— Дел?

— Погоди, я зажгу спичку. — Я услышала, как она прошмыгнула мимо и стала ощупывать полки, потом встряхнула коробку спичек, вытащила одну и зажгла ее. В маленьком помещении заиграли оранжевые отблески. Дел сняла с полки старую банку из-под повидла со свечой внутри и зажгла ее. Потом она задула спичку и поднесла огарок свечи к моему лицу, словно изучая меня и не вполне понимая, кем я могу оказаться.

— Ладно. Если я покажу тебе мой секрет, обещай никому не говорить. Ты должна поклясться. — Ее бледные глаза смотрели прямо на меня и, казалось, проникали в мозг прямо до затылка.

— Хорошо.

— Жизнью клянешься?

— Да, — пробормотала я. Она отодвинула свечу от моего лица и поставила ее на полку рядом с пыльными банками консервированных помидоров.

— Скажи: «Чтоб мне сдохнуть, если я вру».

— Чтоб мне сдохнуть, если я вру, — повторила я.

— У меня есть татуировка, — сообщила Дел. Она начала расстегивать свою грязную желтую рубашку с вышитыми цветными лассо, ковбойскими шляпами и лошадями.

Я хотела попросить, чтобы она остановилась, что я верю ей на слово и не хочу смотреть, но было уже поздно. Она сняла рубашку. К моему облегчению, под рубашкой оказалась замызганная белая майка с крошечным белым цветком, пристроченным в центре горловины. Дел быстро задрала майку, и я смущенно опустила глаза, думая о том, что, наверное, все истории, которые мы слышали, были правдой. Тем не менее я была здесь, в погребе, вместе с Картофельной Девочкой. О чем я только думала? Если об этом когда-нибудь станет известно в школе… Я передернула плечами, мучительно стараясь найти предлог, чтобы поскорее уйти отсюда. Запах грязи стал невыносимым.

— Ты будешь смотреть, или как? — спросила она.

Я медленно перевела взгляд с утоптанного земляного пола на обнаженное туловище Дел.

Дел была тощим ребенком; я практически могла пересчитать ее ребра. Она выглядела как человек, лишившийся всех красок, — даже ее соски казались бледными. И там, на ее костлявой грудной клетке, над тем местом, где, по моему мнению, находилось ее сердце, стояла буква «М». Я наклонилась поближе, чтобы лучше видеть, стараясь забыть о том, что смотрю на кожу незнакомой девочки, и не просто на кожу, но на то место, где однажды появится грудь. Я уже замечала очертания будущих грудей: легкие выпуклости, выглядевшие совсем неуместно на ее худом теле. Но мой взгляд был прикован не к ее выпуклостям, отличавшимся от моей собственной плоской груди, а к татуировке.

Это была рукописная заглавная буква «М» с изящно выведенными завитками. Татуировка была наколота черными чернилами довольно недавно, так как кожа вокруг оставалась красной и припухшей. Она выглядела немного воспаленной. Я подумала о том, как это было больно, и попятилась.

Единственной татуировкой, которую я видела в своей жизни, был выцветший якорь на предплечье одного из ухажеров моей матери, который служил на флоте. Морячок Папай тоже носил татуировку, но мультфильмы были не в счет; они ничего не значили в теперешней ситуации.

Я пыталась выглядеть безучастной… но татуировка? У пятиклассницы? Теперь Дел казалась еще более чуждым существом, чем раньше.

— Что значит «М»? — спросила я.

— Этого я не могу сказать. — Она улыбнулась, довольная силой своей тайны.

— А кто сделал тебе татуировку?

— Кто-то особенный.

— Тебе было больно?

— Не очень.

— Кажется, что тебе и сейчас больно.

— Это хорошая боль.

Я не стала спрашивать, какой может быть плохая боль. У меня не было возможности спросить еще о чем-то, поскольку дверь распахнулась, и погреб заполнился светом. Я посмотрела наверх и увидела силуэт нескладного парня, стоявшего на другом конце лестницы.

— Дел, какого черта ты там делаешь? И кто там с тобой? Господи, вы целуетесь, или еще что? — Голос парня был скрипучим, словно у него болело горло и он не мог говорить громко.

Дел быстро отвернулась и натянула майку.

— Проваливай, Никки! — крикнула она, стоя к нему спиной, и я поняла, что вижу того, кто убил ворону. Я прищурилась от света, бьющего в глаза, и попыталась разглядеть его черты. Мне удалось увидеть растрепанные светлые волосы и несуразно длинные руки, свисавшие по бокам, как у обезьяны. Руки орангутанга. Когда глаза привыкли к свету, я увидела, что паренек был настолько загорелым, насколько Дел была бледной. Темнокожий подросток-обезьяна в рваных джинсах и белой футболке. Тяжелые рабочие ботинки на здоровенных ногах.

— Хорошо, я свалю отсюда, — произнес он скрипучим голосом. — Свалю прямо домой и расскажу папе, что я сейчас видел.

— Ты дерьмо! — Дел плюнула в его сторону.

— Кто твоя подруга? — спросил он, хитро улыбаясь тонкими губами.

— Не твое собачье дело, — отрезала Дел.

Парень рассмеялся, и на его бронзовом лице блеснули белые зубы. Потом он отошел от двери.

— Ну и дела. Не хотел бы я оказаться на твоем месте. Папуля устроит тебе знатную взбучку.

С этими словами он потопал к дому, оставив дверь погреба открытой.

— Тебе лучше уйти, — велела Дел. — А завтра приходи снова. Встретимся в поле после школы. У вороны, ладно?

— Ладно, — отозвалась я.

Она бегом поднялась по лестнице, остановилась наверху и крикнула мне «Увидимся, аллигатор!» [Часть шутливого американского рифмованного обмена прощальными фразами: «До свиданья, крокодил!» — «Увидимся, аллигатор!».], прежде чем помчаться к дому вслед за братом.

Я задула свечу и медленно поднялась по деревянной лестнице, а когда подошла к двери, то внимательно посмотрела направо, а потом налево. Вокруг никого не было, поэтому я устремилась вперед, не осмеливаясь обернуться и посмотреть на дом, в сторону Дел и Ника. Я пробежала мимо свиней с бритвенно-острыми зубами, мимо лошадиного выпаса с хромым пони, через шпинат, морковь и свеклу, а потом через поле зеленого горошка, где мертвая ворона по-прежнему свисала с провода, как сломанная марионетка.

У края поля начинался лес, и я нашла тропинку, которая приведет меня на вершину холма Буллраш, прямо в Нью-Хоуп. До дома было всего-то пятнадцать минут ходьбы, но после встречи с Дел мне казалось, что он находится в нескольких световых годах отсюда. За один час Дел показала мне целую далекую вселенную со своими правилами и опасностями. Теперь я не могла дождаться, когда вернусь туда.

Глава 2

7 ноября 2002 года

— Я знаю, кто ты такая.

Это были первые слова, которые я услышала от матери, когда вернулась домой и обняла ее на пороге. Ее тело было вялым и безразличным, руки с плотно забинтованными кистями безвольно висели по бокам. Мамины руки. Я преодолела три тысячи миль ради встречи с ней, а она даже не обняла меня в ответ. Я неловко отодвинулась от нее. Мамочка встречается с Девочкой-Роботом. Теперь нам был нужен лишь Лон Чейни или Бела Лугоши [Лон Чейни-младший (1906–1973) — американский актер, наиболее известный ролями монстров в классических фильмах ужасов. В частности, снимался в фильмах «Сын Дракулы» и «Франкенштейн». Бела Лугоши (1882–1956) — американский актер венгерского происхождения, наиболее известный исполнением роли Дракулы в одноименном фильме. Интересно, что эта роль была предназначена для Лона Чейни-старшего, но он умер до начала съемок.], и мы могли бы сниматься в кино.

— Как хорошо снова видеть тебя, ма. — Я выдавила улыбку.

— Я знаю, кто ты такая, — повторила она.

Она стояла передо мной, вся растрепанная, в поношенной фланелевой ночной рубашке. Ее волосы, — длинные, прямые и белые, как березовая кора, — были сальными и спутанными. На ногах — кроссовки с развязанными болтающимися шнурками. На подбородке виднелось что-то вроде засохшего яичного желтка. Я подавила желание спросить: «Да, ты знаешь меня, но, черт возьми, кто ты такая?»

Я только что потратила целый час на безрадостное совещание с Рейвен и Гэбриэлом — двумя оставшимися старшими членами общины Нью-Хоуп, не считая моей матери. Третьей была Опал, двенадцатилетняя дочь Рейвен, которая появилась где-то посередине нашей встречи с велосипедной цепью в руках.

— Ребята, вы не видели большой гаечный ключ? — поинтересовалась она, когда торопливо вошла в комнату, по пути опрокинув стул. Цепь, покрытая смазкой, болталась в грязной руке. На ней была натянула задом наперед бейсболка и надета бело-голубая спортивная студенческая куртка с именем другой девочки на нагрудном кармане.

Опал довольно сильно изменилась за последние два года. Она выросла и похудела и, несмотря на развязный вид, выглядела более изящной, чем нескладная девочка, которую я так хорошо помнила.

Когда она повернулась и увидела меня, ее лицо расплылось в широкой улыбке. Она выронила цепь и крепко обняла меня запачканными смазкой руками.

— Я думала, ты приедешь вечером, — сказала она. — Боже, мне нужно сделать миллион дел прямо сейчас: я должна починить велосипед и встретиться с кое-какими друзьями. Но потом я найду тебя. Завтра, ладно? Завтра я покажу тебе много новых трюков. Я полностью отработала прыжок с амбара и даже делаю сальто на лету! И я достала ту классную книжку про бродячих актеров с отличными картинками. Ты должна ее увидеть!

Опал была худой веснушчатой девочкой, которая с семи лет твердила, что хочет стать акробаткой, исполняющей опасные трюки. Во время моего последнего визита она в двух местах сломала руку, когда спрыгнула со старого сеновала в большом амбаре.

Рейвен уехала в Рутленд по срочному делу, и мне пришлось отвезти Опал в пункт неотложной помощи и сидеть рядом с ней, пока она ждала медицинского осмотра. Она выглядела очень потрясенной, но не из-за падения, а из-за того, что произошло в амбаре перед прыжком. Она утверждала, что на сеновале рядом с ней кто-то был, но когда Гэбриэл пошел проверить, то нашел лишь ржавые вилы, прислоненные к стене, и несколько комков гнилого сена.