Дженнифер Доннелли

Чайная роза

Посвящается Дугласу,

моему синеглазому мальчику


У всех цветов хранится свет в глубинах их корней.

Теодор Рётке


Пролог

Лондон, август 1888 года


Уайтчепельская шлюха Полли Николс была глубоко благодарна существованию джина. Джин ей помогал, лечил, утолял голод и прогонял озноб из костей. Джин унимал боль в ее гнилых зубах и другую боль, что была пронзительнее зубной и терзала Полли всякий раз, когда она справляла малую нужду. Этот волшебный напиток дарил ей блаженство, едва ли доступное другим. Джин успокаивал и утешал ее.

Пьяно покачиваясь в темноте переулка, Полли поднесла бутылку к губам, жадно переливая в себя содержимое. Спиртное обжигало как огонь. Полли закашлялась, бутылка выскользнула из пальцев и вдребезги разбилась. Полли досадливо выругалась.

Вдали послышался звон часов церкви Христа. Пелена густеющего тумана делала его тише и глуше. Два часа ночи. Полли сунула руку в карман кофты и нащупала монеты. Всего пару часов назад она сидела на кухне ночлежки на Трол-стрит без гроша в кармане. Там-то к ней и пристал подручный хозяина, требуя четыре пенса. Узнав, что денег у нее нет, этот прохвост вытолкал ее на улицу. Полли ругалась и кричала, просила оставить койку за ней, обещая добыть деньги и заплатить за постой. Вообще-то, она их уже заработала, но успела пропить. За три раза, а может — за четыре.

— Ну что, подонок? Я их добыла, — бормотала она. — Не верил мне? А я добыла твои вшивые четыре пенса и чудненькую бутылочку.

Деньги и джин Полли обнаружила в брючных карманах одинокого пьянчуги, попавшегося ей на Уайтчепел-роуд. Сразу он на нее не клюнул, пришлось немного помочь. В сорок два у тебя уже не такая мордашка, чтобы мужчины заглядывались. У нее не хватало двух передних зубов, а толстый курносый нос был сплющен у переносицы, как у кулачных бойцов. Но большая грудь Полли еще не потеряла упругости, на что пьянчуга и попался. Полли вытребовала себе право вначале глотнуть его джина. Волшебная жидкость ее преобразит: в горле станет тепло, она приободрится, нос задерет. Запах джина перебьет смесь пива с луком, которой разило от пьянчуги. Держа бутылку в одной руке, другой Полли расстегнула камисоль. Пока владелец бутылки щупал и мял ей грудь, Полли незаметно сунула бутылку себе в карман. Все остальное он проделывал медленно и неуклюже. Полли едва дождалась, когда он отлепится и побредет дальше.

«Бог свидетель, ничто не сравнится с джином», — думала Полли, улыбаясь своему везению. Ощущать тяжесть бутылки в руках, прильнуть губами к стеклянному горлышку и чувствовать, как забористая голубая смерть жарким потоком льется тебе в глотку. Такое блаженство и сравнить-то не с чем. А ведь бутылочка-то была почти полной. Не какой-нибудь жалкий грошовый глоток. Улыбка Полли была недолгой и погасла при мысли, что ей до жути хочется еще джина. Она пила весь прошедший день и знала, что́ ее ждет, когда блаженное состояние закончится. Рвота, дрожь, а еще она снова увидит юрких черных существ, скалящихся на нее из трещин в стенах ночлежки, и услышит их невнятное бормотание. Это было куда сквернее дрожи и рвоты.

Послюнив правую ладонь, Полли пригладила волосы. Затем взялась за грязные тесемки камисоли и кое-как их завязала. Застегнув пуговицы, Полли выбралась из переулка и двинулась по Бакс-роу, напевая скрипучим, хрипловатым от джина голосом:


От невзгод не уберечься,
У судьбины свой каприз.
Что, милок, об этом печься?
Нынче вверх, а завтра — вниз…

На углу Бакс-роу и Брейди-стрит она вдруг остановилась. У нее затуманилось зрение. В голове зажужжало. Казалось, рядом кружит рой мух.

— Допилась, подруга, до чертиков! — застонала Полли.

Она подняла руки, обнаружив, что они дрожат. Полли наглухо застегнула кофту и зашагала быстрее. Ей требовалась новая порция джина, и как можно скорее. Она шла опустив голову. Мужчину, стоявшего неподалеку, она заметила в последнюю секунду, едва не налетев на него.

— Вот те на! — воскликнула Полли. — С какой адской сковородки ты соскочил?

— Согласна? — взглянув на нее, спросил мужчина.

— Не-а, мил человек. Нездоровится мне. Спокойной ночи.

Полли собралась уйти, но мужчина схватил ее за руку. Она повернулась, готовая ударить его другой рукой, и тут ее взгляд упал на шиллинг, зажатый между большим и указательным пальцем.

— О, недурное лекарство, — сказала Полли.

На его шиллинг и те четыре пенса она купит выпивку и крышу над головой. Этого хватит на сегодня, завтра и послезавтра. Как бы паршиво ей сейчас ни было, глупо отмахиваться от такого улова.

Полли и ее клиент молча двинулись в обратном направлении. Они шли мимо полуразвалившихся домов и высоких кирпичных складских зданий. Мужчина шагал быстро и уверенно. Чтобы поспевать за ним, Полли почти бежала. Судя по дорогой одежде, деньжата у него водились. Поди, и красивенькие часики в кармашке тикают. Его карманы она проверит потом, когда у него будет только одно на уме.

В конце Бакс-роу, возле входа на конюшенный двор, мужчина вдруг остановился.

— Не здеся, — морща нос, возразила Полли. — Идем к слесарням… отсюдова недалече.

— И здесь сгодится, — ответил мужчина, прижимая ее к двум ржавым листам железа, скрепленным висячим замком на цепи.

Это были ворота конюшенного двора.

Их окружала темнота, но от лица мужчины исходило странное свечение. Может, потому, что лицо бледное? Его черные глаза смотрели холодно. От одного их вида к горлу Полли подступила тошнота. «Боженька, сделай так, чтобы меня не вывернуло!» — мысленно взмолилась она. Только не здесь и не сейчас, иначе не видать ей шиллинга. Полли заставила себя дышать поглубже, веля тошноте убраться подальше. Вместе с воздухом она вдыхала запахи клиента: макассаровое масло, пот и что-то еще… Чем это от него пахнет? Чаем. Треклятым чаем!

— Могу и здеся, — ответила Полли на его слова.

Она задрала подол, устало глядя на клиента и ожидая, когда он начнет делать свое дело.

Черные глаза зло сверкнули, будто две масляные лужицы.

— Грязная сука! — процедил он.

— Э, голубок, давай без грубостей. И не рассусоливай, а то некогда мне… Чё оробел? Пособить?

Полли потянулась к нему. Мужчина шлепнул ее по руке:

— Ты всерьез думала, что спрячешься от меня?

— Эй, красавец, так ты будешь… — начала Полли.

Она не договорила. Мужчина вдруг схватил ее за горло и ударил о ворота.

— Убирайся! — закричала Полли, молотя по нему кулаками.

Он еще сильнее сдавил ей горло.

— Ты бросила нас, — сказал он; его глаза пылали ненавистью. — Бросила ради крыс.

— Сжалься! — прохрипела Полли. — Пощади, не калечь меня! Не знаю я ни про каких крыс. Клянусь… я…

— Врешь!

Полли не видела, как он выхватил нож. Она не успела вскрикнуть. Лезвие вонзилось ей в живот, прокалывая и разрывая внутренности. Мужчина быстро вытащил нож. Полли тихо застонала. Она смотрела на лезвие и не верила, что все это происходит с ней. Она выпучила глаза. Открытый рот напоминал большую круглую букву «О». Полли медленно и осторожно коснулась раны. Ее пальцы стали ярко-красными.

Она подняла глаза на убийцу и заглянула в лицо безумию. Из горла вырвался отчаянный, испуганный вопль. Взмахнув ножом, убийца ударил ее в горло. У Полли подогнулись колени. Ее окутала тьма и потащила в густой, удушающий туман — туман, который был глубже Темзы и чернее лондонской ночи. В нем сгинула ее душа.