каждым вздохом я чувствую легкое покалывание в том самом месте, где тиара Стелларис коснулась лба, пустив в меня магию Лиаскай, — все это шепчет, что Лиам не забудет меня, даже если очень захочет. Я сама все так устроила, обрекла нас обоих на жизнь с тоской. Но самое ужасное — мне это нравится. Глубоко за тоской, томлением и болью я чувствую непоколебимую уверенность: несмотря ни на что мы с Лиамом будем вместе, в этой жизни или в следующей.
