Тринадцатого августа погиб мой папа год спустя.

Тринадцать.

Тринадцать.

Тринадцать.

Конечно же, это число многими считается несчастливым.

Но считаться и стать им — разные вещи. Для меня оно все равно что растяжка от мины, чека на гранате, обрыв.

А теперь, быть может, и что-то еще.

Ребенком я выиграла в самой ужасной из всевозможных лотерей жизни. Шансы на выигрыш в ней были так же ничтожны, как сейчас; победа так же маловероятна.

Я стою, уставившись на выбранные мной числа, выведенные внизу экрана в одну линию. Они похожи на математический пример, который мне никак не решить.

— Тринадцать? — не мигая глядит на меня Тедди.

— Тринадцать, — оцепенело повторяю я. В горле так пересохло, что трудно говорить. Я несколько секунд молча смотрю на него, затем насколько возможно спокойным голосом спрашиваю: — Ты ведь сможешь найти билет?

Тедди огибает диван и идет ко мне, но не обычным своим гордым шагом с самодовольным видом, а как-то робко и несмело. И я только сейчас замечаю на его футболке принт: изображение трилистника с надписью «Счастливчик», напечатанной под ним блеклыми белыми буквами.

— Ты хочешь сказать…

— Нет, — поспешно отвечаю я.

Тедди шумно выдыхает, почти с облегчением на лице:

— Нет?

— То есть… да.

— Черт, Эл! Так «да» или «нет»?

Я тяжело сглатываю.

— Мне нужно убедиться. Не хочу… Не хочу зазря обнадеживать тебя. Но…

— Но?..

— Мне кажется…

— Ну?

— Похоже, мы… — Сердце бьется как сумасшедшее. — Похоже, ты выиграл.

Тедди с секунду ошалело таращится на меня, осмысливая услышанное, затем его глаза округляются.

— Да! — громко кричит он, победно выбросив вверх кулак и крутанувшись на месте юлой. — Ты это серьезно? — Он снова бьет воздух кулаком. — Мы выиграли?

— Мне кажется…

Тедди не дает мне закончить — обхватывает меня руками, отрывает от земли и кружит. Мы оба смеемся. Обняв его за шею, я прижимаюсь лицом к «счастливой» зеленой футболке, пахнущей пóтом и стиральным порошком, и не обращаю внимание на головокружение.

Когда Тедди опускает меня, его глаза сияют так же, как вчерашней ночью.

— Мы правда выиграли? — тихо спрашивает он.

— С днем рождения, — улыбаюсь я.

И прежде чем я успеваю осознать происходящее, прежде чем успеваю подготовиться и запомнить выражение лица Тедди и форму его губ — то, о чем бы мне хотелось вспоминать позже, проигрывая случившееся в голове, — он наклоняется и целует меня. И все ошеломительное, свершившееся до этого: лицо Тедди рядом с моим; выигрышные числа на экране телевизора; пошатнувшийся мир при произнесенном ведущей слове «тринадцать»; размытые краски комнаты при кружении в руках Тедди, — все это ничто в сравнении с нашим поцелуем.

Мое сердце заходится, ухает вниз и взлетает вверх — так действует на него Тедди. Я и не знала, что оно может вознестись в такую высь. Даже представить этого не могла, множество раз воображая наш поцелуй.

Тедди чуть не искрит от возбуждения — он точно воздушный шарик, готовый лопнуть, или газировка, готовая пролиться пеной, — я ощущаю это в его поцелуе, в том, как он впивается в мои губы и крепко прижимает меня к себе.

Затем столь же внезапно, как поцеловал, он меня отпускает.

Все еще ошеломленная, я делаю шаг назад. Меня пошатывает.

— Это безумие, — выдыхает Тедди и принимается скакать по квартире. Вприпрыжку несется на кухню, затем галопом возвращается к телевизору и нервно запускает пальцы в волосы. Те встают торчком, будто их кто-то наэлектризовал.

До меня не сразу доходит, что он имеет в виду не поцелуй, а лотерею.

Я молча наблюдаю за мечущимся по квартире Тедди.

В мыслях только одно: «Он только что меня поцеловал». В них нет места даже для чего-то столь значимого, как выигрыш миллионов долларов.

Тедди Макэвой только что меня поцеловал.

Возможно, ночное происшествие не было ошибкой. Не было случайностью.

Возможно, оно было началом.

По телу бежит восторженная дрожь.

— Что в таком случае нужно делать? — спрашивает Тедди и, когда я в ответ лишь недоуменно моргаю, нетерпеливо восклицает: — Эл! Сосредоточься! Что нам нужно сделать? Позвонить адвокату? Спрятать билет? Я вроде слышал, его следует держать в сейфе. Где нам его взять? Вместо сейфа использовать банку для печенья? Может, погуглим, как быть?

— Думаю, для начала, — реагирую я, наконец взяв себя в руки, — нужно этот самый билет найти.

— Точно. — Тедди резко останавливается. — Точно!

И продолжает стоять, будто ожидая дальнейших инструкций.

— Проверь, нет ли его в твоих карманах, — советую я. Сердце никак не унимается и гулко бьется в груди.

Тедди исчезает в своей комнате и появляется через несколько секунд. В его глазах плещется отчаяние.

— Там его нет, — говорит он с посеревшим лицом, обхватывает голову руками и сдавленно стонет: — Я не знаю где… Понятия не имею, куда его дел. Я — идиот. Идиотище.

— Успокойся. Билет должен быть где-то здесь. Не испарился же он.

Мы лихорадочно обыскиваем всю квартиру — комнату за комнатой, наводя беспорядок там, где только что убрались, — будто оголтелые игроки в «Охоту на мусор». Роемся в ящиках и заглядываем под кровать, распахиваем дверцы шкафов и перетряхиваем всю одежду. Перебираем в ванной комнате мусорную корзину и обшариваем все кухонные полки. Мы даже перелопачиваем мусорные пакеты у двери, хотя я сама их собрала и уверена — билета в них нет. Просто что еще нам остается делать?

Перемещаясь по квартире, мы с Тедди то и дело задеваем друг друга, и в моем мозгу снова и снова проносится мысль: «Тедди Макэвой меня поцеловал». Мне безумно хочется притянуть его к себе, встать на цыпочки и накрыть его губы своими.

Однако, когда Тедди начинает искать билет под холодильником, я бросаюсь к нему и, отпихнув его в сторону, предлагаю сделать это самой.

— У меня руки тоньше, — объясняю я, прижимаясь пылающим от смущения лицом к холодной плитке пола и шаря ладонью под холодильником. Билета там нет, и я встаю с пустыми руками.

Тедди хмурится:

— Пойду в душе посмотрю.

— В душе? — Я иду за ним в ванную. — Ты вчера его не принимал.

— Знаю. Но мы уже все обыскали. — Он отдергивает занавеску и забирается в ванну. Нагибается, чтобы вытащить из сливного отверстия пробку.

Видя в глазах Тедди панику, я кладу ладонь на его плечо:

— Тедди. Сомневаюсь…

— Речь о миллионах, Эл. — Он выпрямляется с перекошенным от волнения лицом. — Что, если я его выбросил?

В голове словно что-то щелкает, и я тихо стучусь лбом о косяк.

— Ты чего? — Тедди переступает бортик ванны.

— Я знаю, где билет, — простанываю я. — Мы только там его не искали.

— Где?

— Надевай куртку.

— Что?

— Куртку, говорю, надевай, — повторяю я, направившись к входной двери. — Нам придется изрядно покопаться.

8

Мы стоим на улице, уставившись на синий мусорный бак. Тонкий слой снега покрывает сложенные в нем горкой полиэтиленовые пакеты, точно сахарная пудра — бесформенный десерт. Сам бак грязный, скользкий и мокрый, в каких-то коричневых пятнах и лужицах. Мы таращимся на него, еще не готовые нырнуть в его нутро. Сверху раздается резкий и громкий звук, затем что-то с грохотом летит вниз по мусоропроводу. Мгновением позже на пакеты с глухим шлепком сваливается коробка пиццы.

Тедди подходит ближе.

— Не в тот бак, кретин! — кричит он, сложив ладони рупором возле рта. Потом переводит взгляд на меня и пожимает плечами: — Такой мусор подлежит вторичной переработке.

Рассмеявшись, я киваю на бак:

— Готов?

— А почему я?

— Потому что это твой билет.

— Но ты же его купила. И это ты его выбросила.

— Я вынесла мусор, — возражаю я, подмечая, как быстро и безотчетно мы вернулись к нашим обычным взаимоотношениям. — А билет выбросил ты. И, найдя его, богатым станешь тоже ты.

Тедди демонстративно вздыхает, и из его рта в морозный воздух вылетает облачко пара. Этим утром небо ясное — ночью снегопад прекратился, но аллею за зданием еще не очистили от снега, и сугробы здесь доходят до самых колен.

Глядя на бак, Тедди вытирает нос рукавом куртки.

— Как этот пакет выглядит? — спрашивает он.

— Это мусорный мешок. Как он, по-твоему, выглядит?

— Ну да, точно. Но он черный или белый? Бумажный или полиэтиленовый?

— Белый. Полиэтиленовый. — Я подхожу к баку и заглядываю в него, поднявшись на цыпочки. Под снегом свалены десятки однотипных полиэтиленовых мешков.

— Зашибись, — ворчит Тедди за моей спиной. — Радует одно — белый мешок будет не сложно отыскать.

— Помочь? — спрашиваю я, но он уже перемахнул через борт мусорного бака.

Держась за кромку и бряцая по металлу ботинками, он висит на нем как обезьянка. Освободив одну руку, выуживает из бака два белых мешка и перекидывает через борт. Я еле успеваю отскочить, чтобы один из них не попал в меня, а Тедди уже спрыгивает на землю, взметая снег.

Мы торопливо развязываем мешки, открываем их и заглядываем внутрь. Наверху первого лежит яичная скорлупа, огрызок от яблока и вскрытые конверты для Эй. Дж. Линка. Естественно, дальше мы не лезем. Второй забит мелко порванной бумагой: старыми счетами, банковскими выписками и конвертами.