— Я всегда клялась, что мои дети будут звать меня по имени, — призналась она. — Что буду воспитывать их как равных. Но, справедливости ради, я всегда себя представляла мамой девочек. Но четверо сыновей спустя… — она с несравненной элегантностью пожала плечами.
С объективной точки зрения матушка Грэйсона вела себя, пожалуй, чересчур вызывающе. Но с субъективной — ее энтузиазм заражал.
— Дорогуша, вы не будете возражать, если я спрошу, когда у вас день рождения?
Этот вопрос застал меня врасплох. Рот у меня был. Функционировал он исправно. Но я не поспевала за собеседницей и не успела и слова проронить, как та уже коснулась моей щеки.
— Скорпион? Или Козерог? Ну явно же не Рыбы…
— Мама, — одернул ее Грэйсон, а потом поспешно исправился: — Скай.
И только спустя пару мгновений я поняла, что это, видимо, и есть ее имя, и Грэйсон произнес его в шутку, чтобы прервать этот астрологический допрос.
— Грэйсон — славный мальчик, — заверила меня Скай. — Даже слишком. — Она подмигнула мне. — Ладно, успеем еще поболтать!
— Не уверена, что в планах мисс Грэмбс — остаться тут надолго. Возможно, придется обойтись и без бесед у камина и раскладывания карт Таро. — К разговору присоединилась вторая дама — ровесница Скай, а может, чуть старше. И если мать Грэйсона отличалась чрезмерной болтливостью и пышностью наряда, то незнакомка была одета в строгую юбку-карандаш и жемчуга.
— Я — Зара Хоторн-Каллигарис, — представилась она, скользнув по мне взглядом — не менее суровым, чем ее лицо. — Если вас не затруднит, расскажите, откуда вы знаете моего отца?
В сводчатом холле повисла напряженная тишина. Я сглотнула.
— Мы не были знакомы.
Я снова почувствовала на себе взгляд Грэйсона. Спустя мгновение, показавшееся мне целой вечностью, Зара натянуто мне улыбнулась.
— Что ж, очень признательны вам за визит. Последние недели выдались непростыми — уверена, вы понимаете, о чем я.
А все потому, что мы никак не могли с вами связаться, — мысленно закончила я за нее.
— Зара? — окликнул ее мужчина с черными блестящими волосами, зачесанными назад, и положил руку ей на талию. — Мистер Ортега хочет с тобой переговорить.
Незнакомец — я решила, что это муж Зары, — не удостоил меня даже взглядом.
Зато Скай сполна компенсировала его безразличие — причем не раз.
— Моя сестрица перебрасывается с людьми парочкой слов. А я затеваю разговоры, — пояснила она. — Чудесные разговоры! Честно говоря, так и получилось, что я стала матерью четверых сыновей. А все благодаря волшебным, приватным разговорам с четырьмя замечательными мужчинами…
— Готов тебе заплатить, чтобы ты избавила нас от подробностей, — сказал Грэйсон, поморщившись, точно от боли.
Скай потрепала сынишку за щечку.
— Взятки. Угрозы. Откупы. Все же Хоторнову натуру не скрыть, даже если бы ты, золотце мое, попытался. — Она многозначительно мне улыбнулась. — Недаром мы его называем престолонаследником.
Когда она произнесла это слово — престолонаследник, — в ее тоне — да и во взгляде Грэйсона — что-то разительно переменилось, наведя меня на мысль о том, что я страшно недооценила масштабы нетерпения, с каким Хоторны дожидаются чтения завещания.
Они ведь тоже не знают, о чем в нем говорится. Мне вдруг показалось, что я ступила на арену, не имея ни малейшего представления о правилах игры.
— А не пройти ли нам в Большую залу? — спросила Скай, обхватив руками наши с Грэйсоном плечи.
Глава 8
Большая зала была примерно на треть меньше холла. Посреди нее располагался огромный каменный камин, украшенный фигурками горгулий. Выглядели они совсем как живые.
Грэйсон усадил нас с Либби на кресла с подголовниками, извинился и направился в противоположную сторону, где стояли три пожилых джентльмена в костюмах и разговаривали с Зарой и ее супругом.
Юристы, — догадалась я. Через несколько минут к ним примкнула и Алиса, а я тем временем разглядела остальных, кто присутствовал в комнате. Тут была супружеская пара «белых» — на вид им было лет по шестьдесят. Темнокожий мужчина примерно на пятом десятке с военной выправкой, который стоял спиной к стене, так, чтобы оба выхода оставались в поле его зрения. Ксандр в компании, по всей видимости, еще одного из братьев Хоторнов. Этот был старше — лет двадцать пять на вид. Судя по прическе, в парикмахерской он не был давно. Одет он был в костюм, а на ногах красовались ковбойские сапоги — как и мотоцикл у дома, они явно знавали лучшие времена.
Нэш, — подумала я, припомнив имя, названное Алисой.
Наконец к толпе присоединилась дама в преклонных летах. Увидев ее, Нэш предложил ей руку, но она предпочла Ксандра. Он подвел ее прямо к Либби и объявил:
— Это ба. Великая женщина. Настоящая легенда.
— Ой, скажешь тоже, — сказала дама, похлопав парня по руке. — Я — прабабушка этого негодника, — пояснила она и с немалым трудом уселась в соседнее кресло. — Стара как мир, а вреднее вдвое!
— На самом деле бабуля и мухи не обидит, — беззаботно заверил меня Ксандр. — А я — ее главный любимчик!
— Никакой ты не любимчик, — проворчала она в ответ.
— Да ладно тебе, во мне же все души не чают! — просияв, заявил Ксандр.
— Ты неисправим, весь в дедушку, — заметила прабабушка. Она закрыла глаза, и я заметила, что руки у нее слегка подрагивают. — Страшный был человек, — заявила она, но в ее тоне мелькнула нежность.
— Мистер Хоторн приходился вам сыном? — мягко спросила Либби. Как человек, работающий с пожилыми пациентами, она знала к ним подход и была прекрасным слушателем.
Прабабушка не упустила возможности усмехнуться.
— Зятем.
— В нем она тоже души не чаяла, — пояснил Ксандр. В его словах слышалась какая-то горечь. А ведь мы собрались вовсе не на похороны. Тело мистера Хоторна наверняка предали земле аж несколько недель тому назад, но я отчетливо ощутила скорбь — можно даже сказать, почуяла ее дух.
— Эйв, ты как, в порядке? — спросила Либби. Мне вспомнились слова Грэйсона о том, что у меня очень выразительное лицо.
Лучше уж думать о Грэйсоне Хоторне, чем о похоронах и скорби.
— В порядке, — заверила я Либби. Хотя это была ложь. Даже через два года после смерти мамы меня нет-нет да и накрывала тоска — мощная, как волна цунами. — Пойду проветрюсь немного, — сказала я, натянуто улыбнувшись. — Глоток свежего воздуха мне сейчас не помешает.
У порога меня перехватил супруг Зары.
— Куда это вы? — поинтересовался он, схватив меня за локоть. — Мы вот-вот начнем.
Я высвободилась из его хватки. Плевать, кто все эти люди. Никто не давал им права меня трогать.
— Мне говорили, что у мистера Хоторна было четверо внуков, — ледяным тоном произнесла я. — По моим подсчетам, в зале не хватает одного. Я вернусь через минуту. Вы и не заметите, что я уходила.
В итоге я оказалась не у парадных дверей, а на заднем дворике — если его вообще можно было назвать «двориком». Кругом царили аккуратность и чистота. Тут был фонтан. Сад скульптур. Оранжерея. А вдаль — сколько хватало глаз — простирались земли. Тут были и поля с лужайками, и лесистые участки. Но, всматриваясь в эту даль, нетрудно было представить, что человек, решившийся дойти до линии горизонта, обратно вернуться уже не сумеет.
— Коли «нет» — это «да», а «однажды» — «никогда», то сколько сторон у треугольника? — послышалось сверху. Я подняла глаза и увидела парня, сидевшего на кованой балконной ограде, опасно наклонившись вперед. И пьяного.
— Вы сейчас упадете, — сказала я.
Он ухмыльнулся.
— Интересное предложение.
— Это не предложение.
Парень лениво улыбнулся.
— Ну, вообще-то, делать Хоторнам предложение — большая честь, — заметил он. Волосы у него были темнее, чем у Грэйсона, но светлее, чем у Ксандра. Рубашки не было вовсе.
Отличное решение, учитывая, что на дворе зима, — язвительно подумала я, но не сдержалась и скользнула взглядом по его телу. Он был стройный и гибкий, а на животе отчетливо выступали мускулы. От ключицы до бедра тянулся длинный тонкий шрам.
— А вы, должно быть, та самая Таинственная Незнакомка, — предположил он.
— Я Эйвери, — поправила я его. На улицу меня выгнало желание спрятаться ненадолго от Хоторнов и их горя. Но на лице этого парня не было и тени беспокойства, точно жизнь для него состояла из одних лишь радостей. Точно он вовсе не горевал так же сильно, как те, кто остался в доме.
— Как скажете, ТН, — парировал он. — Можно я буду звать вас ТН, а, Таинственная Незнакомка?
Я скрестила руки на груди.
— Нет.
Он закинул ноги на кованую ограду и встал. Его сильно пошатывало, и на мгновение меня объяло леденящее кровь предчувствие. Он скорбит и пьян до чертиков. Когда умерла моя мама, я не позволяла себе опуститься до саморазрушения. Но это не значило, что меня не тянуло к нему.
Он переместил вес на одну ногу, а вторую вытянул вперед.
— Осторожно! — воскликнула я, но не успела ничего добавить, как парень подскочил и схватился за ограду руками, застыв в вертикальном положении. Ноги болтались в воздухе безо всякой опоры. Я видела, как напряглись спинные мышцы, вздыбившиеся над лопатками, пока он опускался… а потом он разжал руки.